К флэшмобу о воительницах

Ну... Тут дело такое. Никогда не ставил себе целью сосредоточить внимание читателя (да и свое тоже) на таких образах. Но они сами являлись. То их настоятельно требовала логика сюжета, то оборванные сюжетные линии просили завершения.

Полноценных ориджей у меня нет (заморозка -- не в счет). Так что всё выложенное -- это истории в чужих, заимствованных мирах. В основном -- в мире "Камбрии" Владимира Коваленко. То есть копия нашего VII века с попаданчеством, прогрессорством и неиллюзорным шансом на появление в описываемом мире народа -- не народа, но некой общественной страты, сильно похожей на эльфов из фэнтези. Но без волшебства.

Большинство персонажей у меня, однако, оригинальные. Вот такова и леди Эмлин верх Аннон -- самая проработанная воительница в моей серии про сиду Таньку.

Что про нее известно? Ну так, не то чтобы много... Родилась в общине последних бриттских язычников, поклонявшихся Гвину и считавших себя жителями потустороннего мира (Аннуна, или Аннона), фактически почему-то расположившегося на островках посреди болот. Когда ватесса, служительница Неметоны по прозвищу Нион-Луковка убедила "сектантов" вернуться в большой мир, Эмлин была совсем маленькой -- правда, имя у нее тоже было другое. Видимо, в ходе переселения она потерялась -- а может, и была отобрана у матери, кто знает. Во всяком случае, она оказалась среди сирот, воспитывавшихся в "спецшколе агентов службы безопасности" и даже имя получила в честь магистра оффиций сэра Эмилия.

Впоследствии она оказалась в составе службы скрибонов -- тайной стражи Немайн. Некоторое время Эмлин служила в обличье служанки телохранительницей Немайн, вместе с ней побывала даже на штурме нортумбрийской крепости Бамборо (по-бриттски, Дин Гира). С тех времен она сохранила в сердце воспоминания о каком-то юноше -- но о ком, она не признаётся. Потом Эмлин стала тайной охранницей Таньки, дочери Немайн. Вместе с Танькой она проехала часть пути в путешествии по Мерсии и Думнонии, однако была вынуждена оставить подопечную на выезде из Уэльса. Причина была столь веской, что впоследствии Эмлин была повышена до полноправного рыцаря в дружине Немайн. К этому времени ей было тридцать лет с небольшим.

В книжке, над которой я сейчас работаю, Эмлин появляется снова -- и опять "под прикрытием": в образе гречанки Зои, начальницы практики студенток инженерного факультета Университета.

Внешность у Эмлин -- ну, немного своеобразная. Худощавая черноволосая женщина. Не уродлива, но и не писаная красавица. В чертах лица есть легкая "восточная" примесь, бог весть какими пришельцами занесенная в общину бриттов-язычников (вероятно, Эмлин состоит в родстве с Нион, но это уже не выяснить). Вопреки местным обычаям носит короткую стрижку: так легче и ухаживать за волосами, и пользоваться париками -- а маскироваться (как и прятаться) она умеет профессионально. 

Итак, немножко отрывков.

Сначала - из "Этайн, дочери Хранительницы".

Если надо, Эмлин может притвориться даже пожилой кухаркой.

– Юная леди, кофе-то заказывать будете? – голос хозяина заезжего дома, приветливый и бодрый – пожалуй, даже чересчур приветливый и чересчур бодрый – обрывает Танькины размышления. – Зря я, что ли, нашу умелицу прямо из дома вызвал?

И растерявшаяся Танька покорно кивает.

– Эй, Флир! – хозяин реагирует на кивок немедленно. – К тебе юная красавица с заказом: кофе сварить просит!

И тотчас же из кухни выходит немолодая женщина с изрядно разбавленными сединой рыжими волосами и крупной бородавкой над правым глазом. Только вот почему-то на ней нет ни чепца, ни белого фартука, как принято в университетской столовой и у дяди Кейра... Да ведь и хозяин заезжего дома тоже выглядит как-то неправильно: и одет он вовсе не в положенные четыре цвета, а в скромную темно-синюю тунику, и клановой ленточки на нем нет... Ну да, откуда ленточка-то возьмется у явного не то англа, не то сакса? А может быть, он вовсе и не хозяин? Тогда кто? Работник? Какой-нибудь сакс-хвикке, рискнувший остаться в Гвенте после отвоевания камбрийцами правого берега Хабрен? Нет, это вряд ли: кто бы ему тогда доверил такое ответственное дело?..

