Кровь, кишки, распи...

(публикуется с сокращениями)

Дождь тем временем усилился, грозя перейти в настоящий ливень. Прокатившись по низким тучам недовольным ворчанием, где-то сзади полыхнула первая молния, сопровождаемая сухим треском громового раската.

– Ну вот, начинается, – буркнул Кехшавад, и почти сразу же из хвоста колонны донесся чей-то полный невыразимого ужаса вопль.

Бросив поводья, адмирал вскочил на ноги и обернулся назад, вцепившись руками в край тента. Их колонна остановилась, и теперь все, как и он, напряженно всматривались в туман.

Послышался торопливый перестук копыт, и из белесой дымки вылетела несущаяся во весь опор взмыленная лошадь. Даже Лео не смог удержаться от восклицания, увидев ее жуткую ношу.

То были останки человека – нижняя половина туловища с запутавшейся в поводьях правой рукой. Кровавые лохмотья, развеваясь на ветру, хлестали лошадь по бокам, оставляя на ее светло-серой шкуре алые пятна. Рассеченная наискось кираса болталась из стороны в сторону, лязгая об упряжь.

Промчавшись галопом мимо замершей и онемевшей колонны, зловещий всадник вновь скрылся в тумане.

– Дьявол! – Кехшавад с шумом выдохнул, – кто это был?

– Донце, – Лео привстал в стременах, всматриваясь в туман, – но где же тогда этот, как там его…

Словно отвечая на его вопрос, из тумана вновь донесся крик. Налетевший порыв ветра сорвал белесую пелену, разметав ее клочьями по сторонам и открыв взорам несущегося во весь опор всадника, которого Лео оставил дожидаться отставшего коллегу. Он нахлестывал своего жеребца так, словно за ним гнались все демоны ада.

– Что за… – начал, было, Кехшавад, но так и не закончил, почувствовав, как слова застревают на полпути, комом сгрудившись в стиснутом внезапным ужасом горле.

Туман ожил. Из листвы окружающего дорогу леса заструились тонкие белые нити. Извивающиеся змеями бледные щупальца закружились водоворотом, стягиваясь к одинокой фигурке, которая в этот момент казалась особенно жалкой. Ее испуганные вскрики слились в непрерывный скулеж. С завораживающей медлительностью несколько прядей скользнули поперек дороги перед ним, и лошадь споткнулась. Вылетевший из седла бандит беспомощно взмахнул руками, разевая рот, но его крик вдруг резко оборвался. Мгновение спустя его тело прямо в полете разделилось на несколько частей, которые с глухими шлепками попадали в лужу, подняв тучу брызг.

В наступившей тишине стало слышно, как хрустит замерзающая на глазах дорожная грязь. Раненая лошадь пару раз дернулась и затихла, ее туша постепенно белела, покрываясь инеем. Прокатившись рокотом по низким тучам, ослепительно сверкнула молния, в щепки разорвав росшее на опушке дерево…

Леденящая кровь картина врезалась в две дюжины распахнутых глаз, застыв там на всю оставшуюся жизнь, что обещала быть очень недолгой.

Никаких команд и понуканий больше не требовалось. Достаточно было один-единственный раз увидеть. Полтора десятка скрученных внезапным спазмом глоток дружно издали истошный вопль. В воздух со свистом взметнулись хлысты, и лошади сорвались с места. Никто больше не спрашивал, куда мы едем, и скоро ли прибудем на место. Все эти вопросы утратили смысл, поскольку теперь у людей оставалась единственная цель – мчаться со всех ног и чем быстрее, дальше и дольше – тем лучше. 

