Картины? Их есть у меня... И не только у меня

В начале лета 1952 года, если говорить точнее, в первую субботу июня, в  Бейоглу, в узком переулке, начинающемся от улицы публичных домов и выходящем к английскому консульству, был открыт  притон,  самый  большой  не только  в Стамбуле  и Турции,  но и на Балканах, и на всем  Среднем  Востоке.  К  этой торжественной дате  был завершен любопытный конкурс живописи, продолжавшийся шесть месяцев. ... Профессиональные художники  участвовать в конкурсе  отказались.  Тогда  бандит обратился  с  призывом к ремесленникам, расписывающим   потолки   провинциальных   гостевых   домов,   стены  летних кинотеатров, шатры  для глотателей змей на ярмарках, телеги и  грузовики. На призыв  откликнулись  двое, и  наш  бандит,  приготовив  кругленькую  сумму, объявил между ними  конкурс  на лучшее  изображение  Стамбула. 

Мастерам были выделены две противоположные стены холла.    Конкурсанты  с подозрением относились друг к другу и  в  первый же день  натянули между стенами плотный занавес. 

Через сто восемьдесят дней  все было  готово  к  открытию заведения... Оставалось  только снять  занавес.  Официально  притон назывался  Клубом поддержки  классических  турецких искусств,  поэтому среди гостей  на  церемонии  открытия был  сам  губернатор;  когда хозяин отдернул занавес, разделяющий зал,  гости увидели на  одной  стене  огромную панораму Стамбула,  а всю противоположную  стену  занимало зеркало, которое  отражало картину, делая ее в отсветах серебра и хрусталя еще прекрасней.

Премия досталась  художнику, повесившему  зеркало. Посещающие много лет притон клиенты  были  настолько очарованы изображениями  на стенах,  получая удовольствие от обоих произведений, что часами ходили между стенами, пытаясь разгадать тайну волшебства, которое они видели.

     Несчастная - на первой стене - собака превращалась на  второй в хитрую; оборачиваясь  снова  к изображению  на  первой  стене,  люди  замечали,  что животное  изображено в тревожном движении;  при следующем повороте к зеркалу обнаруживались новые подробности, которые  придавали иной  смысл движению, и зритель уже переставал что-либо понимать и с трудом сдерживал себя, чтобы не побежать обратно к первой стене.     

Если картина на стене техникой рисунка напоминала  роспись  телеги  или ярмарочного театра, то отражение ее вызывало, с одной стороны,  ассоциации с мрачными гравюрами, а с другой  - напоминало яркие роскошные фрески. Большой орел  в  зеркальном  отражении  медленно  махал  крыльями  и  превращался  в легендарную  птицу  Симург;   трещины  некрашеных  фронтонов   старых  домов складывались   в  зеркале  в  изображения   человеческих   лиц;   отраженные праздничные   площади  и  карусели  приходили  в  движение,  меняли  краски; нарисованные  на картине  старые  трамваи,  конные повозки, минареты, парки, кофейни  на  набережной   становились  на  противоположной   стене   знаками совершенно другого мира. Черная книга,  которую художник шутливо дал в  руки слепому, в  зеркале раздваивалась, превращалась  в книгу двух смыслов,  двух разных сущностей; при  возвращении  к первой  стене  она  снова  становилась единой, но ясно было, что в ней кроется тайна.

     Самое большое и  пугающее впечатление на посетителей  производила  игра лиц: на полотне художника  было изображено очень  много  людей,  и в зеркале лица этих людей среди толпы, заполняющей  город, обретали  совершенно другой смысл, на них проявлялись знаки неизвестных миров.