Педро. Конец
Автор: Андрей МалажскийПако очнулся в луже собственной крови на полу прихожки квартиры Педро. Живот его был вспорот, а кишки его пульсировали в крови, разложенные аккуратной пентаграммой – без разрывов.
– Очнулись, отче? – приветливо махнул ему Педро, стоявший в "кишкограмме" лицом к салону квартиры, – я долго думал над вашими словами, мол, пентаграмма должна быть насыщенной жизнью, и болью, которая влечет демонов, и придумал, как в полной мере воспользоваться вашей помощью...
– Почему я еще не умер, крови мало, почему я еще могу говорить, а не стонать от боли?
– Вашей мыслью о медикаментах я тоже воспользовался, – отозвался Педро, оступился, нажал носком туфли на тонкую кишку, и тут же вернул ногу на место,– простите, падре, мою неуклюжесть...недоспал, пол ночи учился рисовать пентаграмму без отрыва карандаша от бумаги, ну, чтобы кишки потом не резать...все, как вы учили... Вчера вечером, в вино я подсыпал вам хорошую дозу снотворного, взял у дядьки дома морфинчику, чтобы боль унять, зажимы-томпоны, чтобы вспоротый живот не сильно кровоточил, ну и испросил у Сильвио чего-нибудь, чтобы сердечко ваше от стресса не остановилось, и вы могли прочесть молитвы. Я в молодости в мясной лавке работал, вот и пригодились навыки.
– Посмотри на меня, на то, что ты со мной сделал, ты все еще думаешь что демоны в твоей квартире, а не в тебе самом? – прохрипел священник.
– Во мне тоже, убедили, – тяжело вздохнул Педро, но тут же оживился, и продолжил, – но ведь ритуал сработает, правда? Я все сделал так, как вы велели, даже лучше, вы только не умирайте раньше времени, дочитайте молитвы, и демон из меня уйдет, и подельники его из квартиры...
Мимо мысленного взора священника промелькнула вся жизнь, все его бесчисленные шарлатанские выходки в роли экзорциста. Пако всегда утешал себя, что эффектные ритуалы убеждали клиентов в собственном освобождении от одержимости, но всегда боялся узнать: а как сложилась их судьба впоследствии? Боялся, потому что в глубине души знал, что приносил людям лишь временное облегчение, и многие из них, позже, закончат свои дни в психушке. Такое знание страшит, ибо перечеркивает дело всей жизни. Пако уже был очень стар, и совсем не боялся смерти, боялся боли, как любой человек, но Педро действительно позаботился о том, чтобы ему было больно, ооочень больно, но не настолько, чтобы потерять ясность мысли:
– Ответь мне, сын мой, что ты будешь делать, когда изгонишь демонов?
– Дочитаю "Преступление и наказание" Достоевского, – пожав плечами сказал Педро, – мне Хой перед смертью на испанском языке подарил...очень рекомендовал...
– Я не одинок, – болезненно скривился священник, – Федор Михайлович присоединится к ритуалу. Ты ведь поступишь так, как поступил Раскольников в конце романа?
– Дык, я ж еще не дочитал. Как?
– Он ритуал завершил, отринув страхи – обезопасил от себя окружающих.
– В этом разве будет необходимость?
– Я прочту заклинание по изгнанию демонов так, что будет.
– А может вы все таки иначе прочтете заклинание, а?
– Нет, это необходимо, чтобы изгнать самого могущественного демона из твоей души.
– Какого?
– Демона страха.
– Страшный вы человек, отче.
– Наверное. Пить хочу, дайте воды.
Педро переступил через кишкокруг пентаграммы, деловито поправил капельницу на треноге для фотокамеры, которая подпитывала умирающего экзорциста:
– Нельзя, отче, –с этими словами дальнобойщик взял со стола распылитель для глажки, пшикнул из него струю в рот Пако, и заботливо окрапил водою кишки, – в капельнице глюкоза с витамином С, бодрит?
– Благодарю, мил человек... Последнюю просьбу можно?
– Все, что угодно, падре, я вас уважаю.
– Как помру, заявите обстоятельства моей смерти на премию Дарвина...
– Почему на нее?
– Уж больно к месту – как жил, так и помер...
– Вижу, вижу демонов! – закричал Пако, и впрыгнул в кишкокруг, – бегут на меня, читайте молитву, падре!
– Pater noster, qui es in caelis;sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum,fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Veni, vedi, vici, Hitler kaput...
– А по испански!
– Изыди, Сатана, изыдите приспешники князя Тьмы, оставьте Педро наедине с его страхами...
– Почему наедине?
– Чтобы раб божий Педро убоялся грехов своих, и не пенял более на силы сторонние.
– Мы так не договаривались, отче...
– Дух Федора Михайловича, помоги Педро обрести покой души чрез мудрость свою, горите черти!...Горят?
– Нет, пасадобль пляшут вкруг меня! – запищал Педро.
– Зажигалку зажги!
– Зачем?
– За огнем, балда, молитва – масло, огонь к нему нужен! – Пако вытащил из кармана бутылек елейного масла, и опустошил его на свои кишки и ступни стоящего к нему спиной Педро, – Зажег? Кидай под ноги.
Дальнобойщик кинул. Пламя охватило кишкограмму, и заполыхало в ногах Педро, быстро поднимаясь все выше и выше.
– Горят демоны! – воскликнул дальнобой, радостно приплясывая от жара в причинном месте.
Через несколько секунд, Педро оттопырил пояс штанов, и залил туда воду из открытого распылителя для глажки, и с облегчением выдохнул.
– Полегчало? – спросил его экзорцист.
– Уфф, да, падре, благодарю.
Священник дотянулся до радиоприемника, и включил его: из монодинамика заиграла его любимая песня – Саймон и Гарфункель "The sound of Silence", только почему-то нежный вокал с каждым новым куплетом обретал брутальный роккерский хриплый драйв. Отцу Пако померещился образ бородатого мужчины, выплывающий из дымки благостного аромата елейного масла с примесью жженых старых носков – то ли Дарвин, то ли Достоевский. Пако, чтобы никого не обижать, махнул рукой обоим:
– Мне тоже полегчало.
С последними аккордами песни священник умер.