Это не лечится

Что я имею сказать вам по итогам давнего уже лежания в ковидном госпитале. Год прошел. 

Не важно, по большому счету, в ковидном ли или просто нахождения в месте, в котором у вас очень много времени на себя. Это прекрасное время.

Была возможность наблюдать за окружающей жизнью, такой, какой вы ее больше нигде не сможете наблюдать. Увидеть людей настоящими, без наносного и без масок. Людй, которые искренне волнуются не только за себя (это я о пациентах). Людей, который, будучи и сами в нелегком состоянии, ухаживают за другими. Людей, которые плевать хотели на других, потому что самому плохо. Людей скандальных и требовательных, равнодушных и всегда позитивных. Очень четкий срез общества здесь.

Была возможность оценить лечебный процесс с точки зрения его организации и приблизиться к пониманию того, отчего же "в России так березы шумят". Причины все те же, господа, ничего нового. Была возможность оценить настоящую реактивность медсреды и подумать над тем, как же улучшить ситуацию.

Была очень хорошая возможность присмотреться к себе и найти в себе те черты, на которые ране не обращал внимания. Есть над чем работать, и это замечательно.

Была шикарная возможность сказать себе "Стоп" и немного времени провести во внутренней тишине без задач и гонок, без обязательств перед кем бы то ни было, кроме самого себя. Очень большая ценность, скажу я вам, научиться осознавать и и исполнять обязательства перед самим собой и своим здоровьем.

Еще одна великая наука, которую преподнесло мне это время - умение принимать помощь. Я не умею этого делать, мне всегда сложно с этим. А тут я решил попробовать позволить этому быть, и это оказалось очень здорово именно с точки зрения принятия.

Долгие больничные ночи в бессоннице, наполненные сочувствием к соседям по палате и бесконечной темнотой и тишиной коридоров, научили меня равновесию. Скорее всего, я разучусь очень быстро, но даже этот короткий опыт бесценен.

Возможность подумать о себе самом, о месте людей в твоей жизни и о твоем месте там, за окном - крутая возможность.

Все это время мне почти не писалось, я разрешил себе не писать. Уверен, это найдет выход в чем-то новом.

Возможно, завтра меня выпишут. Или в пятницу. Я отправлюсь в ставший другим дом, буду восстанавливаться и не стану с этим спешить. Хочу прожить этот опыт до конца.

Конечная цель этого поста - сказать спасибо. Родным за терпение, заказчикам за понимание, друзьям за поддержку и искреннее участие, врачам за принятые меры по моему излечению, себе за готовность превратить это все в один большой эксперимент.

Вот несколько заметок из того времени.

1.

Ночь. Темнота. Гулкая тишина пустого коридора. Ты слышишь, как в соседней палате кто-то сипит и хрипит, затем вновь наступает тишина, нарушаемая только какими-то непонятными больничными звуками. Ты совсем было собираешься попробовать заснуть, когда в бледной темноте коридора раздаются шаркающие старческие шаги. Ты сразу понимаешь, что идет именно старик, нет в этих шагах жизни. И вот он проходит мимо твоей палаты, бурча себе под нос: "Вечно одно и то же, хер дождешься этих лифтов". Шаркающие шаги удаляются, раздается звук открывающихся лифтовых дверей, и дед уезжает куда-то вниз. Там внизу все заклеено красными крестами, куда он? Курить? Или еще ниже, в мертвецкую? Три часа ночи...

2.

Отделение привычно оцепенело в золотых сумерках, все сидят по палатам и боятся выйти наружу. Короткими перебежками до чайника или до сортира, и назад, в такое "безопасное" сумрачное нутро палаты, откуда временами доносится тяжелое дыхание или чьи-то жуткие хрипы и захлебывающийся надсадный кашель. Но они уже "свои", а, значит, тоже безопасные, как и твои собственные.

Редкие смельчаки гуляют по бесконечному коридору туда-сюда, шаркая тапками. Встречаясь в коридоре, эти смельчаки уже на автоматизме занимают разные стороны коридора и преодолевают друг друга рывками, поглядывая искоса, словно стараясь запомнить. На всякий случай. Один дедок, видимо, на усиленной диете и с запасными батарейками по карманам, носится вдоль коридора со скоростью спортивного болида, включив реактивную тягу и пронзительно цокая по бетонному полу своей палочкой. Мне кажется, палочку ему выдали для того, чтобы она его тормозила. Иначе он, словно выпивший своего зелья Абеликс, умчится в неизведанные дали, даже не попрощавшись, и станет еще одним источником стремительного распространения "ковида" по миру. Такого деда только из систем ПДО останавливать (противо-дедовкая оборона). Но дедов не надо останавливать, их надо уважать и любить, и мы за него сильно радуемся.

Изредка мимо палат безмолвными призраками проносятся люди в костюмах почти космонавтов. Они глядят строго перед собой сквозь защитные очки, стараясь не замечать творящегося вокруг ужаса, стараясь случайно не запомнить кого-то из больных. На всякий случай.

