Знакомство

Апрельская ночь только начиналась, а вот терпение у нас обоих уже подходило к концу. Rammstein хорош. Громко – ещё лучше. Громко в классной тачке, за рулем которой лучший друг – лучше лучшего, но количество переходит в качество. И качество переходило в утомление. Мы слишком разные. Это делает нас полезными друг другу, племенем, однако мамонты не предвиделись. Мы испытывали кризис веры. Он не верил в мои успехи с женщинами, я не верил в то, что он столь примитивен, в своём выборе пассии.
Вскоре, устав колесить по Москве, кинули машину недалеко от Красной площади, и я приступил к демонстрации своих охотничьих навыков по поиску бесподобных сумасшедших. Это стало чем-то вроде традиции. За все годы, от детства, до 25 почти, лет, в паре нам так и не удалось найти развлечение с незнакомками на вечер. Мы ищем слишком разное, поэтому разное играем и показываем. Он четкий и порядочный, я – порядочная сволочь. Диссонанс, вводящий, обычно в ступор ту публику, имен которой не вспомнить (если до их выяснения вообще доходило дело). Непринужденно слоняясь по узким улицам, он меня терпел, пытаясь шутить на неинтересные мне темы, а я делал вид, что присутствую и искал её. 23:55. Ночь. Голод.
Бестолковые поиски места, где можно поесть привели нас в переход метро, где лучом последней надежды мерцала вывеска «Стардогса». Это диковинно, потому что его здоровье стоит несколько сот тысяч в месяц. Мне, потому что я недавно из армии и нищий даже для фастфуда. Поэтому усилители вкуса загнали счастье прямиком в кровь, как товарный поезд с наркотой под Новый Год в Питер. Мы молча ели и случилось «оно».
«Оно» пробежало мимо в обществе подруги, едва сводя дыхание в замкнутый круг, однако это не помешало крикнуть «приятного аппетита!». «И вам!»-ответил кто из нас. Смех. Мы пересеклись взглядами. Кадр раз – её глаза. Кадр два – её профиль. Кадр три – её чудесные ноги. Вакуум. Reboot. Insert your command…..
Эхо разогреваемых надпочечников вкатило адреналин, мой хот-дог летит вниз, колеса товарняка начали ход в обратном направлении. Пар. «Иван! Это оно! Бежим!»-всё что я успел сказать. Последующий лабиринт переходов путал следы. Было удивительно непонятно, как можно потерять так быстро, так недавно находившегося тут человека. На хрупких девичьих ногах уносились навыки агента 007. Это был гон охоты. Мой соплеменник ориентировался на шум её смеха, петлявших в пустом переходе закрывающегося метро. Я молился. Шум крови в ушах меня дезориентировал. Знал, что это та история, которую я искал. Всегда была такая занятная штука – точно чувствовать, куда свернуть «неправильно». За приключениями. Наконец, пролетев турникеты и почти падая по эскалатору до самого подземелья, мы увидели их, расходящихся в разные стороны и машущих друг другу руками – NPC и мой квестовый персонаж. Осознавая весь бред ситуации, я направился ровно к ней, с сумасшедшим взглядом, натянув улыбку, сбиваемую отдышкой, сказал «Привет. Я знаю, как это выглядит, но я не псих. (залип, осознавая свою ложь на несколько секунд). Точнее…короче вот мой паспорт. Держи и пойдём с нами». «Но у меня последний поезд», -взяв паспорт, с улыбкой ответила она, глядя своими огромными глазами. «Мы отвезем тебя куда угодно. Я просто знаю, тут начнётся история. Верь мне. Ты в безопасности». Осознавая с ужасом ненормальность, импульсивность и иррациональность происходящего, я умолял её взглядом согласиться. Видимо, оценив солидный и серьезный вид Ивана, несмотря на небритую бандитскую его рожу, она согласилась. Что было далее, я не помню. Роли. Или же то, кого мы в себе ищем. Я был жив своей, вертелся юлой, удерживая её внимание. Был очарован её смелостью. Дальше мы ехали без цели, затем на любительский рок-концерт, в котором начался наш вечер с Иваном. Затем шатались по нищим дворам вдоль Москвы реки, лазали по заборам, делали фотографии у граффити с Данилой Багровым, и всё это казалось таким же естественным, как в детстве. Я был влюблён.
