Раздеть героя
Автор: ДианаВторой день наблюдаю на сайте флэшмоб о голых героях. Читаю, проникаюсь, смотрю картинки. Своих картинок у меня нет -- я не художник, а вот голые герои имеются.
Отрывок из повести "Бежать". В нем героиня раздевается сама:
Дурное предчувствие охватило Наташу. Энтузиазм, подхваченный в психбольнице, улетучивался со свистом и на смену ему рвалась тревога.
«Метров через триста от медучилища ваш двор», – зазвенел в голове голос прохожей.
Неужели?..
Когда Наташа с Игорешей достигли поворота, в который свернул незнакомец, она поняла, что пришла по своему новому адресу.
Облом! Квартира была не в многоэтажках!
Такое жилье в народе именовалось «квартирой на земле».
Незавидный удел.
Глухой двор с узким въездом-выездом. Внутри двора – строения в форме буквы «П». Вдоль всей левой стороны, метров на пятнадцать, отремонтированный барак, на вид крепкий и ухоженный. Справа – тот самый облезлый дом, довоенный, с высокими и невероятно толстыми стенами, грязными окнами и крутым на целых восемь ступеней полуразрушенным крыльцом. Шляпкой букве «П» служила тыльная стена то ли складов, то ли соседских сараев. Плотная кирпичная кладка примыкала к боковым зданиям и превращала двор в западню, в глубине которой, как прыщ на попе, торчал зловонный общественный туалет с двумя настежь раскрытыми дверями. Туалет был виден с улицы, и никто не мешал любому прохожему справить в нем нужду. Ближе к крыльцу на круглом цементном постаменте ютилась водоразборная колонка, судя по лужам вокруг нее, рабочая. Рядом две стойки с бельевыми веревками.
Из барака вышел мужчина в кепочке. Приветливо улыбнулся, кивнул.
Наташа не двигалась. Ей казалось, что любое движение или даже слово окажется последней каплей в чаше ее ангельского терпения. Переполнит ее. Заставит потерять самообладание и биться в истерике на глазах у ребенка.
– Вы, наверное, новая жиличка? – спросил мужчина. – Вам от психушки квартиру дали?
Наташа медленно перевела взгляд с незнакомца на туалет и выдавила из себя: «Да».
Внутри теплилась последняя надежда: может быть, ее квартира в бараке? Должно же хоть в чем-то повезти. Хоть раз!
Мужчина снова закивал:
– Тогда вам сюда, – и показал пальцем на облезлый дом. Подхватил чемоданы, зашагал к крыльцу. – Давайте за мной! В первую квартиру!
«Ну, конечно, – подумала Наташа, стиснув зубы. – Глупо было надеяться на хэппи энд».
В конец одеревеневшая от потрясений, она нащупала руку Игореши и пошла к дому. На крыльце споткнулась, едва не упала.
– Осторожнее! – предупредил мужчина. – Ступеньки, блин, крошатся. Но вы не переживайте, скоро обещали отремонтировать.
Общий коридор дома напоминал катакомбы. Полумрак, обшарпанные стены, вдоль них высокие деревянные козлы, хаотично сложенные картонные коробки со старьем, арсенал пустых банок, бутылок и стеклянных бутылей. Ржавая медогонка. Велосипед, подвешенный на двух металлических крюках, а под ним распотрошённое, будто взорванное изнутри, мягкое кресло. Над всем этим витал тяжелый аромат перебродившей кислой капусты.
В коридоре было всего три двери. Дальняя, обитая темного цвета дерматином, средняя, на удивление чистенькая и выкрашенная коричневой масляной краской. И дверь с приколоченным к ней жестяным номером «1». Замызганная и хлипкая.
Наташа достала ключи и попыталась открыть, но не смогла. На помощь пришел все тот же мужчина в кепочке. Ловко сунул ключ в замочную скважину, прокрутил пару раз, ругнувшись, и распахнул перед Наташей и Игорешей двери.
Из квартиры потянуло неисправной канализацией. Наташа растерялась: как такое возможно, если удобства во дворе? Робко перешагнула порог, щелкнула выключателем и в свете тусклой лампы обнаружила себя не в прихожей, а на импровизированной кухне. Старый буфет, стол, два самодельных табурета, заляпанная жиром газовая плита. Тут же у другой стены – черная от налета ванна, смеситель, перевязанный тухлой тряпкой, а над ним вся в саже газовая колонка.
Окон здесь не было, только дыра вентиляции.
Зато за двустворчатой дверью находилась комната сразу с двумя окошками.
Занавешенные пыльным тюлем и шторами непонятного мутно-коричневого цвета, окна напоминали глаза наркомана.
Снаружи потемнело: пугливое осеннее солнце спряталось, и наркоман отключился.
Половину комнаты занимал потертый диван. Рядом круглый старинный стол. Между окошками- глазами – тумба с черно-белым телевизором «Рекорд».
Наташа прошлась по комнате, принюхалась. Уловила все тот же запах канализации и прикрыла нос.
