Об охранном

Барбаросса машинально мазнула по прихожей взглядом, чтобы убедиться, что в ней нет опасностей – явных опасностей. Что под входным половичком заботливым хозяином не заготовлен медвежий капкан, готовый перекусить ей ноги. Что у двери на уровне головы не примостилась страшная Фридхофсканон, «кладбищенская пушка»[1], способная размозжить ей голову куском свинца, стоит только неосторожно задеть натянутую нить. Что из дверной коробки не торчит какой-нибудь отравленный шип или иная гадость вроде заговоренного гвоздя… В Унтерштадте существовало много подобных приемов, призванных защитить дом от незваных гостей, да и в Нижнем Миттельштадте такими фокусами не гнушались – редко у какого хозяина были деньги на защитные чары, заговоренный демонологом замок или даже собственного охранного демона. 

Ни на шаг не удаляясь от двери, Барбаросса осторожно втянула носом воздух. Переломанный не единожды, свернутый на бок, этот нос не шел ни в какое сравнение с изящными припудренными носиками хорошеньких ведьмочек, но все еще сносно разбирал запахи. Сейчас ей требовалась его помощь – куда сильнее, чем требовалась в трактире, чтобы определить, каким дерьмом хозяин разбавил вино в этот раз.

Бригелла оказалась права, ее не ждал ни разъяренный хозяин с пистолетами в руках, ни хитроумно сооруженная ловушка, способная искалечить и даже убить, ни прочие неприятные штуки. Но это не означало, что этот милый блядский домик не в силах преподнести ей неприятный сюрприз.

Брунгильда, вспомнила Барбаросса, эта сука звалась Брунгильда. Привыкшая орудовать по ночам в Нижнем Миттельштадте и имевшая к этому ремеслу некоторые способности, она, как и Глаукома, в какой-то момент допустила небольшую ошибку. Влезла в контору нотариуса, спьяну приняв ее за скобяную лавку. Не заметила ни предостерегающих признаков, которые должна была заметить всякая ведьма, ни крохотных сигилов демонического наречия, укрывавшихся на стенах и половицах. А потом уже было поздно.

Некоторые охранные демоны срабатывают мгновенно, точно взведенные охотничьи капканы с мощной пружиной, другие, напротив, обладают крокодильей выдержкой, позволяя визитеру не только порадоваться, но и запустить руки в чужие сундуки. А потом…

Когда Брунгильда дернулась, было уже поздно, узор из чар крепко держал ее. А дальше… Наверно, ее ждала не лучшая в ее жизни ночь. Когда рано поутру помощник нотариуса пришел, чтобы отпереть контору, он не обнаружил там Брунгильды, зато обнаружил множество крошечных изящных статуэток, вырезанных из кости, расставленных по всем столам и полкам. Десятки прелестных овечек, милых кроликов, грациозных дельфинов и котиков взирали на него со всех сторон. Если бы не ворох одежды в углу да брошенные отмычки, никто бы и не догадался, кто именно стал для них источником материала…

Охранный демон. Вот чего она по-настоящему опасалась, забираясь в дом. Не взведенной «кладбищенской пушки», не крысоловки с пропитанным ядом зубами – адской твари, затаившейся в прихожей, терпеливо ждущей, пока она пересечет невидимую линию или допустит одно неосторожное движение, чтобы сомкнуть челюсти. Хорошо натасканный охранный демон может освежевать незваного гостя за полторы секунды, так быстро вывернув его внутренности аккуратной горкой на пол, что еще некоторое время многие мышцы будут сокращаться, а отделенные от тела легкие – надуваться и опадать.

Охранный демон – это чертовски опасное дерьмо, перекалечившее в Броккенбурге до хера любительниц поковыряться в чужих замках. Это не безобидный демон, запертый в дверном замке, способный, самое большее, оторвать тебе руку или плюнуть в глаза сгустком расплавленной меди. Это не сторож, не пугало, это настоящий цепной пес, нарочно выдрессированный и натасканный, чтобы душить незваных гостей. Особая порода адских тварей, которых демонологи ловят в свои силки, чтобы потом продать за немалый барыш всем рачительным хозяевам, желающим защитить свой дом и добро. 

