"Один за всех и каждый за себя". Часть вторая. Глава 14

Глава эта вызвала много обсуждений и споров, обвинений в подтасовке и святотатстве, очернении веры. Только ни того, ни другого, ни третьего в ней вовсе и нет. Поступки должен совершать живой человек, а не картинный герой. И образ литературного героя обязан быть полным и вразумительным. Что я и постарался сделать в этой и следующей главах, заканчивающих историю православного священника Вирилада. Он тоже не исключение, хоть и священник, но живой человек - переживает, колеблется, сомневается и принимает решение, к которому приходит, исходя из усугубляющейся ситуации

Просто ли изографу-художнику иконописцу от Бога, стать священником для людей? Из соборных стен выйти к пастве? Да ещё не в родном городе, а в лесном селении.

Дорога к месту назначения  новоиспечённого иерея показалась последнему бесконечной, не потому, что  она была долгой или совсем далекой от Пскова, а потому, что мысли о  новом качестве служения Господу до сих пор одолевали его. Споро трусили  лошадки, гремели полные телеги, а дорожная пыль клубилась по сторонам.  Но страх перед предстоящей ответственностью неприятным холодком теребил  душу Вирилада.

Одно дело – говорить и  рассуждать о Господе всуе, другое – нести божественный обораз и его  высшую правду в люди. Для этого следовало решить простую задачу: кто ты  для себя вообще, и тут и там – иконописец или человек, несущий слово  Божье нуждающимся в его слове. Муж со стороны, изограф или священник?  Что Господь ждёт от него – служения проповедника или изображения его  сущности? Но долгий и неясный путь внезапно закончился – псковцы въехали  на территорию Михайловского.

И в лесу могут жить настоящие, работящие и самобытные люди:

Как-то отец Вирилад задался вопросом, почему все эти люди собрались в  лесной глуши, отринув устроенную городскую жизнь с её благами и  возможностями. То, что он услышал, повергло пастыря в долгие раздумия о  людских судьбах и Боге, их вершителе. Большинство михайловцев оказались  беженцами-переселенцами, потерявшими имущество и кров от бесконечных  княжеских усобиц, войн и набега неведомых ранее монголов, кровожадных  извергов, жгущих города и княжества, уводящих в полон всё их население.  Другое удивило и уверило Вирилада в своей необходимости здесь: при всех  ударах безжалостной судьбы и её несправедливостях эти люди не забыли и  не отринули Господа, оставаясь православными во всём, относящемся к их  жизни.

Но и в лесу от беды не спрячешься, даже если один раз удалось это сделать:

Немцы появились неожиданно, со всех  сторон окружив Михайловское. Озябшие, злые и безжалостные. Их было  много. Они набросились сразу, как волки на овечье стадо, зоря дома и  дворы, побивая владельцев и полоня живых. Страшный крик и стон облаком  зависли над лесным селением. Пятеро главных мужей сгинули в неравной  схватке с набежниками, но те не остановились, а лишь озлобились.

И  это были не простые немцы-завоеватели: на груди у главного,  повелевающего с лощади, Вирилад заметил чёрный латинский крест, метку  католических насильников и гонителей православной веры – убеждение  схлестнулось с убеждением, а вера – с верой, как крест - с крестом, и  молитва с молитвой. Господь един, но сейчас каждый перетягивал его на  свою сторону.

Священник - воин Господа, но меч его - слово Божье. Потому Вирилад и поступил так. Правильно или нет решать читателю:

 Чужая кровь застила глаза иерея, и он во всю мощь дыхания воскликнул, так, чтобы его услышали все:

-  Паства моя, заедино шагнём в руки Господа. Праведные урону не возымут, а  грешников Господь давно рассудил. Остановитесь, сам Бог призывает нас к  стоянию за веру и правду, без меча, но с православным крестом на груди и в душе!

Вирилад сам не ожидал такой  решительности и громогласия от себя, такого вызова к латинянам,  нагрянувшим внезапно, с единой целью грабежа и кровопролития. Иерею  больше не к кому было обратиться за помощью, и он избрал Бога. И никто в  целом мире не смог бы осудить его.

Красный на чёрном. Красная кровь на чёрной земле. А трагедия православных продолжается:

На ночь пленников, разделив на две части, развели по разным местам.  Вторую, в которой находился Вирилад, загнали в полусгоревший сарай.  Холодная ночь обещала быть длинной. А судьба пленников –  тревожно-неопределённой. От латинян православные ничего хорошего не  ждали. Не первый раз немцы приходили на Псковщину, но этот приход всегда  сопровождался большой бедой: лишениями для мирян, утерей ими имущества и  свободы, но самым ужасным было насильственное лишение православия – кто  не католик, тот - мёртв или должен пройти очищение от ереси огнём и  железом.

Эта глава, пожалуй, самая животрепещущая во всём романе. Может ли священник пролить кровь ближних? Не абстрактно, а вот так, реально и обоснованно? Иметь собственное мнение - это очень хорошо, но является ли оно догмой для всех остальных? Чтобы ответить на предыдущий вопрос, нужно чётко представлять себе кто, когда, зачем, какой кары достоин такой грешник, сознаёт ли он это сам, примет ли эту кару на себя безропотно? Многие ответят -  нет, нельзя. Но всё дело в том, что эти вопросы нужно рассматривать вкупе, вместе, потому что одно напрямую зависит от другого. Всё зависит от ситуации и её участников. Уверен, что по прочтении начнутся обвинения автора в надуманности и святотатстве, потому свою позицию я здесь и изложу.