– Нет, – отрешенно пробормотала она, – жить здесь невозможно. Одна бы я смогла, но Игореша… Как он будет на этом диване, в этой ванне? – Она схватилась за голову.
«Боже мой, – заныло в висках, – что же я дура наделала?!»
Зачем сорвалась с насиженного места и потащила за собой Игорешу?! Отняла у него родительский дом: уютную комнату, мягкую чистую постель; школу, в которой он всех знал и где все знали его; знакомых врачей, учителей и даже торгашей, привозивших по блату качественные игрушки вместо вредного китайского барахла!
«Зачем?!!»
Наташа ощутила, что чувство, возникшее после развода и зревшее в ней – смесь боли, гнева, обиды, усталости и остервенения, жажда свободы, желание идти напролом, бороться с невзгодами и бытовыми проблемами, чтобы доказать всем, а прежде всего Виктору, что она может прожить без его помощи, наткнулось на глубокий, зарытый в недрах ее подсознания материнский инстинкт и…
Разбилось.
Вдребезги!
Будто Мир, пообещав поддержу, вероломно предал и пошел на Наташу войной. Решил добить и без того деформированную, растерявшую себя по мелочам девочку-женщину. Все только потому, что она мать, а значит, обязана жить ради ребенка и так, чтобы было лучше ему, а не ей.
Ходить в одиночку против Мира Наташа не умела.
Силы были не равны.
– Мы сегодня же вернемся домой! – истерическим голосом заявила она и поймала растерянный взгляд Игореши в полумраке коридора.
Мужчина (он вошел в прихожую-кухню-ванную вслед за Наташей и, вытянув шею, внимательно изучал газовую колонку: исправна или нет) повернулся на голос и скорчил удивленную физиономию.
– Мы не можем здесь жить! – продолжала Наташа все громче. – Нам не подходят условия! Здесь ничего нет!
– Газ есть, – буркнул мужчина в ответ. В его интонации послышалось уязвленное самолюбие; живут же люди и не жалуются. – Центральное отопление. Канализация. Вода тоже есть.
Он повернул кран смесителя и тот с характерным звуком выплюнул в ванну воздушную пробку. За ней брызнула вода, но тут же пропала и из смесителя полились только громкие рулады водопроводных труб.
– Сейчас! – заверил мужчина и повернул другой кран. Смеситель вздрогнул. Взбрыкнул арабским скакуном. Сорвался с места и натурально сдурел. Тухлая тряпка заплясала под напором хлынувшей воды и струи ударили в стороны. – Сейчас!.. Блин! Чтоб тебя через коромысло!
Закрутить кран не удалось, и мокрый мужчина в кепочке рванул в коридор к общему вентилю, едва не сбив по пути Игорешу.
«Сейчас! – донеслось из коридора. – Вот, блин… Сейчас!» – и тугие струи постепенно сошли на нет.
Со стен ручьями стекала вода, собираясь в лужу у плинтуса, звонко капала с краев ванны и сверкала на табуретах, буфете, столе, а Наташа все стояла и смотрела в темноту коридора ничего не видящими глазами.
Кап-кап-кап…
Потом мрачно улыбнулась, вспомнив, с каким лицом прыгал вокруг взбесившегося смесителя мужчина в кепочке.
Он вернулся в квартиру и вытер руки о лежавшее на буфете полотенце: «Сейчас, блин, все исправлю», но сделать ничего не успел. Смеситель, сгнивший еще при прежних хозяевах, рухнул в ванну.
Кап!
***
Последняя капля в чаше терпения.
Вышло буквально.
Если бы не соседка из второй квартиры, пришлось бы вызывать «скорую». С Наташей случилась истерика. Мощная, отвратительная, напугавшая не только Игорешу, но и мужчину в кепочке.
Сначала Наташа безумно хохотала то пересмешником, то злобной чайкой. Тыкала пальцем в смеситель и гомерически заливалась. Потом вдруг завыла собакой, словно ей сломали хвост, а следом переехали БелАЗом. Осипла, закашлялась и, наконец, разрыдалась.
Бегала по квартире с воем и плачем и рвала на себе одежду.
К счастью, импортное демисезонное пальто оказалось крепким, а Наташины руки слабыми. Досталось лишь шейному платку – его клочья разметало по комнате – и шифоновой блузке с узким воротничком и крошечными пуговицами-жемчужинами.
Воротничок душил. Наташа с силой рванула его и пуговицы посыпались на пол.
Цок-цок-цок…
Взлохмаченная, при этом невероятно красивая, с сумасшедшими заплаканными глазами и в разорванной блузке, из-под которой виднелся кружевной бюстгальтер, сама того не ведая, Наташа сразила мужчину в кепочке наповал. Он застыл потрясенный, но уже через мгновение опомнился, сгреб Наташу в охапку и прижал к себе. Нырнул носом в ее пахучие волосы и забормотал: "Тише, тише..." Чем сильнее Наташа вырывалась, чем крепче были его объятия. От него тянуло гуталином и тухлой тряпкой. Наташе не хватило воздуха. В исступлении она закричала и замотала головой, кое-как освободила руку и, зацепившись за пыльную занавеску, обрушила ее вместе с чахлым деревянным карнизом. Схватила карниз, чтобы обороняться. Однако мужчина отбросил деревяшку со словами: «Поранишься же», сдавил Наташе горло и, заглянув в глаза, глухо и с тревогой спросил: «Ты что, блин, творишь?»
