Признание в любви: иезуит и синоби

Присоединяюсь к чудесному флешмобу Александры Лэнг "Любовное признание". Эти признания - они такие разные у разных героев. Они зависят от характеров, он обстоятельств, от эпохи... Возьму только из одной из своих книг.

Офицер иезуитского Ордена, работающий "под прикрытием" в Японии (эпоха Токугавы) - и его очаровательная противница - шпионка сёгуната, синоби.

Как глупо все получилось… И ведь по-другому сложиться просто не могло.

Что же ему теперь делать? 

Он уже не шестнадцатилетний мальчишка, чтобы позволить вскружить себе голову. Особенно когда от здравомыслия зависит не только его собственная жизнь, но и жизнь этой женщины.

Может быть, подыграть очаровательной синоби? Показать, что безумно увлечен, совершить пару красивых невиннных глупостей… и посмотреть, что она станет делать?

Да, наверное, так будет лучше всего…

«О, Айяко, пройди этот экзамен, умоляю тебя!»

Арман встал, натянул на себя штаны и нижнюю рубашку – и осторожно вышел из комнаты.

В доме царила та особая, чистая тишина, что наполняет воздух ранним утром, когда едва начинает брезжить пепельный свет, а до зари еще далеко. Молодой человек бесшумно спустился в сад и срезал дремлющую алую розу с каплями росы на лепестках, только начинавших открываться новому дню.

Через несколько минут роза уже лежала на изголовье девушки, а Арман, сев за стол, придвинул к себе чистый лист и чернильницу.

После чайной церемонии с Айяко он в круговороте дел ухитрился выкроить время, чтобы почитать немного о японском стихосложении.

И вот теперь писал для девушки танка.

Разумеется, на португальском, но стараясь соблюсти все требования к этим стихам.

Я прелестным цветком 

Очарован – и даже в разлуке

Не забыть мне о нем. 

О, когда же суетной страстью

Перестанет сердце томиться?..[1]

Положив листок с еще непросохшими строчками рядом с розой, молодой человек вновь тихо вышел из комнаты.

Теперь – на кухню.

Минут через тридцать резидент Ордена вернулся в спальню, неся на подносе две тонкие фарфоровые чашки и теплый чайник, в котором благоухал свежезаваренный зеленый чай.

А рядом, на тарелке, аппетитно пахли красиво уложенные бутерброды – с колбасой и сыром. Отдельно, на блюдце – тонко нарезанное яблоко, и, в маленькой розетке – золотистый тягучий мед.

Арман улыбался. А что? И мясное, и молочное, и фрукты, и сладкое – что душа Айяко пожелает!

И хотя все это было проверкой, испытанием, на сердце молодого человека становилось удивительно тепло. Словно треснул толстый ледяной панцирь, пропустив внутрь, в темноту, долгожданный солнечный лучик.

И, кажется, навстречу ему пробивается, распускаясь, слабый, но такой отчаянно-упрямый подснежник.

Юноша едва успел поставить поднос на стол, как на кровати послышался шорох. 

Арман с улыбкой обернулся и увидел, как японка сонно провела рукой по одеялу – и, вздрогнув, резко села.

Роза и стихи с тихим шелестом скатились по изголовью ей под бок.

– Вы уже встали, Акоста-сама?.. – пробормотала Айяко со вспыхнувшими щеками. 

– И даже принес завтрак в постель, – улыбнулся Арман.

Девушка закрыла лицо руками.

– Какой стыд… – прошептала она. – Простите меня!

– Никаких извинений! – весело запретил юноша, подходя и мягко отводя ее ладони от лица. – Ты устала и хотела отдохнуть, и это твое право. Лучше посмотри! Я успел написать тебе стихи, пока не просохла утренняя роса. 

– Откуда вы знаете об этом обычае? – растерянно пробормотала Айяко.

– А у вас есть такой обычай? – де Претреше вскинул брови. – Я просто следовал велению своего сердца. Так тебе нравится?

Девушка скользнула кончиками пальцев по еще влажным лепесткам розы, взглядом – по строчкам, и щеки ее тронул румянец.

Синоби молча кивнула и, поднявшись на колени, обвила шею Армана руками.

И тихо выдохнула:

Нынче утром нежданно

Запах дикого перца принес

Ветер, с гор налетевший, –

И от пряного аромата

На душе так сладко, так больно![2]

Арман молча обнял ее, прижав к себе.

Она уткнулась ему в плечо.

В комнате царила тишина, лишь громко тикали часы.

[1] Ёсии Исаму (1886 – 1960), из книги «Ядовитые цветы Уцуги».

[2] Сайто Мокити (1882 – 1953), из книги «Багряное зарево».

И буквально через несколько дней:

Айяко приближалась, не отрывая глаз от лица иезуита. 

Он не отводил взгляд.

Девушка подошла вплотную и положила ладони на грудь молодого человека – точно над сердцем.

На смертельно опасную для нажатия точку.

– У меня появилось предположение, кто вы.

Арман усмехнулся уголком рта.

– Очень интересно.

Глаза синоби сузились.

– Иезуит, – ответила она. – Тайный иезуит.

– А ты знаешь, кто они такие?

– Я слышала.

– И что именно?

– Они коварные и опасные люди. 

Арман улыбнулся.

– Я такой?

Ресницы Айяко чуть дрогнули.

– Да.

– Я польщен.

Девушка вздохнула.

– Вы не говорите мне «нет».

– Я не говорю «да».

Она отступила на шаг, и руки ее упали бессильно вниз.

– И даже сейчас «нет» не сказали… Акоста-сама, я не стану одним из ваших воинов. Никогда, – повернув голову, синоби в упор посмотрела на него. – Но я готова стать вам союзницей… если пойму ваши цели.

Арман вздохнул, покачав головой, и прошел в глубь гостиной.

– Свои цели я изложу твоим дзёнин. Кажется, мы это уже обсуждали. – Он, отодвинув от стола стул, сел. – И, прости, малыш, я не могу отвечать за твои фантазии. Позавчера я был демоном, сегодня утром – божественным Рю, вечером – уже священником. Кем ты назовешь меня завтра? 

Айяко улыбнулась.

– И ни в одном из случаев я не ошиблась… хотя… Насчет иезуита я не могу быть уверена.

Арман рассмеялся.

– А если бы вдруг это оказалось правдой? Что бы это изменило?

Девушка улыбнулась и, подойдя, села к Арману на колени.

– В моих чувствах – ничего. – Она ласково провела кончиками пальцев по его щеке, заправив прядь за ухо. – Но что такое чувства, когда речь заходит о большой политике? О долге? Многое бы зависело от приказов, которые получила бы я… и вы, Акоста-сама.

– Ты не можешь меня убить, – поддразнил он. – Ты уже пыталась.

Синоби потупилась.

– Мне… мне правда было бы очень тяжело. 

Молодой резидент Ордена некоторое время молчал, с нежностью глядя на японку. Потом, ласково тронув рукой ее подбородок, медленно провел большим пальцем по губам.

– Мне тоже было бы очень тяжело убить тебя, малыш.

– Значит, я не ошиблась… Вы…

Арман покачал головой, не дав ей договорить.

– Значит, – только и сказал он.

А потом наклонился – и накрыл губы девушки глубоким поцелуем.

А через время, отстранившись, улыбнулся:

– Значит, я люблю тебя. Ты все поняла? – он пристально посмотрел ей в глаза.

Она как-то грустно улыбнулась – и кивнула.