В западне.
Автор: Сурина Ольга
«Тюремная прачечная» Юбер Робер.
В западне.
— Ты здесь? — спокойный голос задал свой вопрос.
— Да, — тихо отвечаю.
А сам подумал: «Какого чёрта спрашиваешь? Ведь знаешь, что здесь и никуда не делся».
Бесует его ответственная мания всё проверять и контролировать: «Здесь, здесь я. Лежу сто лет уж к ряду под плотным пологом, почти что не дыша. И ходит, и проверяет. Надсмотрщик».
— Чем занят? — не унимался голосящий.
Злость закипала и мне хотелось ответить резко: «Слушай, мил человек, шёл бы ты куда-нибудь туда. И без тебя подташнивает».
Стерпев, ответил:
— Пишу.
— Зачем? Ведь не отпустишь и не отправишь, — изрек, зевая голос.
«Он верно издевается. Пристал, как банный лист. Нарисовался, не сотрёшь», — я ощущал, как из под полога, что стал живой могилой выступает пар гнева моего.
— Знаешь ведь, что не могу я не писать, — срываюсь на раздражённый крик.
— Знаю. Не понимаю, отчего не сдашься и не оставишь наивных потуг, — голосящий продолжал мучительный допрос.
Вскипаю изнутри: «Да как ты можешь, чёрт тебя дери, мне предлагать оставить и забыть то дела, что от души и сердца во мне так пыжится наружу?! Ты верно одурел, мне предлагать забросить то, что помогает жить, дышать и мыслить?! Паяц-насмешник издевается без скромности мне в сникшее лицо и не стыдится ни на грамм. Уйди, покинь, оставь меня. Ты режешь по больному тупым и ржавым лезвием ножа с бесовой сладостью в глазах. Убогий. Он или я?»
Молюсь: «О Боги, все что есть, придите. Спасите душу».
— Снова безмолвно стонешь? — тишину пронзает вопрос с укором.
— Нет, — мне не набраться храбрости ответить в голос всё, что здесь надумал.
— Так почему ты пишешь? — допытывался спрашивающий.
— Потому что не могу, — смиренно отвечаю.
— Чего не можешь? — мучитель не унимался.
— Предать, остановиться, — оправдываюсь.
— Кого? — он дальше вопрошает.
— Себя, — шепчу в ответ.
— Ты заперт и никто не видит. Можешь бросить, — не унимался голос.
— Но есть же я, — почти без звука отвечаю.
«Замолк. Ушёл?» — подумалось.
И снова тишина. И снова мысли, образы, миры, фантазии, потоки увлекают. И снова строки бегут из под пера, что не успевает вензилить букву за буквой.
«А вдруг он прав?», — мысль прошибает, — «Зачем мне эти смыслы? Зачем всё в стол под пологом небытия? И для кого?»
— Для себя, — мне кто-то отвечает, — Для тех, что так хотят родиться из мысли, что заперта под пологом сознания.
«Их нет. Они лишь плод воображенья моего», - мысленно держу ответ.
— Ты предаёшь своё же естество. Как можешь? Мироздание решило дать тебе талант, умение творить. А ты сдаёшься.
«Но я пишу».
— Ты пишешь. И разом душишь тех, кого же создал.
«Да как же? Где же?»
— Тут же, запирая с собою рядом в тюрьме небытия. Твори и отпускай. А ты вцепился, приковал. А знаешь почему? Молчишь? Боишься остаться в одиночестве. Тебе, лишь одному подвластен полог. Ты его хранитель. Твоя тюрьма — твоё желание, что порождение страха явиться миру.
«Не так. Молчи. Всё выдумал, не понимаешь. Я жертва, пленник».
— Кого? Себя.
Я не ответил. Бессмысленная болтовая.
— Ты здесь? — вернулся голосящий.
— Да.