Попаданцы у нас: спаситель Набокова

Редкая рубрика в моем блоге - «Попаданцы у нас». Согласитесь: мы так активно населяем попаданцами чужие миры и эпохи, что глупо НЕ думать о том, что наша история является жертвой попаданческой деятельности. К тому же, мы знаем немало вывертов исторического процесса нашей с вами реальности, которые иначе и не объяснишь. 

В этой рубрике у меня уже были и царь Алексей Михалыч, и писатель Николай Носов, и сам товарищ Сталин. Новый попаданец снова литературный. Вернее, окололитературный.

Сначала маленькое отступление. Одна из самых массовых волн эмиграции из России была после революции. Сотни и тысячи дворян, буржуев и гнилой интеллигенции бежали от нового государства рабочих и крестьян. Но надо понимать, что они не уезжали навсегда. Говоря новоязом, они релоцировались, надеясь, что через полгода-год ненавистных большевиков скинут – и можно будет вернуться в любимую Россию, к роскошным дворцам с золотыми ершиками. Но год прошел, два прошло, пять прошло – а вернуться не выходило.

Белые эмигранты ждали, некоторые ждали долгие десятилетия… И в итоге княгини становились моделями в Париже, графья – таксистами в Нью-Йорке, золопромышленники – торговали чаем в Харбине. Люди не могли принять новую жизнь и умирали в тоске и безвестии, оторванные от Родины (вспомните судьбу Махно). Похожая картина была в литературном мире – все писали на русском, писали в куцетиражные сборники, которые мало кто читал. Ну да, там есть Бунин, который получил Нобелевку и был в трендах. Но на одного Бунина были сотни бумагомарателей. Возможно, талантливых, но писали они свои стишки в малотиражки, которые читали пара сотен эмигрантов. Даже у меня аудитория больше.

Так вот. В этой толпе неустроенных и забытых гениев есть один эмигрант, имя которого гремит по сей день. Причем, как в России, так и в ненавистном западном мире. Да, это Владимир Набоков.

Он чуть ли не единственный оказался морально готов к новой жизни. Жизни без Родины. Готов к тому, чтобы писать талантливую прозу на неродном языке. И наполнять ее содержанием, интересным этим бездуховным европейцам.

Причем, сразу нет! Я не считаю попаданцем самого ВэВэНабокова. Слишком просто, да и плана четкого у парня не было. Все-таки больше десяти лет в эмиграции он писал на русском, переводил на русский «Алису» Кэрролла и всё такое. А потом, наконец, допер.

Всё дело в его детстве. Мальчик с юных лет говорил на трех языках: русском, английском и французском. Атмосфера англомании (не такая уж и распространенная в России) в семье царила по полной. Русский аристократ Набоков рос вполне себе европейским человеком, даже в большей степени, чем остальное дворянство Руси-матушки. Что и сыграло решающую роль в его эмигрантской судьбе.

Я долго думал: кто из родителей мог бы так разумно подготовить сыночка и в итоге отверг отца. Владимир Набоков-старший был государственным деятелем, одним из создателей кадетской партии, участник Временного правительства. Он гонял по России до весны 1919 года, а потом перевез семью в Берлин. То есть, он явно не знал о революции и о том, что устроят немцы через 20 лет. 

Так что, делаю ставку на мать. Елена Рукавишникова, дочь золотопромышленника… И попаданка из неопределенно далекого будущего. Девушка оказалась в «блистающей» империи, но она знает, что ее ждет кровавая первая мировая, не менее кровавая революция. Спасти империю? Изменить историю? Вы шутите! Машина истории шла к этому огромным камнем с горы. Что может сделать простая женщина?

Разве что спасти своих детей. И вот Елена Ивановна, знающая, что впереди – англоязычная глобализация – с детства готовит детей к эмиграции и вливанию в европейский социум. Готовит к неизбежному. Похоже, что этому неосознанно мешал отец, Набоков-старший не смог распрощаться с идеей восстановления Той России. От чего и погиб в 22-м.

В итоге, все ее дети как-нибудь да устроились. Но только один, приняв решение в конце 30-х больше не писать на русском, стал автором мирового уровня.