Я заметил, что здесь все на всякий случай. Лечат по такому же принципу в основном. И обеспечивают "безопасность". И кормят.

Поэтому посмотрим, как пойдет.

И до встречи. На всякий случай.

3.

- Мальчики-и-иии, подъем!

А мальчики и так не спят толком. Открываешь ночью глаза, а вокруг люди сидят, дышат словно выброшенные на берег рыбы и стараются задавить в себе кашель, чтобы не мешать тем, кому посчастливилось все-таки уснуть. И так всю ночь. А в 5.30 пронзительный нарочито жизнерадостный вопль и рвущий глаза свет.

На пороге стоит неузнаваемая в своем странном костюме сестричка. Вчера, когда в нашу палату привезли очередного пациента, она долго тормошила его за плечо:

- Мужчина, как вас зовут? Как вы себя чувствуете?

- Мужчину Юрой зовут, - подсказываю ей.

- Вы каждый день меняетесь, не могу я всех запомнить, - она даже тона не изменила.

И появившаяся было к ней симпатия сразу исчезла, увяла, как трава под ледяным ветром.

И вот эта показная жизнерадостность тут же вызывает еще большее раздражение. Бессонные ночи в больничной палате не добавляют любви к миру, зато добавляют интересных наблюдений.

Например, вдруг вспоминаются какие-то моменты из детства, когда ты лежишь в темной комнате, безжалостно отправленный спать, и смотришь на освещенный по периметру прямоугольник двери или на шторы, на которых раскачиваются тени колеблемых ветром рябинок. Или ты с первой попытки различаешь звук груженой каталки от пустой. И видишь, как вывозят черные мешки с бирками, в которых лежит чья-то одежда. И думать о том, где ее хозяева, не хочется. Этих знаний не хочется. Лежишь и слушаешь тишину, в которой раздаются звуки передвигающихся лифтов, приглушенные голоса сестричек, звуки хлопающих дверей.

- В реанимацию кого-то привезли..., - раздается вдруг сиплый от непрерывного кашля голос, и ты вздрагиваешь. Оказывается, не ты один слушаешь больницу. И вдруг вернувшаяся было тишина начинает меняться. Сначала ты не понимаешь, как именно она меняется, просто волосы на загривке становятся дыбом. А потом ты различаешь долгий, ослабленный бесконечными коридорами, исполненный муки человеческий вой. Но уверенности в том, что ты его точно слышишь, нет. И от этого становится совсем тоскливо.

Но пара размашистых уколов в филей, горсть таблеток и обещание скорого продолжения делают свое дело, ты вновь излучаешь оптимизм. Потому что иначе совсем не нужно.

4.

Посреди белого дня на пороге палаты появился персонаж в привычном уже белом костюме космонавта, но с вантузом наперевес.

- У кого тут проблемы?

Коллектив переглянулся, один из нас кивнул в сторону засорившейся раковины (да-да, в этой палате есть раковина и ревущий холодильник):

- Это вы не к нам, вы ее доктор.

Сантехник (а это оказался он) метнулся к раковине со скоростью звука, мощно прокачал ее вантузом и выскочил из палаты, на ходу бросив:

- Придут уберут.

- Так погодите, раковину-то починили?

- Да, - донеслись из коридора стремительно удаляющиеся шаги.

- Так течет же!

Персонаж сделал вид, что не услышал и попытался улизнуть, но не на тех напал. Остановили, вернули, ткнули носом, заставили хотя бы попытаться починить. Даже не пытаясь скрыть недовольства и желания как можно скорее покинуть чрезвычайно опасную зону (и не только в ковиде дело), сантехник все ж таки предпринял попытку исправить ситуацию, чтобы не вовзращаться сюда как можно дольше. Но не судьба, прохудился какой-то шланг, и в процессе прокачки вантузом шланг был добит. Теперь вода постоянно капает на пол.

- Я попрошу, шланг закажут, и поменяем пото-о-о-о-ооооом! - сантехник вновь устремился вдаль, радуясь тому, что все-таки исчезает из рассадника инфекции.

Хорошо, когда у тебя есть возможность покинуть эту самую опасную зону. А еще лучше, когда ты можешь в нее не попадать.

Поздний вечер. В отделении снова настороженная тишина, нарушаемая только звонкой капелью и бесконечным бубнежом одного из пациентов на странной смеси русского, молдавского и цыганского. Бубнеж прекратить легко, а вот с капелью все гораздо сложнее. Почти как с попыткой угадать, кто перед тобой - доктор или сантехник.

Хочется надеяться, что с вантузом был не доктор...

5.

- А вам нравится здесь работать?

- Уже не так страшно.

- А почему? Ситуация улучшилась?

- Устали бояться, да и некогда. Работать некому, пациентов много, доплаты отняли.

Вот так и получается, что бояться интересно, когда за это еще и доплачивают. А если за стандартные деньги, то остается только бесстрашно тянуть лямку. Этот молодой парнишка прямым текстом говорит, что не хочет быть врачом, хотя и имеет высшее медицинское образование.