А женщина подходит к Таньке вплотную и скрипучим голосом спрашивает:

– Тебе какой кофе сварить, деточка? Уж и не знаю я, понравится ли тебе наш цикорий: больно уж песка в нем много. Глянь-ка, а! А то я могу сделать и простой кофе, ячменный.

И пальцем манит сиду на кухню.

Танька недоумевает, колеблется, но в зале так неуютно! Кажется, одна только Орли и смотрит на нее по-доброму. Нет, и хозяин, кажется, тоже улыбается... и настойчиво кивает ей, явно приглашая последовать за старухой. И, готовая попасть из огня да в полымя, Этайн решается и все-таки заходит в дверь.

– Великолепная, как же вы меня напугали! – говорит «Флир» голосом леди Эмлин, едва лишь за ними закрывается дверь. – Ну вот разве можно оставлять вас одних?

И, упреждая готовый вырваться из Танькиного рта радостный крик, прижимает палец к губам:

–Тс-с! Не привлекайте внимания, пожалуйста! Вас и так уже в Кер-Леоне долго не забудут!

А потом вдруг улыбается:

–Каул-то свой будете, леди? Да и кофе вас ждет – по гленски, почти такой же, как варит сама Святая и Вечная, – ну, может быть, самую малость похуже: я же все-таки не леди Хранительница. Вообще-то в подобных заведениях обычно кофе не заказывают – не повторяйте впредь этой ошибки!

И показывает на столик – такой же, как в пиршественной зале. А на столике-то – большая миска с аппетитно дымящейся густой похлебкой, кусок хлеба с сыром и самая настоящая кофейная чашка!

А может и разнос бывшему однокашнику устроить -- за дело, разумеется.

В кухне оказалось еще темнее, чем в зале. Единственная горевшая здесь лампа была совсем тусклой и нещадно чадила.

Плеггу Эмлин увидела сразу. Тот неподвижно сидел за столом боком к двери, положив голову на столешницу. В свете лампы маслянисто блестел его лоб — пожалуй, даже ярче, чем стоявший на столе пузатый медный кувшин. Рядом с кувшином в темной луже валялась опрокинутая набок глиняная кружка. Пахло вином, жареным луком и копотью.

Снелла остановился возле двери, задумчиво постоял. Нерешительно сделал шаг через порог, вновь застыл на месте. Наконец, смущенно отведя взгляд от открывшейся перед ним картины, проговорил на отрывистом наречии северных англов:

—Отец, к тебе пришли!

Плегга пошевелился, медленно поднял голову. Исподлобья глянул на Эмлин, пробормотал по-камбрийски:

—А, это ты? Хорошо, раз так... — и, переведя хмурый взгляд на Снеллу, продолжил по-англски: — Выйди-ка, сынок, и прикрой дверь. У нас тут с леди свой разговор.

Дождавшись, пока Снелла ушел, Плегга поднялся на ноги. Выдвинул из-под стола табурет, поманил Эмлин рукой.

—Ну здравствуй, Галчонок! Будешь?

И, не дожидаясь ответа, потянулся к кувшину.

От неожиданности Эмлин растерялась, замешкалась. Вдруг нахлынули старые, еще детские воспоминания. В школе сэра Эмилия у учеников были разные клички: Лис, Котелок, Трехглазый, Певец... Сама она, черноволосая, худенькая, вечно нахохленная, звалась в те времена Галчонком. А вот у Плегги прозвища не было: слишком взрослым он был уже тогда, чтобы им обзавестись.

Однако взяла себя в руки быстро. Села за стол. Спросила с вымученной усмешкой, предчувствуя неладное:

—Моим скрибонам тоже нальешь? Или погонишь их прочь, вслед за сыном?

Плегга криво ухмыльнулся в ответ, дохну́в хмельным перегаром:

—Да пусть пьют: жалко мне, что ли? Все равно в последний раз гуляю! Сама мне голову срубишь или кто из них?

У Эмлин сердце так и оборвалось. Раз уж Плегга приготовился к смерти, значит, стряслась беда с Этайн!

Виду, однако же, удалось не подать. Спросила спокойно, уверенно, словно сама и без того всё знала:

—Как это случилось?

