Волшебные существа? Найдем!

Присоединюсь и я к теме https://author.today/post/337926

Ну что у меня с волшебными существами... 

"Холодное сердце"https://author.today/work/106026

С чего всё началось? Может, с песен деревенского парнишки? Собирал хворост – и пел во всё горло, не боясь простудиться на морозе. А она слушала, слушала... и не могла наслушаться. Ах, эти песни! Этот голос, волшебный, чарующий... Жаль только, не могла понять, о чем он поет.  Спрашивала у птиц – но им не было дела до человечьих песен, у них были свои. Подруги – вьюги, поземки, пороши – тем более людьми не интересовались. Смеялись в ответ, рассыпались легкими снежинками: откуда нам знать, о чем люди поют? О глупостях, конечно! 

Нет, не может быть, чтобы о глупостях: только о чуде можно так петь! Должно быть, люди – чудесные существа... 

Она разбила лед на реке, разбудила спавшую в омуте русалку: та когда-то давно, как говорили, была человеком. Может, объяснит?

 Русалка долго не могла понять, чего от нее хотят. Зевала, терла заспанные глаза, сердилась:

- Чего будишь? Не время мне еще, дай поспать! Поет красиво? Кто? Ага... О чем? Да о том самом, небось, о чем же еще? 

- О чем – том самом?

- Ох ты... Вот же непонятливая. О том, от чего звереныши родятся! На севере твоем совсем зверей нет, что ли?

- Есть, конечно! Белые медведи, тюлени...

- Ну вот. Медвежата-тюленята – как получаются?

Она пожала плечами. Как-то не задумывалась, не интересовалась. 

Русалка махнула рукой – эх ты, недотепа! – и ушла на глубину.

Или, может, дело было не в песнях, а в синеглазом парне, что нечаянно столкнулся с нею в лесу. Загляделась на льняные кудри, на синие глаза – и вдруг нестерпимо захотелось показаться ему, против всех правил. Он улыбнулся: «Откуда ты, красавица?» Шагнул к ней. И еще шаг. И руки протянул... Тут только она опомнилась. Качнулась еловая лапа, стряхнула снежный пласт прямо парню на голову – а когда протер он залепленные снегом глаза, девица в покрывале из серебристых волос исчезла. Может, и вовсе примерещилась?  

И что такого, казалось бы? Мало ли она видела людей в лесу? Мало ли песен слышала? А вот поди ж ты... Не могла забыть этот взгляд, эту улыбку. И сладко было, и почему-то страшно, и хотелось закружиться искрящимся вихрем... и... и еще что-то, совсем уж непонятное. Наверное, всё же песни виною.

О чем – о том самом?!

Она выходила к околице села. Стелилась поземкой, снежными струйками.  Смотрела, как парни и девушки со смехом обхватывали друг друга руками, прижимались губами к губам. Зачем? Непонятно, но им явно нравилось. Того, синеглазого, тоже видела. И странно: каждый раз, когда он делал так с какой-нибудь девицей, что-то больно сжималось в груди. Почему-то очень хотелось, чтобы – не с другой, а с нею. Почему?..

Пришлось опять будить знакомую русалку. Та выслушала сбивчивый рассказ – и долго молчала. 

- Ты тоже не знаешь?

- Я-то знаю... Да только... Одним словом, влюбилась ты, девонька. Такое иногда с вами случается. 

- Влюбилась? Это как? Это плохо?

- Это, милая, когда тебе без любимого и жизнь не в жизнь... Кто говорит – счастье; а по мне, морока одна. Из-за любви этой я и...  Да не обо мне речь. Для людей-то любовь, бывает, и счастье. А вот для тебя... 

- А... а я выйду к людям! Попробую жить среди них! 

Новая мысль захватила ее: да, именно так и надо сделать! Если синеглазый еще раз ее увидит... 

- Выйдет она... Да ты и жизни-то людской не знаешь, будешь дурочкой выглядеть. И они же теплые, люди-то! А летом, летом как? Ты на север улетишь, а до осени он себе сто раз другую найдет. Так что выбрось эти глупости из головы... Эй, эй, что это с тобой? Никак плачешь? Ох, плохо дело, если уж до слез дошло... 

Она провела рукой по глазам и недоуменно уставилась на капельки воды на ладони. Это что? И почему не замерзают?

- Это, милая, слезы, - вздохнула русалка. – Слезы бывают у людей, когда им плохо, больно. А если случаются у таких, как ты... 

- Ты что-то знаешь! 

Русалка отвела взгляд:

- Бабка мне рассказывала, давно, еще  в детстве. Божилась, что правда. А может, сказки, откуда мне знать? 