В этой безумной гонке не было правил и не могло быть победителей. Утешительный приз доставался тому, кто выбывал из игры последним. Казалось, что сама Костлявая, вошедшая в наш мир, режиссировала этот жуткий спектакль, решая, кто будет следующим, и взмахивая своей ледяной косой. Ее удары, точно выверенные и едва ли не поэтичные в своей изощренной жестокости, безошибочно находили цель, планомерно выкашивая бандитов одного за другим. Безжалостный палач, в отличие от своих жертв, никуда не спешил, каждому из несчастных предоставляя возможность во всех подробностях рассмотреть, как гибнут его приятели, и загодя давая понять, когда подошел и его черед. Он бережно и изысканно сервировал Смерть, подавая ее к столу ровно тогда, когда нужно, дабы очередной клиент мог прочувствовать ее вкус и аромат во всей полноте. И не было ни укрытия, ни защиты, ни спасения от этого размеренного и хладнокровного истребления. Лишь голубоватые сполохи молний мимолетными набросками выхватывали из клубящейся мглы бледные и полупрозрачные контуры их судьи и палача.

С коротким треском с одного из фургонов слетел полог, оставив возницу стоять один на один с хлещущим в лицо дождем. Кехшавад успел заметить, что тот лишился обеих рук, и тут же поспешно отвернулся, налегая на поводья в очередном повороте. Сзади донесся грохот и лошадиное ржание, когда оставшаяся без управления повозка вылетела с дороги и опрокинулась, увлекая за собой в канаву всю упряжку.

Пользуясь преимуществом в скорости и не желая оставаться в хвосте колонны, пара всадников обогнала жалобно дребезжащий фургон с Парвати и адмиралом, но не успели они толком оторваться от него, как одного из верховых вдруг вырвало из седла, словно он налетел на невидимый шлагбаум. Упав на землю, бедняга успел лишь вскинуть руки, пытаясь защититься, как четверка лошадей промчалась прямо по нему, отбив копытами короткую дробь по дергающемуся телу. Фургон тряхнуло, и Кехшавад еле удержался на ногах, стиснув зубы и продолжая работать хлыстом.

Быстрее, еще быстрее! Дорога перевалила через пологую гряду, и впереди, в разрывах туманной завесы показалась темная полоса ущелья. До моста оставалось совсем немного. Двигаясь под горку, лошади побежали заметно бодрее. Ах, если бы вся их колонна скакала в таком темпе с самого начала!

Внезапно пространство перед скачущим впереди всадником словно взорвалось. В свете распоровшей небо молнии промелькнули гигантские когти, снизу вверх пронзившие его вместе с лошадью. Бедняга даже не успел ничего сделать. Страшный удар швырнул их останки в воздух в окружении брызг грязи и крови.

Кехшавад еле успел упасть навзничь, больно ударившись о ящики, когда распоротая туша лошади перелетела через их фургон, сорвав с него крышу. Перед его глазами промелькнуло болтающееся стремя с застрявшим в нем сапогом. Парвати пронзительно завизжала.

Перекатившись на живот, адмирал увидел, как позади них лошадь упала на землю, разбросав вокруг вывалившиеся внутренности. Он не смог удержаться от проклятья, когда понял, что следовавший за ними фургон на полном ходу несется прямо на дымящийся труп. Бандит, правивший упряжкой, тщетно дергал поводья и что-то кричал. Лошади ему уже не повиновались, да и невозможно было отвернуть на такой скорости.

В один миг четверка скакунов превратилась в сумбурную кучу. Врезавшийся в нее фургон буквально выплюнул из себя пассажиров с грузом и подлетел вверх. Около секунды он стоял вертикально, разбрасывая комья грязи с бешено вращающихся колес, а затем рухнул прямо на лошадей и орущих то ли от боли, то ли от испуга людей.

Кехшавад подумал, что они еще могли уцелеть в этой свалке, но очередная молния не оставила на благоприятный исход никакой надежды. В тумане промелькнули скорее угадываемые, нежели видимые контуры огромной лапы, и страшный удар превратил опрокинутый фургон в месиво из щепок, оборвав крики и ржание. Завеса тумана скрыла окончание драмы, лишь время от времени еще доносились глухие удары и треск ломаемого дерева.

Еще оставался истошный визг Парвати, который никак не хотел заканчиваться. Девушка сидела, обхватив голову руками, и огромными как два пятака глазами таращилась на лежавшую у нее на коленях ободранную человеческую ногу.

– Заткнись! – устало рявкнул Кехшавад, перебросив кровавый трофей через борт, и сунул ей в руки вожжи, – бери, правь!