- Насмотрелся?

- Более чем. Нельзя в нашей стране врачом работать. У тебя нет почти ничего, чтобы лечить людей, но тебя продадут в любую секунду. Вот вы думаете, что вот в этой бутыли на столе обработанная вода для кулеров? Нет, там обычная водопроводная вода. Мы вам врем. И еще вы не видели, в каких условиях мы здесь получаем еду для вас, пациентов. Здесь очень много нарушений, и я не хочу иметь с этим ничего общего.

- А коронованных-то много? – задаем самый волнительный вопрос.

- Два этажа.

- И как они? – жадно вслушиваемся в ответ.

- Тяжко им, по-настоящему тяжко.

- А вам тяжко?

- А чего тяжкого? К костюмам с масками уже привыкли, пациенты в основном спокойные… Нормально.

Мимо регулярно шуршат костюмами медсестры, бросая в нашу сторону любопытные взгляды. Они не вслушиваются, потому что знают, о чем мы говорим. Здесь все всё знают, но дружно делают вид, что ничего особенного не происходит. Медперсонал знает о нарушениях, пациенты знают о нарушениях, те и другие знают, что реального лечения почти нет, но все дружно делают вид. Потому что так спокойнее.

И снова ночная палата, какая-то скребущая душу тишина, свет на пустом посту в конце коридора и одинокий дед, еле-еле крадущийся вдоль стеночки. Он идет из темной части коридора в светлую, к свету идет. Зачем он идет ночью, непонятно, но что-то гонит его вперед, не дает уставшему организму просто отдохнуть. Он идет, держась рукой за стенку, изредка останавливается, шумно, протяжно вздыхает и вновь отправляется в путь. Мне кажется, он просто боится остановиться, потому что потом будет почти невозможно стронуться с места. На металлических стульях у окна в холле бесконечным маятником раскачивается молодой чернявый цыган. Когда-то он попал в тяжелую аварию, и травма спины не дает остановиться и ему тоже. Он раскачивается всегда. Глядя на них, и я не хочу останавливаться, встаю с больничной койки и выхожу на ночную дистанцию.

6.

Ковидный госпиталь в любой своей части - объект строгого режима. Заклеенные крест-накрест туалеты (зачем?!!!!), целые коридоры "не ходи зона", везде красные треугольники и грозные надписи.

По некоторым коридорам время от времени передвигаются так называемые "транспортировщики". У них такие же защитные костюмы, как и у всего персонала, только тяжелого темно-синего колера. Мрачные они ребята и транспортируют невесть что невесть куда. В общем, мне с ними не по пути.

Кормежка в больнице такая, что хочется выдать им книгу с рецептами хоть какой-нибудь еды. То, что привозят к палатам на тележках , есть невозможно в 9 случаях из 10.

Радостно то, что есть возможность получать передачки из дома, это очень спасает ситуацию. Но не у всех есть этот самый дом. Один из лежащих в нашей палате пациентов своим домом очень давно числит места не столь отдаленные. По вечерам у нас есть классная возможность изучать искусство нательной росписи, столь же далекой от слова "татуаж", как слово "больница" от слова "комфорт". И я вам скажу, что Мастера есть везде (уж не от слова ли "мастер" пошло слово "мастырить"?)

Очередной вечер неотвратимо подступал к окнам, намекая на скорый невкусный ужин, плюс у парней закончились сигареты. Организовать доставку еды и прочего не получалось - все до единой службы доставки в городе увидев адрес доставки написали одно и то же: "Осуществить доставку на указанный адрес не представляется возможным". Уши у парней пухли все сильнее, да и голод давал о себе знать. Больничные ужины, как я уже говорил, это способ изощренной пытки для вкусовых рецепторов.

Думали недолго. Выход предложил обладатель личной галереи.

- А может, на рывок? - спросил он сиплым голосом.

План операции родился в изощренном мозгу моментально и столь же стремительно начал претворяться в жизнь. Двое смелых, оглядываясь по сторонам, вышли из палаты и устремились к лифтам. В голове тут же зазвучала музыка из "Джентльменов удачи".

Пара минут, и они уже внизу. Самый опытный из нас в деле преодоления разного рода преград стремительной тенью рванулся через территорию больницы, одним махом преодолел забор и скрылся в магазине. Я напряженно застыл у окна в палате. Не прошло и пяти минут, как главный герой истории появился на пороге магазина с парой объемистых пакетов, бугрящихся со всех сторон. Еще минута - и он уже внутри. Еще две - и в палату торжественно внесены пакеты.

- В этом несчастном магазине ничего нет толком, но я все равно затарился.

- Дорого обошлось?

- А что, еще и платить надо было? - пара секунд тишины и дружный хохот.

На столе появились несколько пачек "Дошика", сиграеты и чай. Вечер был спасен, операция получила кодовое название "Рывок в никуда".

P.S. У всех участников операции тесты на ковид - отрицательные.