Плегга махнул рукой. Устремив взгляд в точку, сбивчиво заговорил, мешая камбрийские слова с англскими:

—Прозевал я, Галчонок. Они рано утром ушли: все еще спали, и я тоже. Так из виду и потерял. Должно быть, к пиктам прибились... Ты не подумай, я всё, что поручено королем, делал. За контрабандистами вот следил — думаешь, это просто?.. Об одном прошу: ты хоть перед сыном меня не позорь! Раз я заслужил — ну, так и заруби тихо. Или лучше зелья какого-нибудь дай: ну, перепил старый Плегга да и душу господу отдал... Уж лучше так, а иначе... ну, каким он меня запомнит?.. Эх, да все равно ты ничего не поймешь, Галчонок: у самой-то, небось, у тебя детей так и нет!..

Должно быть, Плегга хотел сказать что-то еще, но вдруг запнулся.

Эмлин побледнела. Почувствовала: перехватило дыхание. Однако с собой справилась. Ровным голосом произнесла, медленно выговаривая слова:

—А ты умеешь быть жестоким! Впрочем, агенту иначе и нельзя — та́к ведь, дукенарий?

И замолчала, глядя в полные сразу и тоски, и пьяной удали глаза Плегги и не особо ожидая ответа.

Сначала глаза застил гнев. Потом стало доходить услышанное. И вдруг в голове вспыхнула радостная мысль: «А ведь Плегга сказал, что они ушли, а не погибли!» Сразу отлегло от сердца — может, даже больше, чем следовало бы.

Эмлин встрепенулась, выпрямилась. И подчеркнуто насмешливо продолжила, все еще чувствуя, как предательски дрожит ее голос:

—Только ты малость ошибся, Плегга! Я не считаю себя одинокой. Мне Великолепная — как дочь. Говори всё, что знаешь!

Плегга подошел к столу. Поднял валявшуюся на боку кружку, поставил на стол. Плеснул в нее темно-красной жидкости из кувшина. Придвинул к Эмлин.

—Выпей! Не бойся, не отравлю... Обожди, сейчас и этим... твоим рыцарям налью!

И, пошатываясь, направился к посудной полке.

А Эмлин рассеянно посмотрела на кружку и вновь погрузилась в размышления. Может, и к лучшему, что девочки ушли из этого города: кто знает, все ли здешние заговорщики обезврежены! Вдруг пришла на ум совсем уж неприятная мысль: а на чьей стороне король Морган — вдруг он поддержал греческих монахов? После давнего предательства кередигионского Клидога она, кажется, не удивилась бы и такому.

Мысль эту Эмлин решительно погнала от себя прочь. Задумалась над другими, более насущными вопросами. Вот куда направились Этайн и Орли — в шерифово поместье, в Бат или, может быть, прямо в Тамуэрт? Каким путем они двинулись — посуху или по Хабрен? И у кого теперь это всё выяснять — не у Плегги же, проспавшего всё на свете — и заговор, и девочек!.. Ох, только бы не случилось с ними что-нибудь по дороге!

Поднялась. Глянула на суетливо рывшегося в мисках и кружках трактирщика — агентом его не хотелось называть даже в мыслях. Сдержала в себе вздох. Был ведь когда-то Плегга совсем другим. Пришел в школу Эмилия взрослым, а схватывал всё, почти как молодой. Может быть, не блистал способностями, однако и в бестолочах не ходил. Но, видимо, полтора десятка лет беззаботной жизни в спокойном местечке сделали свое дело...

На всякий случай Эмлин все-таки задала вопрос:

—Что-нибудь еще знаешь, Плегга?

Тот обернулся, помотал головой.

—Я всё, что знал, тебе сказал.

И снова уткнулся в посуду.

Поморщилась:

—Что же, на том спасибо! Живи, я тебя не трону. Правда, и пить с тобой не стану. Я служу леди Хранительнице, ты — королю Моргану. Вот он пусть с тебя и спрашивает! Могу лишь посоветовать: попроси об отставке. Впрочем, это твое дело. А я буду делать свое!

Через силу усмехнулась, прибавила:

—Запомни, англ: камбрийская галка — птица правильная: ее сам дьявол боится!

И вышла из кухни.