Ад, подобно талантливому мастеру, вытачивает из каждого материала свой инструмент сообразно заложенным в этом материале свойствам. Некоторые чертовки рождены чтобы вскрывать замки, но на счет себя Барбаросса никогда не строила иллюзий. Выточить из нее взломщицу было не проще, чем из куска хрусталя – боевой шестопер. Однако, даже несмотря на это, Панди в свое время удалось вбить в ее голову некоторые вещи, которые известны каждой суке, берущейся за отмычки. Одной из них было уважение к охранным демонам.

Никто точно не знал, сколько разновидностей охранных демонов существует в адских чертогах. Вполне может быть, что и больше, чем звезд на небе. Чертовски пестрое племя, насчитывающее миллионы тварей и многие тысячи объединяющих их родов. Каждый род отличался манерами, привычками и охотничьими приемами, каждый существовал немного наособицу от прочих и требовал к себе отдельного подхода. Многие опытные броккенбургские взломщицы, имеющие надежду, что и про их подвиги «Камарилья Проклятых» однажды сложит миннезанг, старательно заучивали на память эти детали, штудируя их так же прилежно, как пажи штудируют биографию династии Веттинов по альбертинской линии[2] «от Альбрехта до Рюдигера». 

Демоны из рода Роттерступмпфов отличаются свирепым нравом и рвут любого пришельца в клочья, стоит ему сделать хотя бы шаг от порога, но при этом по какой-то причине не выносят фиолетовый цвет и даже не покажутся из своего угла, если увидят его на госте. Демоны из рода Ротзбенгелей, обладающие огромной выдержкой, позволяют вору доверху набить свои мешки, но едва только он пытается выйти, отрывают ему голову, так легко, как опытный трактирщик достает пробку из бутылки – но все силы Ада не способны заставить их работать по четвергам. Демоны из рода Тоттераттов выдают себя шорохом сродни мышиному, защитой от них может служить только согнутая медная монета в правом кармане или бумажка с написанным именем «Бартоломеус». Демоны из рода Регенширмов и их кузены из рода Шпациренов хоть и служат охранными демонами, считают себя, должно быть, первыми в Аду шутниками – не раз и не два они выпроваживали воровку прочь с карманами, набитым хозяйским добром, но при этом облаченную в сюртук, сшитый из ее собственной ободранной шкуры, с почками, помещенными в пустые глазницы или полным ртом отрубленных пальцев. Фангены, Нагендекнохены, Абгентрентер-Эллбогены… 

Пытаясь выучить все их роды, привычки и охотничьи приемы, можно было рехнуться, позабыв свое собственное имя, вот почему Панди никогда не забивала себе голову этим дерьмом. «Херня все это, - кратко сказала она как-то, когда Барбаросса, еще не оставившая надежды сделаться взломщицей, спросила ее об этом, - если я буду зубрить все эти вещи наизусть, у меня не останется времени даже сходить в нужник. Запомни, Красотка, тут, как и в адских науках, которыми тебя пичкают в университете, надо не зубрить все подряд, а держать в голове главное. Быть осторожной девочкой и не позволять жадности затмевать твою осторожность. Есть три правила, которые помогут тебе в этом деле…»

Панди всегда была мудрой воровкой. Останься она в Броккенбурге, про нее сочинили бы не семь, а семьдесят семь миннезангов.

Застыв на месте, Барбаросса старательно принюхивалась, пытаясь обнаружить в прихожей тревожный или резкий запах, а также любой другой запах, которому не положено было здесь находиться. Например, запах цветущих петуний. Или запах горелой шерсти. Или тонкий аромат свежескошенной травы в сочетании с запахом мускатного ореха. Вполне безобидные в повседневной жизни, здесь, в чужом доме, они могли нести опасность и смерть. Мгновенную – если повезет. Мучительную, растянутую на много часов, если охранный демон мается скукой или имеет наклонности садиста. 

...