А это отрывок из повести "Последний Лучафэр". В нем героя раздели не по его воле и он очень (прямо очень-очень) хочет одеться:
Пап посмотрел на Еву. Она все еще стояла далеко у окна, всхлипывала и торопливо вытирала слезы.
– По Раду плачет или из-за тебя? – поинтересовался он у Каталина.
– По Раду Вулкану. Наконец осознала, что его больше нет.
В знак сочувствия шеф поцокал языком, покачал головой и, нахмурившись, выдохнул:
– Бедная девочка… – Он похлопал себя ладонью по голодному животу. – Устал я от этой абсурдной истории. Думал, приедем в деревню, свежей брынзы поедим, вина попьем, заодно Вулкана-старшего отыщем и вернемся домой с круглой суммой в кармане. А тут… Проблема на проблеме. Всякое за годы службы мы пережили: и стреляли в нас…
– В меня, – уточнил Каталин.
– В тебя, да, – кивнул шеф. – И топили нас, и душили…
– Меня топили и душили.
– И слабительное в кофе подсыпали.
– Это вам.
– Спасибо, коллега, я помню. Так вот, всякое за годы службы было, но чтобы молодой клиент отдал богу душу в процессе расследования – такое у нас впервые. Жаль Раду, талантливый был человек. Я ведь, знаешь, вчера ночью таки посмотрел фильм, о котором он нам рассказывал.
– «Лучафэрул»?
Пап кивнул.
– И уверяю тебя, – заверил он, – это шедевр. Зря ты его критиковал. Там масса великолепных сцен, прекрасные диалоги. А Раду в роли «звезды» – чистый ангел. И почему я не рассказал ему о своих впечатлениях по пути в госпиталь? Теперь уже поздно. Теперь, если только мы с ним на том свете увидимся, то расскажу.
Двери отделения с шумом распахнулись и в холл, шлепая босыми ногами и наспех прикрыв обнаженное атлетическое тело простыней, выскочил разъяренный и всклоченный Раду Вулкан.
– Я по вашу ду-ушу! – громогласно объявил он Папу и тот крякнул от неожиданности.
Следом за Вулканом из отделения выбежал до смерти перепуганный врач с серым лицом. Он размахивал руками и что-то бессвязно бормотал. Пытался догнать пациента, который с изяществом горной антилопы уходил от преследования по пустым креслам и скамейкам.
Затем появилась похожая на борца медсестра со шприцем в руках.
– Домнул Вулкан, – завопила она, – немедленно вернитесь в кому!
– В палату! В палату вернитесь! – поправил ее врач сдавленным голосом. – Я должен осмотреть вас, проверить биологические показатели.
Вулкан не сдавался.
– Объясните медикам, что я в порядке! – снова крикнул он шефу. – Они не верят!
– Конечно, конечно... – закивал растерявшийся Пап, прикурил сигарету, но тут же спохватился и затушил ее. – Конечно ты в порядке. А вот мне, кажется, крышка. – Он покачнулся, с трудом оторвал взгляд от метавшегося по холлу Вулкана и посмотрел на Каталина. – Мальчик мой, поймай врача: спроси, в каком кабинете принимает психиатр.
– В двести четырнадцатом! – отозвался врач на бегу. – Но прежде помогите нам поймать этого…
– Покойника? – хмуро подхватил Каталин.
– Какого еще покойника?! – возразил врач. – Раду Вулкан не умирал, он находился в коме! Он и сейчас должен в ней находиться, но…
– ... что-то пошло не так, – продолжил Каталин. – Понятно.
Из всех присутствующих лишь Каталин выглядел спокойным.
– Я в порядке!!! – рявкнул загнанный в угол Раду и сверкнул ягодицами из-под разлапого, усыпанного огромными лиловыми бутонами гибискуса. – Слышите, вы, в поря-ядке! Мне не нужна помощь! Мне нужна моя одежда! И мой телефон! И ключ от автомобиля! Господи-и! – Только сейчас он заметил медленно сползавшую по стене от шока Еву. – Любовь моя, – с нежностью произнес он и, растолкав медиков, бросился к ней. – Ты зде-есь! Я боялся умереть и не увидеть тебя! Но теперь печали позади! Больше мы никогда не расстанемся. О-о! Тебе передали моего солда-атика!
Вулкан подхватил обмякшую Еву, повернулся к медсестре и возмущенно бросил:
– Что смо-отрите?! Немедленно принесите мою одежду!
Без картинок скучно, знаю. Но как есть.