Анал

Конвой из тюрьмы в суд был заказан на восемь часов утра. В семь принесли завтрак: кружку чая, хлеб и селедку. Чай с сахаром я выпил, хлеб съел, а селедку выбросил. В восемь в камеру вошел коридорный, поковырял палкой в мусорной корзине и спросил:

— А чего селедку не ешь?

— Не хочется, аппетита нет, — сказал я.

— Разбаловали вас в тюрьме, — сказал попкарь, — вот погоди попадешь в зону, там у тебя появится аппетит.

Через открытую дверь я увидел конвойных солдат–узбеков с автоматами.

— Это что, за мной? — спросил я с ужасом.

— Многа табе чэсти. Это за Кедай, за бензавозам, за которага аутобус с людьми сгарэл.

— А почему с автоматами?

— Он на гарадской суд идет, на гарадской паложена с аутоматами.

— А за мной когда?

— Успеешь ящэ за табой. У порадке жывой очэрэдзи.

Конвой за мной состоял из водителя и одного белобрысого щуплого сержанта лет двадцати. Oн сел напротив меня в зеленом уазике на расстоянии вытянутой руки и я подумал, что запросто мог бы повалить его и взять на удушающий. Он поймал мой взгляд, показал мне из под рубашки кобуру с пистолетом и сказал:

— Оставь дурные мысли.

— Настоящий? – спросил я.

— Побежишь, узнаешь, — ответил он.

— Почему вы такой злой? – спросил я.

— Потому, что совершаете преступления, а потом пытаетесь избежать наказания — сказал он.

Когда мы выехали из тюремного двора, я попросил у сержанта разрешения отодвинуть в сторону занавеску на окне.

— Зачем тебе? – спросил сержант.

— На город посмотреть. Я уже год Минска не видел.

— На что там смотреть, — сказал он.

Рассчитывая найти с ним общий язык я сказал:

— На девушек.

— На девушек! – его лицо исказилось злобой. – Ты всех наших девушек перетрахал. Ты думаешь я не знаю, кто ты такой. Я твое дело читал. У тебя большие деньги были, ты на своей машине ездил. Два выпуска десятых классов, пока я в армии служил полностью перетрахал. Я пришел, хотел жениться, ни одной целки не осталось.

— Да ладно, — сказал я примирительно, — вот я весь десятый год в тюрьме, можешь выбирать из 90–го и 91–го года рождения, должны быть целки.

— Смотрел, — сказал он, — тоже нет.

— Да почему тебе обязательно целка нужна? – спросил я.

— Ну, как же жениться, если баба не целка. А у тебя целки были?

— Были пару раз, но ты себе не представляешь, какая это маета. Не думай, что это так просто – сломать целку. Нужен опыт сексуальной жизни.

— Нет, — сказал он, — я в этом смысле не очень опытный.

— Ну, так и предоставь эту задачу другому. В конце–концов что такое эта целка?

— Ну, пленка такая внутри у бабы, — показал он.

— Не показывай на себе.

— А что может быть?

— Всякое.

— Приму к сведению, — сказал он.

— Не обязательно у всех пленка. Некоторые без этой пленки рождаются.

— Что, вообще?, — сказал он, пораженный этим знанием.

— Да, можешь себе представить.

— А я думал, что это такая отмазка с ее стороны. Вот, — он достал из карманчика своей зеленой рубашки паспортную фотографию симпатичной блондинки и показал мне.

— В руки не даю, предупредил он. – Как ты думаешь, — спросил конвойный, она могла быть такая от рождения нецелка?

— А почему нет, — сказал я. По статистике, каждая десятая.

— Вот и она такое говорит. Тогда я у нее спрашиваю, типа, как ты дожила до двадцати лет, симпатичная на морду, хорошая фигура, чистоплотная и ни разу. А она мне знаешь, что говорит, типа я делаю это... Забыл, блин.

Он пощелкал пальцами в воздухе.

— Минет, — подсказал я.

— Нет.

— Анал?

— Ну, да, — обрадовался он найденному слову.