О еде и педагогике
Автор: Итта ЭлиманБеседа за столом велась обо всем и сразу. Собравшимся было чем поделиться и о чем посокрушаться. Собравшимся было очень приятно и радостно выпить вина за здоровье короля Кавена.
Виола вкушала жаркое и наблюдала. Афера, которая зрела в ее красивой голове, требовала тщательного взвешивания рисков... Если не получилось быть раздавленной, как пиявка, это ещё не означает, что не будешь поймана, как рыба, на крючок.
— Всегда обращай внимание, как клиент ест и пьет... — на заре карьеры учила Виолу старая мадам. — Манеры обращения с едой говорят о человеке больше, чем его наряд и уж точно больше, чем болтовня.
Тогда они стояли у стойки бара и наблюдали за неким малопонятным господином. Он ел с аппетитом, беря ломтики жареного хлеба не вилкой, а рукой, смачно хрустел, и бифштекс нарезал нежно, явно радуюсь тому, что тот сочный и жирный, откусывал, запивал пивом и снова тянулся жирной рукой за чесночным хлебом.
— Возьми его, — в итоге сказала мадам. — Этот не обидит. Более того, он оценит твою неумелость и юность, будет щедр, и придет снова.
После по манере поведения с выпивкой и закуской Виола могла с точностью предугадать, не только нрав, но и интимные предпочтения клиентов. Теперь она смотрела на педагогов королевского университета и как они едят, и точно заглядывала им в души и спальни.
Несуществующая педагогическая программа от министерства, о которой сболтнул ее услужливый сосед, вылупилась в ее сознании в неожиданную шутку.
А почему бы и нет? Почему бы над этими людьми не подшутить? Питание у них отличное, самочувствие явно сносное, положение в обществе стабильное.
Ведь, если вдуматься, вот эти жующие рты, манерные постукивания приборами по тарелкам, залпом осушаемые бокалы... все это и было настоящей целью прихода этих людей в систему образования как таковую.
За преподавательским столом не набралось бы и пяти истинных энтузиастов того, чем они лично занимались всю жизнь. А вот есть и пить на королевский счет нравилось абсолютно всем. И плевать им было на любую программу, которую пришлет министерство, настоящую ли, шуточную ли — одинаково прожуют, одинаково проглотят, симметрично запьют и закурят. Лишь бы подали горячим.
Осталось только нанести укол в нужный момент... желательно по инициативе многоуважаемой публики... пусть только спросят об этой программе... о да, пусть только спросят. И она им расскажет...
Алоиз как будто бы и не собирался ничего предпринимать. Был весел, общался с ректором, с дамами, подливал себе и дамам вина, рассуждал о стратегии ведения обороны на южных границах. Он ждал подходящего момента, когда напомаженный сосед Виолы в третий раз добавит ей вина. А когда дождался, привстал с бокалом в крепкой руке и обратился к своей старой подруге:
— Думаю, я не сильно погрешу против истины, если скажу, что всем присутствующим интересно послушать мнение столичного инспектора по воспитанию молодежи по этому острому вопросу. Вы, многоуважаемая мадам Зельда... хм... Штерн, познакомились с комендантом Чановым ближе, чем кто-либо.
Все уже сытые и слегка осоловевшие от вина и бесед взгляды обратились к ней. За столом, еще мгновение назад так приятно гудящем разговорами, наступила почтительная, подозрительная, любопытная тишина. Виола улыбнулась, достойно и чуть вымученно.
— Вы правы, господин проректор. Мы с господином комендантом провели несколько часов увлекательных бесед о различных педагогических подходах в воспитании молодежи. О пользе и вреде наказаний, а важности уважительного отношение к старшим, об умеренности во взглядах, скромности и послушании...
Алоиз весело хмыкнул. Но уже через минуту лицо его приобрело приятный, покрытый бордовыми пятнами окрас.
— Из наших полезных бесед я пришла к выводу, что капитан Чанов — великий человек. Его, так и не дописанная теория воспитания достойна самого пристального интереса министерства просвещения. Великий, отважный, мудрый человек, который в это непростое время смог защитить бедных детей от них же самих, отвлечь от опасных и невзвешенных решений. Прежде чем мы все с вами примемся судить его на первый взгляд жестокие методы, ответьте, и прежде всего себе — сколько детей сбежало на фронт за время его командования гарнизоном города? Ни одного! Он полностью и целиком выполнил возложенную на него непосильную задачу. Все, так называемые пострадавшие дети получили урок жизни, который никто из них не получил бы нигде, кроме как на войне, где урок мог стать для них последним. Это школа жизни — школа капитана Чанова... — с этими словами Виола взглянула в глаза побелевшего Алоиза. — ...стала наглядным уроком того, что ожидает неумелых и пылких юношей на войне. Великолепная тренировка, которую никто из нас с вами провести бы не осмелился. Только он — смелый, мудрый человек, поставивший под удар свою карьеру ради молодого поколения нашего королевства. И если у вас есть сомнения по поводу гуманности его методов, напомню вам — война не гуманна, жизнь тем более. И министерство просвещения в большим одобрением смотрит на то, чтобы готовить молодежь к ней не в тепличных условиях вседозволенности, но в рамках строгого и солнцебоязненного воспитания. Что капитан Чанов нам и продемонстрировал. От лица министерства просвещения я высказываю обоснованное беспокойство за судьбу королевского университета, оставшегося в данным момент без защиты и твердой руки. Остается только молиться, чтобы эти юноши не творили глупостей до той поры, пока недоразумение с арестом Чанова не будет разрешено, и в город не вернут гарнизон. Обеспокоенная вашей безопасностью и безопасностью студентов, я направила в столицу письмо с просьбой пересмотреть дело и вернуть город в твёрдые руки настоящего профессионала своего дела и человека с большой буквы «Ч»... капитана Чанова...
Виола сделала паузу и набрала полную грудь воздуха, жакет на ее богатом бюсте опасно натянулся, пуговица скрипнула.
Блеф зашел слишком далеко. Письмо в столицу она действительно отправила. Министру образования было доложено о том, что грудь ее по-прежнему волнуется при каждой мысли о его львиной страсти, что она всей душой стремиться вновь встретиться с ним, однако по должности вынуждена задержаться еще на некоторое время.
Теперь, когда Алоиз был повержен, следовало перевести тему в русло комплиментов и добрых слов в адрес каждого. Шокировать публику у нее получилось недурно, теперь надо было заручиться ее симпатией...
(черновик проды)