Ну и фрагмент из впроцессника (где леди Эмлин действует под именем Зои)

– Давайте руку, – повелительно распорядился холодный чуть хрипловатый голос. Наконец Родри узнал его обладательницу: как ни странно, ею была опекавшая ведьм гречанка, до сих пор казавшаяся ничем не примечательной.

Сдержав недовольный вздох, Родри хмуро протянул руку. Гречанка сразу же обхватила его запястье.

Ладонь у нее была маленькой, но крепкой, а пальцы оказались поистине стальными. Впрочем, над этой несообразностью Родри сейчас особо не размышлял. Гораздо больше его занимало совсем другое. Неужели гречанка собралась тащить его из этого «погреба» за руку? Такого Родри даже не мог себе представить: эта женщина казалась ему слишком легкой, слишком хрупкой.

Между тем гречанка словно подслушала его сомнения.

– Поднимайтесь, – распорядилась она. – Ну же! Я вам помогу. – И, внезапно ухватив его за ворот другой рукой, отпустила запястье.

От неожиданности Родри едва не потерял равновесие, но все-таки устоял – похоже, не без помощи гречанки. А затем озадаченно посмотрел наверх. Легко сказать «поднимайтесь» – а как? Не взлетать же! До сих пор он выбирался из этой кладовой только через нижнюю дверь, а верхним лазом воспользовался вообще лишь один раз – чтобы запрыгнуть внутрь.

– Но... достопочтенная кири́я... – промямлил Родри, лишь в последний момент вспомнив, как будет «госпожа» по-гречески.

Гречанка лишь хмыкнула в ответ. Зато рядом с ней в проеме появилось знакомое бледное лицо сиды, обрамленное облаком пышных темно-рыжих волос. Обжегши Родри взглядом ярко-зеленых глаз, Этайн склонилась над лазом.

– Там в стене есть скобы, – объявила она через мгновение. – Я думаю, их можно нащупать ногой.

Совет сиды оказался дельным. Поддерживаемый гречанкой за ворот, Родри довольно легко вскарабкался по стене. Выбравшись из лаза, он очутился посреди узкого коридора. Это место на «Дон» было ему знакомо: скитаясь по кораблю, Родри забирался сюда несколько раз. Как и прежде, здесь сильно пахло копотью. В висевшей под потолком одинокой масляной лампе едва теплился крошечный желтоватый огонек. Однако сейчас в коридоре было непривычно светло.

С удивлением Родри обнаружил в руке у сиды яркий фонарь необычной формы – круглый, словно луна в полнолуние. Фонарь этот и горел точь-в-точь как луна – ровным желтоватым светом. «Волшебный», – сразу же смекнул Родри.

Между тем гречанка и сида обменялись взглядами. Затем сида внимательно посмотрела на Родри.

– Ох, Родри! Ну зачем тебе понадобились такие дурные шутки? – укоризненно произнесла она.

«А говорила, что не держит на меня зла», – подумал Родри с разочарованием. Впрочем, сида выглядела скорее огорченной, чем рассерженной.

– Прости меня, леди. Я всего лишь хотел вернуть себе отцовскую вещь – глиняную свистульку, – смиренно ответил он и опустил голову. Сказанное было сущей правдой. Чем могла бы обернуться попытка обмануть фэйри, Родри знал прекрасно и совершенно не желал испытывать судьбу.

– Прости и ты меня, Родри, – откликнулась сида после недолгого молчания. – Но я никак не могу отдать тебе дудочку. Во-первых, это прощальный подарок твоего отца. Во-вторых, она очень дорога́ мне как память.

В сущности, ничего неожиданного в таком ответе не было, к тому же сида явно была в своем праве. И все-таки Родри помрачнел.

– Это справедливо, – хмуро буркнул он себе под нос.

Сида задумчиво кивнула в ответ и вроде бы улыбнулась – или это была лишь игра неверного света висячей лампы?

Родри чуть приподнял голову, бросил на сиду осторожный взгляд. Та была серьезна, даже напряжена – но вроде бы не разгневана.

– Всего лишь вернуть? – вдруг медленно вымолвила гречанка и пристально посмотрела Родри в глаза. – И заодно переполошить ни в чем не повинных девушек? Сломать вещь, дорогую для одной из них?

Голос гречанки был ровным, обманчиво спокойным. Но в ее неподвижном холодном взгляде Родри уловил нешуточную угрозу. «Ох, сейчас она еще и рукава куртки припомнит, и блюдце в сундуке», – мелькнуло в его голове.