- Расскажи!

- Говорят, бывали случаи, что навки либо метельницы выходили к людям. Если повезет, полюбит суженый – проживет такая человеческий век, а потом снова станет такой, как была. Ну а если нет...

- А если нет, то – что?

- Если нет... Марену знаешь, небось?

- Кто ж не знает владычицу Зимы? – и невольно поежилась, вспомнив свою госпожу: кто ж ее не боится?

- Вот, говорят, она тоже когда-то... с тех пор и стала такой. 

- Нет! Мне повезет! Он назвал меня красавицей! 

- Ах, он тебя уже и видел... Ой, девонька, ой, берегись. Парни – они такие... Мой тебе совет – забудь, и поскорее. 

Она упрямо помотала головой, зажмурилась:

- Нет... не могу. 

"Березовый сок, или весенняя небылица"https://author.today/work/117282

- Нет, это что за-а-а-апчхи!! 

- Дык ить... весна, капель... – леший Савватей недоуменно почесал косматый затылок. 

Домовой Нафаня, съежившийся в углу возле печки, гневно сверкнул на него глазенками:

- Это вот - весна? Кто мне врал-то всю зиму: будет весна, будет тепло... 

- Дык тепло же? Вон снег весь, почитай,  сошел...

- Это тебе – тепло, пенек ты трухлявый?! Слякоть эта, сырость эта... это тебе... а... а-ап... видишь – простыл я! Кто когда слыхал, чтоб домовые простужались, а? А-апччч...хи!!!..

  От нафаниного чиха огонь в печурке стрельнул искрами. Савватей испуганно отскочил подальше. 

Огня Савватей, как и всякий леший, побаивался, но, жалея приятеля, позволил ему соорудить у себя в норе печку. Маленькую. И то сказать: было за что пожалеть Нафаню. Жил себе Нафаня в деревне, а хозяева вдруг взяли да в город уехали. Он всё ждал, что вернутся или другой кто в избу вселится; ан не тут-то было: вскорости разъехались из деревни и остальные, совсем тоскливо стало. Так и зачах бы Нафаня в развалившейся избе – да пришел его навестить старый знакомый Савватей, увидел такую беду и уговорил Нафаню пожить у него в лесу. Мол, свежий воздух, грибы-ягоды, птички поют, солнышко светит... а там, кто знает, может, и новое ремесло освоишь? "Прохвессию," – подсказывал Нафаня, нахватавшийся у людей заковыристых слов. "Ну, пущай так," – соглашался Савватей. 

В общем, перебрался Нафаня в лес. 

Да только вот незадача: дело было осенью. А за осенью, известное дело, что? Зима. Нафаня, привыкший к житью за теплой печкой, мерз нещадно – и всё ворчал и жаловался. Ему не нравились сушеные грибы, ему хотелось молока, хлеба и картошки, ему мешал спать вой ветра, он боялся волков... Савватей терпел – и утешал друга, что вот весна придет... 

А весной – поди ж ты – Нафаня ухитрился простудиться. 

Кто ж когда слыхал, чтоб домовые простужались?

"Трудно оставаться богом"https://author.today/work/97759

Грузный старик, до глаз заросший бородой, сосредоточенно разглядывал новенький компьютер. Хмурился. Кряхтел. Охо-хонюшки, в наши-то годы... За окном, словно вторя старикову настроению, собирались тучи, порывами налетал ветер. Лампочка на потолке  опасно замигала. Старик выпрямился, погрозил лампочке кулаком: вот я тебя! В проводке испуганно пискнуло, и мигание прекратилось. Старик удовлетворенно кивнул и вновь обернулся к компьютеру. Так. Как же это показывали-то... сюда, сюда... теперь сюда, кажись... ага... вот. Глянь-ка, заработало! Ну, теперь... Устроившись поудобнее на стуле и поминутно сверяясь с какими-то каракулями на листке бумаги, старик взялся за мышку. После нескольких неудачных попыток поднял-таки заветное окошко. Вздохнул – и склонился над клавиатурой. Непривычные к клавишам пальцы подолгу зависали над каждой буквой. Шевеля губами и морща лоб, он медленно, по буковке, набирал текст. 

За окном темнело. Вдали еле слышно ворчал гром.

«Здравствуй на множество лет, любезная сударыня Афина!

Спешу поделиться радостною вестью. Решился я, хоть годы мои и немалые, послушать совета хитроумного друга твоего Гермеса и обзавестись людскою выдумкою – компутером. И Даждьбог, добрая душа, в том мне помог. Уж и не уразумею я, как он во всех нонешних придумках разбирается, а вот поди ж ты.»