Барбаросса не сделала ни единого шага вглубь прихожей. Подозрительных запахов не было, если не считать дрянного запаха кислятины, похожего на запах давно протухшего соуса, но это еще ни о чем не говорило. Охранные демоны хитры и скрытны, об их присутствии могут говорить многие признаки. Странным образом двигающие тени на потолке. Доносящийся из углов скрип. Паутина, которая лишь кажется паутиной. Иногда – дрожащие у комнатных цветов листья или необычные потеки на стенах…

Она могла помнить до пизды таких признаков, но все они не служили надежной защитой от неприятных сюрпризов, которые мог скрывать дом старого скряги. Новые охранные демоны появлялись в Броккенбурге чаще, чем залетные ветра, и неудивительно – в городе, где многие взломщики обладают магическим даром, даже самые грозные охранники очень быстро теряли свою эффективность, едва только их приемы становились известны ночной публике. На смену им неизменно приходили новые, поставляемые демонологами-негоциантами – все новые и новые породы смертоносных тварей, каждая из которых владела своим арсеналом фокусов. И каждая новая обыкновенно собирала богатую жатву. Не потому, что была так уж смертоносна, чаще потому, что против нее еще не было придумано подходящих приемов. 

Вердомдешомакер, прозванный в Броккенбурге Чертовым Сапожником. Этот демон перекалечил до черта воровок в прошлом году, в короткий срок сделавшись местной знаменитостью. Не обладающий великой силой, имеющий в Аду скромный титул сродни баронетскому, он вступил в торговые сношения с саксонскими демонологами, желая наладить свое благосостояние, но занимался сбытом не магических тайн и талантов, как многие его собратья, а собственных демонических отпрысков, охотно предоставляя их для службы любому желающему, платящему золотом и кровью. Этих отпрысков у него, судя по всему, было больше, чем язв на теле у больного оспой. 

Дети Чертового Сапожника не отличались ни великой силой, ни большим умом. Неопытные прошмандовки, промышлявшие ночными грабежами, попросту не знали, что опасность исходит не от запахов или свечения по углам, как от привычных им демонов, а от шороха, чертовски похожего на мышиный, потому не обращали на него внимания, пока не делалось слишком поздно. 

Отпрыски Чертового Сапожника не убивали свою жертву, лишь сковывали невидимыми оковами, после чего принимались лакомиться ее ногами, неспешно обсасывая, точно карамельки. Иногда они удовлетворялись ступнями. Иногда – если хозяин дома не спешил отозвать их - они успевали добраться до колен и выше. Какое-то время в Унтерштадте было пруд пруди калек с деревянными ногами. Напасть эта закончилась лишь после того, как выяснилось, что отпрыски Чертового Сапожника неравнодушны к календуле – достаточно было бросить в угол засушенный цветок, как те, забыв про свой долг, бросались к нему, теряя всякий интерес к защите вверенного им имущества, позволяя пришельцу вынести из лавки все вплоть до мебели. Неудивительно, что предприятие Вердомдешомакера, основанное на торговле его отпрысками, через какое-то время прогорело – этот товар потерял в Броккенбурге всякий спрос.

Но стоило только ночным воровкам вздохнуть с облегчением, как на смену его отпрыскам пришли охранные демоны из рода Транкуило, завезенные, по слухам, в Броккенбург венецианскими демонологами-негоциантами. Эти были равнодушны к календуле и не издавали звуков, но тоже доставили уйму неприятностей желающим покопаться в чужих сундуках. Принимая облик обычных домашних мух, они невозмутимо гудели под потолком, но лишь до тех пор, пока добыча не пересекала невидимой линии, вступая на находящую под их попечение территорию, а после безжалостно расправлялись с ней, сминая, точно мельничным жерновом. Выродки из рода Транкуилло показали себя столь эффективно, что долгое время пользовались в Броккенбурге огромным спросом и стоили по два-три гульдена за голову – пока ушлые воровки, изучив их привычки, не научились обходить и их при помощи мотка разноцветных ниток, фляги с дождевой водой и обычного платка.

