Политика в книгах: как бунтарка на троне становится охранителем

Тем временем в своём кабинете Филиция Фортуната сидела за огромным письменным столом и изучала бумагу, которую принёс ей Зоил Бутма. Сам Бутма стоял перед августой и молчал, стараясь по возможности не выдавать ей своего существования.

Наконец она оторвала взгляд от листа и спросила:

– Что это такое, гражданин первый министр? Это какой-то клуб лауреатов? Но вы должны были представить список министров вашего правительства.

Зоил Бутма покраснел.

– Это и есть список министров моего... то есть, имперского правительства. Здесь люди, которых мы с Андроном успели отловить за час и убедить войти в это правительство. Многие нам не поверили, подумали, мы их разыгрываем.

– А теперь я думаю, что вы решили разыграть меня! Ещё раз, гражданин Бутма: скажите мне, кто все эти люди? Я никого из них не знаю.

– Не может быть, Божественная. Их знает всякий честный римлянин! Вот, например, Адам Венелис, создатель знаменитой героической поэмы «Коготь льва», народный делегат от Персефоны…

– И вы предлагаете его на пост… на пост министра финансов?

– Да, Ваше Величество. Он был единственный, кто согласился, не колеблясь!

– То есть, он наверняка надеется, что, ведая финансами, сумеет выплатить свои долги и обеспечить старость. А это кто – Милон Папалик?

– Известнейший и популярнейший актёр, его участие в правительстве – огромный плюс для дела торжества народной правды! Сражался с галлами простым легионером, в битве за Дор семь лет тому назад потерял обе ноги. Однако не утратил воли к жизни, встал на протезы и вышел на сцену Императорской драмы. С тех пор оттуда не уходит. Его мужество достойно восхищения! Милон Папалик незаменим в амплуа великих героев, готовых отдать жизнь за вас, моя богиня и госпожа.

– О, упаси меня, Творец. И потому вы предлагаете безногого актёра на пост военного министра? Командовать потомственными нобилями, префектами и легатами?

Бутма кивнул, гордый своим выбором. Филис вздохнула.

– Ликон Георгиадис. А это имя мне знакомо…

– Талантливейший публицист! Истинный волк разящего слова! Золотой перо Империи! Коллега мой, если угодно Вашему Величеству.

– Да, помню. Если я не ошибаюсь, незадолго до подписания мирного договора с галлами он выступал у вас в «Народном деле» с циклом разоблачительных статей, где предлагал сравнять с землей всю их страну – за то, что галлы терпят Варга и не восстали против своего короля. И вы решили поручить такому человеку дипломатию? Во имя всех великих аватаров, это же готовый персонаж Эзопа! Скажите, наконец, что шутите! Иначе я всерьез обеспокоюсь состоянием душевного здоровья нового правителя Империи.

Новоиспеченный правитель покраснел ещё сильнее, и Филис видела, как пот ручьями льётся по его лицу и шее. Но ей было его ничуть не жаль.

– Зато Ликон Георгиадис патриот и с варварами церемониться не станет!

– Так вы не шутите… – Филис задумчиво посмотрела на стоящего перед нею коротышку, затем ещё раз бросила взгляд на его бумагу. – Вам мало втянуть меня в вашу опасную войну с патрисианской знатью, так вы ещё хотите разозлить короля Варга, чтобы он опять напал на нас. Это чья идея – ваша или друга вашего, Андрона?

– Варг не король, а самозванец, узурпатор! Империя признала его в силу обстоятельств, которые не властны более над нами. Мы разорвём с ним договор и вышлем Ромуальда, галльского посла. В нашей великой столице шелудивой псине Варга делать нечего!

Филис закрыла глаза и произнесла:

– О, бедная моя держава… У нас были правители-авантюристы, были правители-глупцы и были правители-безумцы. Всех их Империя сумела пережить. Но обезумевших глупцов-авантюристов у нас пока не бывало! И вы хотите, чтобы я благословила это непотребство? – она с презрением оттолкнула от себя бумагу Бутмы.

– Моя богиня и госпожа, я уверяю вас…

– Не уверяйте всуе, добрый гражданин. Божественный Престол не может пасть так низко.

– Но вы обязаны утвердить моё правительство! Таков закон, и такова традиция. Хотя я из простонародья, законы и традиции я знаю!

– Плебей… – прошептала Филис. – Sic, всё понятно. Здесь – только плебеи. Вы выбирали только из плебеев?

– Народ имеет право на свое правительство! – запальчиво воскликнул Бутма.

– Имеет, – согласилась она, – а кто вам дал такое право?

– Такое право дал народу сам великий Фортунат!

– Ах, ну, конечно, сам Великий Основатель… Но я интересуюсь: кто вам дал его сейчас, сегодня, после сотен лет единовластного правления патрисов?

– Вы, моя богиня и госпожа…

– И что же вы даёте мне взамен, гражданин Бутма? Войну плебеев с патрисами? И ещё одну войну – с воинственными северными варварами? Вместо обещанного мира? Может быть, вам кажется, что это безрассудство – на самом деле доблесть, мудрость, благочестие? До вас я думала, что безрассудством невозможно угодить богам!

