К вопросу о попаданцах в эпоху Сасанидов

Велика и прекрасна страна Чжунго под мудрым правлением... Кого? Да Кун-цзы его знает, там кого только не бывало за долгие тысячелетия! И уже не суть, когда она называлась Чжунго, а когда Чжунхуа Жэньминь Гунхэго. Империя — она под любым брендом империя. Спросите любого китайца, он вам достоверно скажет — всегда была велика и прекрасна. 

Разумеется, Чжунго отнюдь не всегда была единой империей. Да и просто единой была отнюдь не всегда. Во времена, о которых пойдёт рассказ, она была разделена на Вэй, У и Шу. Последние две части, впрочем, нас особо не интересуют, ибо они были заняты угрызанием друг друга и на большее пока не замахивались. К тому же расположены на югах, что для нашей истории немаловажно. Интересует нас первая - Вэй. Итак, прекрасна страна Вэй под мудрым правлением Цао Пэя...

Судить, насколько правление было мудро — не нам, позднорождённым. Однако, как водится, мудро и справедливо для всех править нельзя, и кого-то да придётся наказывать. Причин, по которым Цао Пэй решил извести под корень весь род одного из своих дацзянов (генеральское звание в то время), нам всё равно не дознаться. Может, тот заговор решил учинить. А может, ещё какое из Десяти Зол практиковал. Всё-таки даже в те человекоядные времена обычного императорского похмелья было недостаточно, чтобы казнить без покаяния не только злоумышленника, но и всю его семью.

Злоумышленник, впрочем, оказался не только хорошо информирован, но и весьма упорен. В считанные часы он собрал всех родных, кому вместе с ним светило усекновение главы, и так резво свинтил всем кагалом из Лояна (тогдашней столицы Вэй), что даже сверкание пяток отследить не успели. Когда Цао Пэю доложили об этом негаразде, он, надо полагать, долго матерился по-ханьски. Может, даже кому-то башку таки приказал отсечь в надежде, что полегчает.

Не полегчало. И Цао Пэй приказал снарядить отряд. С целью вернуть резвого министра со всей чадью пред ясны государевы очи, дабы пред ними же казнить. Поштучно, распиливанием бамбуковой пилой на деревянном осле. Если к тому времени, понятно, что-нибудь пооригинальнее не надумается.

Однако в процессе гонки за опальным дацзяном выяснилось: он мало того, что очень шустро бегает, но ещё и очень далеко. Где-то в Тибете преследователи наверняка задумались, а не слишком ли много они проехали и не ну ли этого дацзяна к Яньло в преисподнюю. Единственное, что мешало им вернуться с докладом «не догнали, однако» — призрак деревянного осла.

Долго ли, коротко, но дацзян вступил в пределы державы Сасанидов. После чего решил поменять статус беглого уголовника на гордое звание политического беженца. Каковое звание в сочетании с прежней должностью и положением невозбранно дозволяло ему прибыть ко двору шахиншаха Арташира I Папакана. Шахиншах выслушал политэмигранта и крепко задумался. Парень ему нравился: бегает резво, помирать не торопится, явно и войско умеет водить, и вообще чужой — ни с кем сговариваться не станет. Но Арташир догадывался, что с зачислением политэмигранта в штат он может по горло обрасти проблемами на международном уровне. Так что он просто отправил его на крайний запад владений, в Армению. И сел на трон ровно, ждать гостей.

Гости съехались на дачу, однако, нескоро. Арташир успел прихворнуть, так что и аудиенции гостям пришлось ожидать долго. Настолько, что дождались сперва великого траура, затем погребения шахиншаха и воцарения его сына, Шапура I. Когда великий плач и великая пьянка по обоим поводам закончились, шеф поисково-ловецкой бригады предстал и внушительно потряс императорскими полномочиями. Шапур впечатлился, но ответил, что:

а) в здешней местности императора зовут несколько иначе, так что вы пальчики не сильно растопыривайте;

б) ихнего диссидента отослал далеко на запад не он, Шапур Арташирович, но вовсе даже Арташир Папаевич, а это не одно и то же;

в) отсылая диссидента с чадью, Арташир Папаевич поклялся лучами солнца, что не причинит им вреда, а это покруче, чем клятва здоровьем Сына Неба, к тому же неотменимо, поскольку клявшийся уже убыл на новое перерождение;

г) отсылка на Кавказ равносильна смертной казни, так что можете сообщить глубокоуважаемому Цао Пэю, что его враг помре ужасной смертью купно с домочадцами, шакалы уже их тушки источили, а ваш Яньло принял всё семейство и сейчас занят распределением этой оравы по адским канцеляриям;

д) присылать вразумляющую армию не надо, а то сами видите, какие тут у нас дороги, мало ли, да и вообще студно туково;

е) короче — мир, дружба и бетель.

Гости выехали с дачи обратно на восток, увозя материальные ценности и моральные заверения. А Шапур послал гонца с кувшинчиком винца — узнать, как поживает его любимый бегучий китаец. Коего успели прозвать местным именем Мамгон. Гонец вернулся нескоро, зато с таким известием, что Шапур едва не навернулся с трона: бегучий китаец не просто добежал до Армении, не только категорически отказался вымирать, но и устроился к тамошнему царю Трдату II в спарапеты (министр обороны и начальник генштаба в одном лице). И так хорошо он с этим делом управлялся, что спарапетские лампасы стали наследным достоянием рода Мамиконянов. А Шапур настолько восхитился оборотливостью чанского генерала, что как-то даже позабыл его изничтожить, когда захватывал позже отложившуюся мятежную Армению.

Но это уже совсем другая история.