Безжалостно [вырвано из контекста]

Оля так и дремала до тех пор, пока гладкий асфальт не сменился ухабистой грунтовкой. Тряска её разбудила; сестрица встрепенулась и принялась охорашиваться, поглядывая на блёклое отражение в оконном стекле. Она выглядела очень довольной.

– Пойдёмте к нам на чай, – настойчиво напомнила Оля, когда машина аккуратно сползла с дороги к бабушкиному забору. – Как договаривались! Самовар поставим, и ба с утра пироги затеяла…

– Самовар! – мечтательно протянул Макс, снова входя в роль жизнерадостного болтуна. – С ума сойти! Ярик, пойдём, а? Сорняки никуда не денутся, я тебе гарантирую!

Зарецкий поколебался с пару мгновений, потом заглушил мотор. 

– Если только не помешаем.

– Не помешаете, – ответила Ира, пряча улыбку. 

Из дома, на ходу вытирая руки о передник, к калитке спешила бабушка. Иру ужалила совесть: пока они с Олькой праздно гуляли, на кухне вовсю кипела работа. Что ж, по крайней мере, поставить тесто они с утра помогли…

– Здрасьте! – сияющий Макс придержал калитку перед Олей и следом вошёл сам. Бабушка пристально его осмотрела, задержав взгляд на колечке в брови. – Можно я не по протоколу? Меня Максим зовут, очень рад знакомству!

– Здравствуйте, – бабушка радушно улыбнулась. – Антонина Михайловна. Это вы, значит, внучек моих балуете?

– Строго говоря, сегодня больше Ярик, чем я, – Макс указал на задержавшегося у машины Зарецкого. – Но при моём непосредственном участии, это да!

– Ба, скажи Афоньке, чтоб самовар ставил, – суетливо распорядилась Оля. Домовой, высунувший нос из-за входной двери, недовольно прянул чуткими ушами.

– Зачем? Сами справимся, – подошедший Зарецкий вежливо кивнул бабушке и под её цепким взглядом поправил воротник рубашки. – Добрый день. Мы вам не слишком поперёк планов? 

– Нет, нет, какое там, – бабушка чуть замешкалась с ответом, словно в самом деле перекраивала в голове какие-нибудь планы. – Проходите, конечно. Олюшка, надо бы в саду тогда накрыть…

Поднявшаяся уютная суета напомнила Ире прежние семейные визиты в Ягодное; правда, теперь вместо мамы у стола суетились они с Олей, а вместо папы с пузатым латунным самоваром возился Ярослав под нескончаемые Максовы остроты. Действовал он со сноровкой, какой сложно ожидать от столичного жителя; Афонька, втайне довольный, что его освободили от работы, ревниво наблюдал за гостями, но с придирками не лез.

– А мне запретил, – проворчал Макс, наблюдая, как коллега прикосновением поджигает щепку.

– И ты знаешь, почему, – хмыкнул Ярослав и бросил горящую лучину в тёмный зев трубы. 

– Ну тут-то можно?

– Можно. Только уйди, пожалуйста, куда-нибудь к водоёму. 

Макс сердито фыркнул и отступил подальше от самовара, внутри которого начинало гудеть и потрескивать разгорающееся пламя. Струйка пахучего дыма потянулась следом за ним.

– Ну хорош! – Некрасов обиженно замахал руками, отгоняя дым. 

– Я тут ни при чём, – с достоинством заявил Ярослав, забрасывая в огонь притащенные Афанасием шишки. – Не надо во всём подряд искать чью-то злую волю. 

В полной душистого жара кухне бабушка расставила на столе жестянки с сушёными травами и теперь беспомощно щурилась на почти выцветшие надписи. Ира, встав на цыпочки, сняла с верхней полки буфета расписной заварочный чайник размером с небольшую кастрюлю, окатила его кипятком и, приобняв бабушку за плечи, деликатно оттеснила её в сторону.

– Ба, давай я. Чего положить надо?

– Спасибо, Иринушка… Липу и малину, и где-то у меня были апельсиновые корки…

– Может, любистока сыпануть? – промурлыкала Олька, проворно выкладывая на блюдо пирожки.

Бабушка сердито сдвинула брови.

– Ольга! Я тебе покажу любисток! 

– Чего его показывать – вон под забором растёт… Да чего ты, ба, я ж шучу! – под строгим бабушкиным взглядом сестра стушевалась и состроила виноватую гримаску. 

– Смотри мне, – грозно предупредила бабушка и тут же заулыбалась: – Максим, вам помочь?

– Не-а, я сам помогать пришёл, – Некрасов сунул нос в тесную кухню и счёл за благо остаться в коридоре. – Таскать, может, что-то надо? 

– Пирожки, – решительно распорядилась Оля, протягивая ему блюдо. – Осторожно, тяжёлые!

– Есть в мире вещи и потяжелее, – изрёк Макс, взвешивая ношу на руках. – Например, бремя ответственности. Поберегись!

Афонька, не привыкший к такому обращению, проворно отскочил в сторону с его пути и сердито заворчал. Ира бросила в горстку чайных листьев ароматную апельсиновую корку, добавила на свой вкус малину и смородину и вставила ситечко в носик чайника. Не снадобье, но тоже почти колдовство. 

– Ирка, хватит возиться, пошли! – поторопила её сестра. 

Макс уже тащил к столу исходящий дымом самовар. Странно было видеть его здесь, под сенью старой яблони, у места, где раньше всегда садился папа. Единолично захватив в свои руки распоряжение чаепитием, Некрасов до краёв наполнял чашки и передавал их Оле одну за другой. 

– Осторожно! – воскликнул он за миг до того, как Оля, ойкнув, выпустила из рук неудачно схваченное блюдце. 

Сестра растерянно замерла и наверняка бы ошпарилась, не оттащи её Макс. Кипяток выплеснулся в траву; чашка вместе с блюдцем повисли в воздухе в десятке сантиметров от земли, а затем неспешно взмыли над столом и аккуратно спланировали прямиком под кран самовара.

– Ну что ж ты так, – Некрасов укоризненно потрепал Олю по плечу, прежде чем отпустить. – Несчастный случай на ровном месте… Зато видишь, как слаженно работает московский магконтроль? Я спас тебя, а Ярик – посуду.

Оля неуверенно хихикнула. Она, похоже, не прочь была ещё что-нибудь уронить, но чай ей больше не доверяли. Макс лично поставил перед собой последнюю чашку и довольно потёр руки.

– Не вижу причин дольше оттягивать приятный миг! – провозгласил он, первым усаживаясь за стол. – А с мясом пироги имеются?