Бутма насупился и молчал, стараясь не смотреть в лицо августе.

– Сколько вам лет, благочестивый гражданин?

– Осенью исполнится пятьдесят, Ваше Величество.

– А мне восемнадцать, – сказала Филис. – Когда я только родилась, вы уже много лет блистали яркими и острыми статьями, в коих клеймили наших управителей и требовали уважения законных прав народа. Вы очень остры на язык, гражданин Бутма! Ваших незримых молний из словес у нас боятся, словно молний Громовержца! Но я хочу спросить: когда вы всё это писали, могли ли думать вы, что придёт такой счастливый день, и боги вам позволят сделаться правителем державы и править ею для народа? Кто вам мешал искать людей, которые смогли бы помогать вам в этом благородном деле? Кто не давал вам их воспитывать? Почему теперь вам нужно отлавливать соратников в ужаснейшем цейтноте, когда у вас были годы и годы, чтобы их подготовить?

Краска сошла с лица Бутмы, теперь он побледнел и, запинаясь, ответил:

– Но я не знал!.. Кто ж мог предвидеть, что князья окажутся бессильны и страдающий народ получит шанс на власть?

– А я могла взойти на Хрустальный Трон, когда мне было пять. Я была ребёнком и, конечно, не была готова стать богиней. Но мне хватило сил спасти отца, и нашим августом стал он. Когда отец ушёл к богам, мне исполнилось тринадцать. Но и тогда я не была готова, я уступила, на Божественный Престол взошла моя сестра. А я готовилась, я понимала, что моя судьба когда-нибудь найдёт меня. Я не имела права разочаровать плебеев и патрисов, всех верующих в земное божество благочестивых римлян… после отца и сестры, в особенности. А что же вы, гражданин Бутма? Вы раскачивали государственный корабль, как могли, а когда пришло время встать у руля самому, это застало вас врасплох! Понимаете ли вы, сколь многое поставлено сейчас на карту и какова будет расплата за ошибки?

Он медленно кивнул.

– Но отчего же вы молчите, если понимаете? – спросила она. – Куда девалось ваше замечательное красноречие? Прошу вас, не робейте. Меня приучили слушать умных людей – так говорите!

– Во мне нет робости, – снова краснея, отозвался Бутма, – я только не желаю утомлять Божественную зря. Вы сами говорили, что для слов сейчас не время, нужно действовать. Вам надлежит принять мой список к утверждению… и утвердить его немедля!

Молодая августа печально улыбнулась, поднялась из-за стола и подошла к своему первому министру. Он попятился. Она не отличалась высоким ростом, во всяком случае, она была не выше ростом, чем другие женщины из рода Фортунатов, но при этом Филис оказалась почти на голову выше знаменитого редактора и публициста.

– Я аплодирую вашей решимости, вы доблестный и честный гражданин. Приятно сознавать, что ваша репутация не лжёт и вы готовы дать отпор даже наместнице небесных аватаров!

– Вы сами предложили мне создать правительство! Моя богиня и госпожа, вам следует немедля утвердить предложенных мною министров! Не получив своё народное правительство, народ возьмёт власть сам! Тогда ни я, ни сам трибун ничто уже не сможем сделать для Божественной Филиции!

«Каков я нынче молодец, – подумал в этом месте Бутма, – как я хорош! Да, сам Андрон не смог сказать бы лучше! Пусть она знает, сколь суров народ в моём лице и непреклонен».

– О да, я это сделаю немедля, я подпишу эдикт о назначении новых министров, – всё так же улыбаясь, сказала Филис. – Но ответьте мне сначала, гражданин Бутма, какой из богов-аватаров покровительствует вам?

– Мой аватар – Саламандра, – с удивлением ответил Бутма, – тот же, что и ваш. Я полагал, вы знаете, Ваше Величество…

– Это судьба! – прошептала Воплощённая Саламандра. – Но если так, вас, полагаю, не смутит божественный огонь?

Бутма не успел уловить в этих словах иронию. Его мысли в одно мгновение смешались. Затаив дыхание, он смотрел на её левую руку. Сначала между пальцев девушки образовался сполох пламени, потом другой, третий… и эту пламенеющую руку Филис вдруг протянула к документу, который Бутма ей принёс. Тотчас же вспыхнув, список министров сгорел, не оставив даже пепла.

– В глаза! Смотрите мне в глаза! – воскликнула она.

Повинуясь силе, которой он не мог противостоять, Зоил Бутма перевёл взгляд со стола, где только что невесть откуда взявшееся пламя спалило все его надежды, на лицо августы. И он увидел, что вместо огромных, прекрасных, сияющих глаз девушки смотрят на него оранжевые, вытянутые нечеловеческие зрачки, какие бывают у змей… и ящериц – у саламандр, конечно. Ещё увидел он, как между ярко-алых губ и ослепительно белых зубов движется, как будто в такт некоей неслышной мелодии, гибкий раздвоенный язык. И он услышал, как эти губы коротко и внятно прошипели:

– На колени!

