Визит

После тренировки он вернулся в жилой корпус, разделся донага и лег на постель. 

Оставался час до двенадцати, в двенадцать надо было быть на занятии по усадебной экономике. Уж чего-чего, а это занятие он мог с чистой совестью пропустить. Но подумал, что умнее будет туда пойти. Черт знает что творится в королевстве, и чем все окончится – никто не знает. Лучше не подпускать хаос ни к восточным, ни к западным воротам своего бытия. Проклятый Бушкен…

Завтра дежурство на весь день, с перерывом на ветеринарную теорию. Вот это даже наверное стоит пропустить, уж чего-чего, а обхаживать скотину младший Талески не планировал вовсе. Вот просто даже в ум не шло.

Шло другое. Какие-то таинственные набеги на окрестные деревни, каких-то шалунов с факелами и в белых не то сутанах, не то простынях. Об этом рассказывали в Уздоке, а из Уздока новости уже через час были известны всему Туону.

Шалуны врывались в поселения верхами, что-нибудь поджигали, а когда народ сбегался тушить, угоняли лошадей, воровали барахло, гусей и коз, подхватывали девок ради шутки и роняли на дороге, - шалуны, одно слово. Будто боялись сделать что-то посерьезнее. Пока боялись... Почему? Да потому что местные. Жители Туонского князь-кесарства. Боятся быть узнанными за большим злодейством. Но рано или поздно – неизбежно сделают. Обязательно.

Странные люди попадались на дорогах - пешие и конные. Странные глухо крытые телеги проносились, не заезжая в Туон, по уздокскому объезду, с севера на юг и обратно.

И если они соберутся толпой и набегут в Туон, пусть даже и в белых своих сутанах – что тогда? 

Идиотское время, идиотское положение... идиотская выходка Травинского, идиотский дебош Чанова, идиотский город полный идиотов без всякой защиты, только десять идиотских оловянных солдатиков с деревянными палочками. Пять сегодня, пять завтра. Полный идиотизм. Идиоты. Королевство идиотов.

Чтоб отвлечься от этих не особенно приятных мыслей, Тигиль взял с тумбочки недавно доставленный из столицы свежий номер журнала «Ну когда же?». Название несколько устарело...

«...нашего просвещенного царствования. Никогда еще хозяйство наше не пребывало в такой близости от высочайшего своего экономического триумфа, как в преддверие этой войны. И что же обнаружилось? Что триумф этот у нас внаглую и среди бела дня пытаются забрать наглые наши же кумушки, что при прежнем хозяине ластились к нам как бедные родственницы, всемерно счастливые даже и крошкам с нашего стола. Эти самые кумушки, с которыми новый хозяин, столь  искусный в чтении застольной и прочей лирики по кабакам, так и не нашёл времени и возможности по-хорошему договориться...»

Тигиль резко открыл глаза. В комнате было темно. Похоже, он проспал целый день.

А еще в комнате стоял запах табачного дыма, дорогущей сапожной ваксы и – человека, знакомого человека.

Тигиль повернул голову. В профиль к нему на стуле сидел мужчина в широкополой шляпе, с длинной глиняной трубкой и знакомыми очертаниями лица.

- Доброе утро, - сказал гость знакомым голосом, и повернул зажженную лампу окошком к себе. – Давно не виделись.

Тигиль наконец-то его узнал.

Он был на ратушной площади, когда приехал рыжебородый начальник, укорачивать Чанова. Он был тогда, давно, возле отцовской кузни, ночевал в лесу. Шрам на его щеке прятался теперь в тени от света лампы.

- Ты хорош спать, - сказал гость с иронией. – Есть предложение прокатиться по окрестностям. Ночь тиха, дождя не будет. Поехали.

Не помня себя от замешательства, Тигиль молча, как сомнамбула, выбрался из постели, как был - голый, отыскал в полумраке свою одежду. Мужчина ждал, вроде бы даже тактично не мешая юноше одеваться. Они прошли по темным коридорам общежития и вышли во двор. Совсем недавно, перед визитом однорукого повелителя жути, этот человек был символом самой лучшей жизни их тех, что можно вообразить. Самый стильный, самый загадочный, самый мужественный. Самый... независимый, очевидно. Независимый от всего, что довлело над молодым Талески, от всех его непробиваемых потолков и непреодолимых стен. Дворянская выправка, но явно не дворянин. Грубые обветренные руки преступника, но в бархатных рукавах золотой молодежи. Явно преодолевший все подобные стены и пробивший все потолки. И упасть в его глазах было для молодого Талески чрезвычайно обидным.

И вот он заходит к нему в комнату совершенно по-свойски, будто зная его сто лет, а Тигиль, между тем, даже не знает его по имени.

И ощущения теперь совсем другие, не мальчишеские, с завистью и любованием, а другие... с осторожностью, с неким подозрением - а что это вообще за субъект.

После рассечения сами Тигилевы глаза рисовали теперь таинственного гостя совсем иначе, другими красками. И в глазах гостя под дежурным выражением спокойного превосходства пряталось что-то еще... что-то странное. И внюхаться в этого гостя обычным способом, зайдя с подветренной стороны, не удавалось – он пользовался довольно резким ароматическим спиртом.

Все было необычно....

*кусочек сегодняшней главы принесла