Мои пять копеек к флэшмобу о подарках

Моя лепта во флэшмоб о самом оригинальном подарке.

Покажу два подарка - оба из "Этайн, дочери Хранительницы". В первом случае, правда, не столько сам подарок оригинален, сколько даритель. В общем, подарок судьбы.

Огромная плакучая ветла нависла над старицей Эйвона, свесила длинные косы ветвей в воду, словно задумавшаяся озерная дева. Бог весть сколько лет прошло с тех пор, как проросла ветла из крошечного семечка, принесенного ветром из окрестных ивовых зарослей. Год за годом набирала она силы, всё выше и выше поднимаясь над речной поймой, расцветала каждую весну зеленоватыми медвяными сережками, привечала сладким нектаром шмелей и земляных пчел, потом рассылала с ветром во все стороны пушистые семена. И никто, кроме докучливых жуков и гусениц, объедавших листья, не тревожил потом ветлу до самой осени, до самого листопада.

Но бывали в долгой жизни старой ветлы и такие события, которых, обладай она человеческой памятью, не забыла бы никогда. Давным-давно, когда ветла была совсем юной, собралось как-то раз ни с того ни сего вокруг раскинувшегося неподалеку города множество злых и беспокойных людей: шумели, звенели железом, кидали за стены стрелы и огонь. А под вечер, когда город запылал, прибежали к ветле двое человеческих детишек — мальчишка и девчонка, перепуганные, заплаканные. Детишки просидели под ней всю ночь, дрожа от холода и переговариваясь друг с другом тоненькими жалобными голосами. А потом, чихая и шмыгая простуженными носами, опять пустились в путь — и растаяли в густом утреннем тумане. Но на память о них осталась ветле позабытая игрушка — бронзовый рыцарь: положил ее мальчишка в развилку между веточками, а уходя, там и оставил — да так потом и не вернулся. Вот и вросла фигурка в ствол, скрылась глубоко под корой.

Редко-редко появлялись с той поры люди возле ветлы: иной раз забредал к ней охотник или рыболов, а однажды назначили друг другу свидание влюбленные. И если бы деревья умели удивляться, старая ветла непременно удивлялась бы каждому такому гостю.

А сейчас вот подбежала к ветле запыхавшаяся рыжеволосая девушка в перепачканном зеленом платье. Подбежала, испуганно огляделась вокруг, чуть отдышалась — да вдруг и взобралась на толстую ветвь. Устроилась на ветле, полюбовалась на ее косы-ветви — а потом и свои собственные волосы принялась переплетать в две косы.

* * *

На родине, на Эрине, Орли как раз с косами и ходила, а вот на Придайне носить их не осмеливалась: у бриттов-то косы только те женщины заплетают, что на войне сражаются. А здесь, в стране саксов, вдруг решилась: эти-то, поди, ответ за косы держать не заставят. Зато пока она их заплетет — может, и мысли в порядок придут!

И правда, пока Орли, сидя на суку, занималась своими волосами, она совсем успокоилась. А как посмотрелась потом в озерцо, как на отражение на свое полюбовалась — так и вовсе расхрабрилась. Ну спросит у нее кто-нибудь про косы — так и что́ с того: можно подумать, она пращи в руках не держала? Еще и как держала — а когда позапрошлым летом эоганахтские разбойники напали на их хутор, она одному из них та́к в плечо камнем залепила, что того потом на руках унесли! Может, ей косы на Придайне как раз и положены! А фэйри этот носатый — чего его бояться? Это пусть о́н ее боится, само́й Орли, дочери Кормака Мак-Бриана из славного и древнего клана Дал Каш!

И так размечталась она, сидя на ветке, что не заметила, как та стала вдруг подозрительно потрескивать под ее весом. А потом Орли неожиданно очутилась на мягкой мокрой земле, посреди сочной луговой травы — хорошо, хоть не в воде!

Однако же опомнилась быстро. Сначала даже обрадовалась — тому, что не ушиблась. Потом посмотрела на ветлу — а у той сук отломился, на земле валяется. Вот ведь ужас какой! Ветла-то старая, могучая — а значит, запросто может быть непростая, волшебная! К тому же ветлы — они ведь тоже ивы, а ивы — деревья добрые и нужные, без их прутьев на Эрине ни дома, ни курраха не построишь. А уж как почитают их филиды и барды — даже сухой ивовой хворостины в костер ни за что не положат: разве ж можно жечь дерево стихотворцев! И ши — те, сказывают, тоже ивы любят и опекают. Ши... Ох, Этнин, Этнин, где же ты теперь?!

Поднявшись и кое-как, по-быстрому, отряхнув платье от сора, испуганная Орли устремилась к ветле — просить у той прощения за нечаянно нанесенную страшную рану. Рухнула перед деревом на колени, прижалась к нему всем телом, обхватила руками покрытый желтыми пятнами лишайника ствол, зашептала древние, от бабки слышанные, слова извинения... Надо бы по-хорошему потом принести жертву древним богам — да только христианка Этнин наверняка рассердится, если об этом узнает, а разве от ши такое скроешь!