К восходу солнца, мы были знакомы долгие годы. Глядя на неё, я знал, что она моя сумасшедшая, проекция моего потерянного идеала, рыжей женщины, девять лет служившей непреступным божеством, который я не мог преодолеть, перелезть как вечную китайскую стену. Она «видна» была насквозь, несмотря на хорошую игру в недотрогу. То, чего она хочет, как она трахается, что будет дальше. Оставалось только выбрать: ей – кто заполнит её в ближайшее время из нас двоих, нам – кто станет персональным Иисусом для её ада.
Одна из важных составляющей крепкой дружбы – не делить женщин. К счастью, у нас с Иваном абсолютно разный вкус. Он считает, что я болван, я считаю, что у него нет вкуса. Тем и сильны. И я люблю нас за это. Поэтому он пошёл к машине, а я провожать нашу музу до хостела, где, по её словам, она располагалась, пребывая в Москве в командировке. Её внешность из тех, по которым нельзя точно сказать – 17, 27 или 35. Нет, вовсе не потому, что юность была пропита. Просто, такие как она, как я, как мы – вечно молодые. Бонус – когда у твоих сверстников уже «не стоит», вся противоположная страстная партия без ума от твоего…хм…потенциала. Минус – когда у всех твоих сверстников уже давно растут дети, тебе до сих пор не продают сигареты без паспорта. Я совершенно ей не верил поэтому. Она могла быть агентом секретной службы, судмедэкспертом, искусствоведом или проституткой. Лелеял последнее. Фрагменты её истории были близки на столько, что казались хорошо подготовленными. Учитывая эмоциональную тупость тех, с кем мне посчастливилось быть знакомым, думаю, у меня всё же есть объективный талант – видеть сексуальный темперамент того, с кем общаюсь. С ней всё было откровенно ясно. Узрев её либидо, Фрейд бы написал труд о зависти к вагине, Юнг ушёл бы в монастырь. А я таких просто обожаю. Это кипяток из шизофрении, истерик, мягкости муки и огня холокоста. Моя Марла. Красавица и чудовище. Что угодно, только не лёд обыденной, холодной шкуры. Гений.
Стоя у двери её дома и не принимая её аргументы, произносимые сквозь усталый смех, я был уверен, что прокляну себя, если не пересплю с ней. Но я неудачник и мой опыт – опыт неудач, поэтому, не взяв меня с собой, она заверила, что вернется через 40 минут, приняв душ, чтобы я отпоил её обещанным кофе и проводил, еле живую, на курсы по психотерапии, ради которых её и занесло на наши берега. Вскоре начался дождь. Спрятаться было негде, телефон умирал, я тоже. Случайно и впервые купленный накануне блокнот стал напоминать о себе, оттягивая внутренний карман пальто. Всё, что было живо во мне, это рвавшееся наружу семя и вдохновение, скопившееся опухолью где-то между морщинами на лбу. Рвалось, не найдя дыры в черепе. Или другой, очевидно, её дыры. Вытащив блокнот и ручку, я пытался успеть записывать слова там, где ещё не нападали капли, делая чернилами нечитаемыми. Закончив, я написал смс «40 минут прошли». Затем бестолковые её уговоры меня свалить, затем она с мокрыми волосами на пороге подъезда и я мокрый от дождя с щенячьим взглядом по другую сторону порога. «Тихо! Заходи. Все спят. Сейчас вынесу чай, жди!». Стол, камеры в прихожей хостела, чистый лист, расшифровка пятен Роршаха из блокнота в формат русской речи на А4. Неровный почерк, стыд, спермотоксикоз. Чай, вручение. Её «мило», улыбка. Я готов на всё. Награждён лишь провожанием до оговорённых координат. Метро, тепло, кафе. Её знакомые, её позерство и гордость замужней женщины перед другими курицами: общество молодого любовника. Спалилась. Лестно. Прощание.
Занавес.
Акт 2.