– Остановитесь, госпожа Зои! – внезапно раздался твердый голос сиды. – Я ведь сказала, что не держу на него зла.

– А остальные? – тихо откликнулась гречанка. – Они тоже не в обиде?

На мгновение в коридоре воцарилась тишина – так, что стало слышно, как совсем рядом скрипит мачта. Потом где-то за стенкой вдруг истошно закудахтала курица: то ли чего-то испугалась, то ли снесла яйцо. И этот мирный деревенский звук оказался настолько неожиданным и настолько неуместным, что Родри помимо своей воли расхохотался.

– Перестань, Родри, – тотчас же откликнулась сида. – Не смешно совсем. Тебе придется держать перед ними ответ. Перед Фионой уж точно.

Родри резко оборвал смех, утер лицо рукавом.

– Прости, леди, – произнес он, с трудом сдержав ухмылку. – Но согласись: это ведь было забавно!

Ни тени улыбки не появилось на бледном лице сиды.

–Эх, Родри... – вздохнула она и покачала головой.

И тут Родри растерялся. Он, конечно, понимал, что ирландские сиды – не совсем то же самое, что проказливые пикси Думнонии. Но не до такой же степени они были другими, чтобы Этайн совсем не одобрила таких славных шуток!.. Неужели все-таки она не признала его своим? Или, может быть, Этайн, выросшая среди людей, да еще вроде бы и крещеная, нахваталась лицемерной человеческой благопристойности?

Безотчетно ища поддержки, Родри умоляюще посмотрел на гречанку – и вновь столкнулся с ее ледяным взглядом. Кровь отлила от его лица. Окончательно потеряв самообладание, он сделал шаг назад, потом вдруг круто развернулся и метнулся по коридору в сторону лестницы.

Но не успел пробежать и трех шагов. Темная тень выдвинулась из-за поворота, преградив ему путь. Родри шарахнулся в сторону, потерял скорость – и подоспевшая сзади гречанка тут же заломила ему руку, заодно растревожив и без того намятый моряком бок.

Застонав от боли, Родри согнулся.

– Пустите, кирия, – прошипел он сквозь зубы. – У меня и так всё болит.

Ответом гречанка его не удостоила. Вместо этого она ровным голосом произнесла, обращаясь явно к сиде:

– Я же вас предупреждала, великолепная.

Жгучая обида захлестнула Родри – на вероломную сиду, на каменно-бесстрастную и не по-женски сильную гречанку, на свою беспомощность. Захлестнула и вылилась в слова – в то самое добытое у ведьмы древнее заклинание. Пусть даже оно могло обернуться против него самого – сейчас Родри было на это наплевать!

– Бе́ли Ма́ур, Ллуд и Дон, ко́раньяйд гоните вон... – забормотал он.

Гречанка оказалась удивительно беспечной: даже не подумала ему препятствовать. Впрочем, откуда ей, чужестранке, было знать о могучих бриттских заклинаниях стародавних времен!

Заклинание было коротким, Родри справился с ним быстро. Смачно выплюнув последнее слово, он крепко-накрепко зажмурился и задержал дыхание. Могучий вихрь должен был вот-вот ворваться в коридор и, подхватив сиду как пушинку, вышвырнуть ее в неведомую южную страну.

Продержался Родри недолго: почти сразу же напомнила о себе застуженная грудь. Яростно закашлявшись, он согнулся еще сильнее, в заломленной руке что-то хрустнуло. Родри замычал от боли, невольно распахнул глаза – и тотчас же в них ударил жутковатый, потусторонний свет колдовского фонаря. Окаянная сида как ни в чем не бывало стояла чуть сбоку от него – а в коридоре по-прежнему не ощущалось ни ветерка. «Зато меня тоже не унесло», – пронеслась в голове беспомощная, но успокоительная мысль. А следом пришла еще одна – совсем неприятная: «Неужели старая карга обманула?» От бессилия и досады Родри скрежетнул зубами.

– Прикажете отвести его к капитану, великолепная? – раздался над головой ровный голос гречанки.

– Я обещала ему безопасность, – неожиданно отозвалась сида.

– Напрасно. Но ваша воля, – всё так же спокойно ответила ей гречанка.