А когда опомнилась Орли, то голову подняла да на ствол старой ветлы глянула — и остолбенела. Потому что как раз на изломе сука увидела черную фигурку — крошечного человечка. Не утерпела, протянула руку, до фигурки дотронулась — а та и упала ей прямо в подол. Выходит, простила ее старая ветла, да еще и отдарилась!

С фигуркой в руке выбралась из поймы, пошла назад, в деревню, — а куда ж деваться еще, если впереди река, а слева и справа болото? И едва лишь выбралась на твердую землю — тут же, откуда ни возьмись, вновь встречает ее «фэйри-лицедей»! Смотрит на нее своими зенками бесстыжими, лыбится как ни в чем не бывало:

—Ну, здравствуй опять, Орли! В который раз за день уже встречаемся — видать, одна у нас все-таки с тобой дорога! Ишь ты, с косами: никак на войну собралась?.. О, а что это у тебя в руке? А ну-ка, покажи!

Насупилась Орли, зажала фигурку в кулаке покрепче.

—Не дам! Это подарок мне — от волшебной ивы!

И тут же смутилась. Видела бы ее сейчас Этнин — вот бы посмеялась! А может быть, и разозлилась бы, назвала бы — как это? — суеверной, что ли? И почему-то подумалось вдруг Орли, что если сейчас она себя преодолеет, то и гейсы никакие станут не страшны — ни ей, ни Этнин! И, вздохнув, Орли решительно протянула фигурку «лицедею».

А тот повертел подарок ветлы в руках, рассмотрел со всех сторон — да и вернул обратно — как будто ничего особенного и не случилось. Потом, правда, заговорил все-таки, только вот совсем не то сказал, что ожидала:

—Ты береги этого рыцаря, Орли. Память это — о тех, кто жил в Бате прежде, до прихода саксов. Может, и выручит он тебя чем, кто знает? — и вдруг добавил: — А о старой ветле не печалься: они и не от такого легко оправляются.

Второй подарок тоже не то чтобы оригинален. Просто это завещание, оформленное кому-то как передача во временное пользование, а кому-то как дар.

Пристроив громоздкую крышку у себя на коленях, Танька погрузилась в чтение. С непривычки пришлось водить пальцем по строчкам. Мама – та вообще умела считывать огам рукой, наощупь. У Таньки так не получалось. Но этого и не требовалось: света для ее зрения вполне хватало. Как ни странно, написано было по-бриттски, так что штрихи легко складывались в слова. И в освещенном маленькой масляной лампой помещении вскоре зазвучал тихий, но взволнованный голос сиды:

– Любезным друзьям моим Эрку ап Кэю ап Касуину ап Йестину ап Бенезеку ап Зетару из клана Вилис-Румон и жене его Гвенифер верх Мадрон ап Маррек ап Керезик ап Уителл ап Эловен, ныне состоящей в том же самом клане. Я, Хродберт, сын Радалинды верх Храмн, уроженки города Териваны, что в Австразии, будучи свободным человеком вне кланов и племен и находясь в трезвом уме и твердой памяти, поручаю вам беречь дом, доверенный мне думнонским кланом Плант-Дубногарт, до тех пор, пока я не вернусь с острова Авалон, и разрешаю вам пользоваться этим домом и всем находящимся в нем имуществом, ни в чем себе не отказывая. Если я задержусь на острове так долго, что заботиться об этом доме вам станет уже не под силу, то передайте его на тех же условиях своему сыну Беорну. Если же вы сочтете этот труд для себя непосильным или неподходящим, то смело возвращайте дом клану Плант-Дубногарт и не тревожьтесь обо мне.

Сыну своему Родри ап Хродберту я передаю в дар свиток с волшебными письменами, в свое время присланный мне отцом, Альбероном из народа Дон, и дарующий своему владельцу способность получать всё, чего бы он ни пожелал. Прошу, однако, хранить эту вещь при себе упомянутому выше Эрку ап Кэю с тем, чтобы не ранее чем через три года передать ее Родри, предварительно убедившись, что тот по-настоящему овладел моими умениями и использует их только против злых людей и в помощь честному народу. Пока же прошу при первой возможности вручить Родри золотой солид. Надеюсь, что мой сын сумеет распорядиться этими деньгами разумно и достойно. И свиток, и солид должны найтись в шкатулке, зарытой под большим папоротником возле входа в упомянутый выше дом.

Славной леди Этайн верх Тристан ап Эмрис а Немайн верх Дэффид я оставляю в дар свою дудочку, поющую птичьими голосами. Надеюсь, что эта вещица окажется для нее не только занятной, но и полезной. Храброй Орли Ни-Кашин и ее подруге Санниве я дарю на счастье и на память о себе по серебряному милиарисию. Дудочка и монеты отыщутся в повозке на моем ложе под подушкой.

Да хранят вас всех Господь и святой Давид!

Хродберт, сын Радалинды верх Храмн, известный также как Робин Добрый Малый.