Исторические допущения и размышлизмы - обоснования

Может ли христианин убить ближнего (христианина) в условиях войны или прямой угрозе жизни ближних? Как Бог относится к тому, что солдат верующий, крещённый, на войне  убивает такого же человека? Он попадёт из-за это в Ад? Я сознательно не привожу этот вопрос до конца (по понятным причинам), потому что он напрямую касается СВО.

Отвечает иерей Андрей Шеломенцев:

Любой грех убивает прежде всего самого человека. И самое страшное,  что постепенно человек начинает привыкать ко греху, потому что, совершая  его, меняется изнутри. Его сердце рвется с каждым грехом, тем более,  с каждым новым убийством. Сердце умирает. Ни один человек изначально  не воспринимает убийство другого как норму. На войне заповедь не убий  никто не отменял.

 

Но Бог даёт нам наивысшую заповедь, — заповедь любви. А высшей степенью этой заповеди он полагает положить душу за други своя.

 

Если на Отечество нападают, солдат вынужден защищать своих близких,  и тут выбор очень простой: либо убьют твоих близких, либо убьешь ты,  независимо от того, крещены враги или нет.

 

Как же быть?

 

Важно не переходить грань. Когда вынужден убить, потому что защищаешь  Отечество, ты выполняешь заповедь Божию о том, что нет больше той  любви, чем если человек положит душу свою за близких своих.

 

Другое дело — когда входишь во вкус убийства и убийство, жестокость  начинают приносить как бы наслаждение, так что ты убиваешь, теша свой  азарт, свою страсть. В этом случае ты становишься рабом страсти и Духа  Божия нет в тебе.

 

И вот, когда предстанет солдат пред Богом, спустя многие годы,  он положит Ему на престол свою душу и скажет: «Господи, вот моя душа,  я истерзал ее, изранил той злобой, что рождал в ней, теми убийствами,  что сотворил. Я не мог иначе на этой войне. Вручаю свою душу Тебе.  Теперь Ты ее исцели, Ты ее паче снега убели!»

 

И Бог, зная сердце солдата, зная его намерение, любовью своею омоет ее и очистит.

 

Важно, в бою убивая врага, оставаться человеком, гражданских не убивать, раненных не добивать, пленных не расстреливать.

 

Наша задача на войне — оставаться в заповедях Божьих. В бою у солдата должно гореть сердце. «Духа не угашайте», говорит апостол Павел (1Фес 5:19).

 

И воинам нужно молиться о том, чтобы остаться в Духе Святом, а тем,  кто остался ждать воинов — молиться о том, чтобы те, кто воюет,  не потеряли этого присутствия Божия и не переступили грань.

Православный солдат-христианин считает грехом убийство врага-христианина, за который придётся отвечать. И он всегда должен быть готов к этому ответу.А считала ли это грехом вся крестоносная братия, ополчившаяся на Русь в 1240-1242 гг? Нужно ли считать, то, что сделал священник Вирилад грехом? Да! Должна ли следовать за этим грехом соответствующая кара? Да! Только Вирилад сам её выбрал для себя - добровольно взошёл на костёр, перед людьми - врагами и православными соплеменниками, объявив себя носителем греха смертоубийства. Даже, будучи простым человеком, под тяжестью содеянного он бы просто не смог жить. Решение паства Вирилада приняла самостоятельно, никто этих людей не заставлял так уйти из мира живых. А градус насилия в главе  нарастает постепенно, но безудержно - от физического к духовному, и поступок Вирилада ответ на эту волну физических и душевных пыток его паствы.

Священник Вирилад - "специалист" по грехам. Он прекрасно, даже в чём-то лучше всех, понимает, что утром предстоит пережить (или не пережить) его пастве. Два смертных греха стоят перед ближними - отчаянное самоубийство или святотатство в виде вероотступничества. С последним можно остаться в живых, но можно ли православному спокойно жить дальше? Пытки, страх казни, шантаж смертью семьи могут заставить совершить святотатство. А что потом? Мало понимать и принимать суть сложившейся ситуации, нужно ещё решиться на действие, которого от него хотят. Ждут, потому что сами уже решились... То, что совершил Вирилад - акт христианской любви к ближним. Своим грехом он не дал сельчанам совершить смертное грехопадение, избавив от пыток, жуткой казни, телесных и душевных издевательств. С опоганенным, ушербным телом можно жить, но с опоганенной душой нет. Недаром с древности в нашем народе ходит пословица: " Мёртвые ни сраму, ни греха не имут". Совершив один грех, священник взял все грехи паствы на себя, ради её благоденствия на Небесах. Один - за всех, и он же - за себя.  Вот такое отношение к вере сложилось тогда на Руси.

Заканчивая тему, хочу отметить, что в финальных главах романа (молебен Александра Ярославича и нового настоятеля Псковского Троицкого собора перед ответным походом в Ливонию) священнослужителем будет дана оценка поступку Вирилада: -  " Икону сию ваял великий грешник, взявший грехи ближних на себя, оборонив их от святотатства вероотступничества. Имя его забудется, а творение рук, водимых самим Господом, останется вечным, как православие на нашей земле."

Да, так и вышло - имя иконописца утеряно и сам он остался неизвестным, зато его икона до сих пор радует глаза и души верующих.

Эту и предыдущую главы романа читать здесь: https://author.today/work/158556