Тогда на смену Транкуилло пришли демоны Ниэру – какого-то древнего демонического рода, выведенного на Сицилии, настолько кровожадного, что продавались не в стеклянных бутылках, опечатанных именем демонолога и адских владык, а в свинцовых ящиках, обвязанных медными, висмутовыми и оловянными цепями. Впрочем, они-то как раз в Броккенбурге не прижились – их немыслимая кровожадность вкупе со слабыми сдерживающими чарами сделали их угрозой прежде всего для хозяев сундуков, чем для чертовок, жаждущих в них покопаться. По меньшей мере две дюжины лавочников оказались растерзаны собственными охранниками, превратившись в растянутые на стенах лоскуты кожи, прежде чем эта мода ушла в прошлое.

На смену Ниэру пришли Резеттеры. На смену Резеттерами – Аунигулиусы. На смену Аунигулиусам пришло следующее поколение тварей, не менее зубастых и смертоносных. Это был бесконечный водоворот, циркулирующий уже Ад знает сколько лет, водоворот, который погубил бессчетное количество юных сук из Броккенбурга. Каждый новый демон приносил с собой новые приемы и ловушки,  которые надо было учиться обнаруживать и нейтрализовывать, но едва только это знание делалось всеобщим, как вместо него уже возникал новый. Следом за ним – еще один. И еще. И еще. И еще… За последние триста пятьдесят лет этот цикл повторился немыслимое количество раз и, верно, обречен был повторяться бесконечно, до тех времен, пока мир окончательно не истлеет, сожженный дыханием Ада.

Иногда случались и курьезы, не вполне вписывающиеся в эту схему, но лишь подтверждавшие ее.

Ярыга, вспомнила Барбаросса, продолжая напряженно вслушиваться в тишину чужого дома. Эта тоже сделалась известной, подобно Брунгильде, но на свой манер. Улучив безлунную ночь, она забралась в дом какого-то мастера из цеха ткачей, рассчитывая поживиться в его кладовой, и не через дверь, как многие ее предшественницы, а через крышу, использовав хитроумный заговоренный крюк с веревкой. С собой у нее был не один только пустой мешок, как у нее самой, а целый арсенал – нож братоубийцы, платок, сотканный из волос задушенной девственницы, оправленная в медь ослиная челюсть, склянка с коллоидным серебром, горсть свинцовых бусин – Ярыга знала, куда шла и была готова столкнуться с самыми хитроумными и коварными охранными демонами из всех, которых только можно встретить в Броккенбурге.

Она успела миновать четыре комнаты, пристально изучая каждую щель, а в пятой попалась, точно неопытная школярка, впервые проникшая в чужой дом. Не обратила внимания на странной формы лужу в углу, приняв ее за разлитое вино. Через мгновенье невидимая лапа, подняв Ярыгу точно пушинку, пригвоздила ее к потолку. Через два у нее, визжащей и бьющейся, точно пойманная муха, начала отслаиваться кожа, белой метелью запорхавшая по комнатам. Через час вернувшийся из гостей хозяин дома обнаружил лишь ее скелет, вплавленный в потолок, да заляпанные горелым жиром стены.

Ярыга не просто попалась, допустив оплошность, она угодила в когти к демону из рода Айзенкраль, чьи методы охоты к тому моменту считались безнадежно устаревшими, а сам он – настолько никчемным, что справиться с ним по силам даже ведьме первого круга. Многие несчастные суки подобно Ярыге умудрялись перехитрить сами себя, очень уж часто судьба сводила их в чужом доме совсем не с теми тварями, которых они рассчитывали там увидеть. 

Именно поэтому Барбаросса не спешила углубиться в исследование прихожей. Может, сестрице Барби никогда не заслужить в свою честь семи миннезангов, как Панди, но ее имя, по крайней мере, не станут вспоминать в одном ряду с Брунгильдой, Ярыгой и прочими никчемными суками…

[1] «Кладбищенская пушка» - распространенная в Европе XVII-XVIII веков ловушка, обычно устанавливавшаяся в фамильных скрепах, чтобы отпугнуть могилокопателей, представлявшая собой взведенный пистолет или ружье. 

[2] Альбертинская линия династии Веттинов – один из родов Веттинов, правящий в Саксонии, родоначальником которого считается Альбрехт III (1443-1500). В 1547-м году Мориц Саксонский указом императора Карл V был назначен курфюрстом Саксонии. Последним представителем альбертинского рода считается Рюдигер Саксонский (1953-2022).