Не помня себя от ужаса и смятения, Бутма рухнул на колени. Он пал бы ещё дальше, в бездну бессознательного, ибо члены не слушались его; но та неведомая сила его не отпускала, заставляла смотреть вверх, в лицо богине, в её горящие, воспламеняющие всё внутри него глаза.

– Божественный огонь не может лгать… – прошипели вдруг ставшие нечеловеческими уста. – Не бойся пламени, отмеченный печатью Саламандры, впусти в себя божественный огонь и доверься ему…

* * *

Бутма не понял, что случилось дальше, сколько времени прошло, прежде чем он пришёл в себя. А когда это всё-таки произошло, он увидел, что опять стоит, но не на коленях – он стоял прямо перед августой, в двух мерах от неё, и она снова выглядела человеком, прекрасной девушкой, какой он её знал… но знал ли? Что было в ней реальным, настоящим – этот знакомый образ или тот, нечеловеческий, который так смутил его? В реальности ли видел он глаза огненной ящерицы и её раздвоенный язык – или ему, смущённому рассудком, всё это только померещилось?

Филис протягивала ему документ, который он принёс на эту аудиенцию. Ничему уже не удивляясь, Бутма принял его из рук августы.

Это был список министров, внизу, как и положено, стояла подпись первого министра – его, Зоила Бутмы, подпись – а вверху, в правом углу, был вензель августы и стояла её личная печать – коронованная императорской тиарой ящерица в струях огня. Будучи утверждённым по закону, этот документ приобрёл силу эдикта и, тем самым, вступил в действие.

Но пробежав взглядом гербовый лист, Бутма обнаружил в нём другие фамилии, совсем не те, какие сам вносил на утверждение августы! Как это возможно?

– Я не могла позволить вам втянуть меня и всю державу в новую междоусобную войну, – сказала ему Филис. – Сейчас нам дорог каждый миг, я всё равно бы не успела объяснить вам, почему нельзя ожесточать аристократов, чиновников и военных, в одно мгновение отдав всю власть плебеям. Всю власть, которой вы, плебеи, никогда не знали! Вы должны были понимать сами, что это совершенное безумие, самоубийство для меня и для народа, от имени которого вы здесь вещали! Не меньшее безумие – злить Варга, подрывая драгоценный мир с ним; вот только не хватало нам сейчас опять сражаться с галлами! Но если вы упорно всего этого не понимаете, мне пришлось подумать за вас… Теперь в вашем правительстве гармония: шесть плебеев-министров и шесть патрисов-министров, все люди компетентные и верные, в отличие от тех поэтов и безумцев, кого мне предлагали вы. И вы, плебей, во главе имперского правительства! Сейчас ваш разум стеснён, гражданин Бутма, но я прошу вас найти в себе силы и понять: это максимум, что я имела право для вас сделать. Вы сумеете сделать больше, много больше, если будете ответственны и осторожны.

– Андрон… трибун не согласится с этим, – прошептал Бутма. – В вашем списке люди, которых он на дух не выносит! Князь Целестин в роли министра охраны порядка… святоша Целестин… одно только это Андрон воспримет как личный вызов!

– Что говорить народному трибуну и когда, теперь ваша забота, гражданин первый министр. Я понимаю, он ваш старший друг, но вам не стоит угождать ему во всём. Отныне вы – правитель государства! Под вашей властью – вся Империя, вся Ойкумена, а выше вас, над вами – только боги!

«Она смеётся надо мной, – вдруг понял Зоил Бутма, к нему в этот момент вернулась утерянная нынче утром способность мыслить здраво. – Какой из меня правитель? Я буду управлять министрами, которых выбирал не я; и кто, если и станет слушаться, то не меня; я буду презираем патрисами, поскольку я плебей и им не ровня; я также буду возбуждать обиду у плебеев, поскольку с таким правительством ничего не сумею сделать для народа! И Андрон мне моей слабости не простит! Ах, будь он здесь, со мной, она бы не посмела… Я в западне, и выхода не видно».

Но первый страх ушёл, смятение улеглось, новоназначенный первый министр бросил взгляд на августу и вдруг понял: всё, что сейчас произошло, экспромтом не было и не могло быть. У неё заранее имелся список нужных ей министров; наверное, он был давно составлен и только ждал своего часа. Но зачем тогда нужно было назначать главой правительства его, Зоила Бутму? Он вечно ругал власть, но никогда не рвался к власти сам. При всём самомнении, свойственном популярным публицистам, властителям дум, Бутма не испытывал иллюзий насчёт своих способностей к правлению всей Новой Римской империей. Он понимал, что стал первым министром отнюдь не в силу собственных достоинств и заслуг. Ещё утром ему казалось, это воля случая, каприз коварной Фаты. Сейчас же эта самая коварная Фата обрела лицо и, несмотря на всю приязнь, с какой она смотрела на своего избранника, внушала ему ужас, никогда ранее им не испытываемый.

Но Бутма вспомнил, что закон Империи не ей, земной богине, даёт земную власть. Августа только царствует и служит символом величия державы, а правит за неё правительство, вся власть – у первого министра! И это истина, которую никто, ничто не может изменить, и никакие гипнотические фокусы с «божественным огнём» тут больше не помогут.