Флэшмоб: Колдуны и драконы

Началось всё здесь. 

В основном магические существа обитают у меня в "НЕбылинах" - фанфике славянском фэнтези по мотивам русских старин и славянского фольклора, стилизованном под сказовый слог. 

В новелле "Колдунья и чурбан человечий" герои встречают старую ведунью, которая рассказывает им историю своей жизни и печальной любви.
В "Приключениях итальянцев в России" герой говорил "Тогда это не бабушка, а граф Монте-Кристо", а меня получилась "Не бабушка, а Виктор Франкенштейн"...

...Было мне шестнадцать годочков. Жила я с матушкой в лесу, в деревню на праздники да гулянья ходила. Род наш издавна знанием славился – многое мы ведали, многое умели. Вся округа ходила к матушке за советом, за зельем. Потом девицы стали и ко мне ходить – за гаданьем, за приворотом. А однажды к нам в избушку молодца раненого принесли – видно на охоте конь его скинул, потом он со зверем бился да по лесу плутал уже израненный. В беспамятстве лежал, я его выходила. Оказался княжич. Его по всей округе искали, а в нашу избушку в последнюю наведались. Забрал он меня с собой. Матушка мне приданое собрала: и сонное зелье, от которого мертвым сном засыпаешь, и зелье, которое от этого сна пробуждает, и мертвую воду, что раны заживляет, и приворотное зелье – мало ли, что в семье пригодится?.. 

Старый князь на меня вначале недовольно глядел: что за диво лесное? Потом присмотрелся, привык. На княжеском дворе меня приняли – всем, кому да как могла, помогала и словом, и делом. 

Стали к свадьбе готовиться. 

Да в день свадьбы моей налетели на княжество поганые. 

Милый меня не обнял, не приголубил – вскочил на коня да пошел бить нечистых. 

Два дня бились. К самым воротам терема как море темное прибилось. Зарубили моего княжича у меня на глазах. Голову и руки отсекли, тело конями разорвали. 

В терем ворвались, стали грабить да резать. На меня один пошел, осклабился, облизывается. Я на него заговор наложила – стал он по светлице скакать, кукарекать. Напугались поганые, меня не тронули. Остальных в тереме кого зарубили, кого замучили, девок снасильничали. Как набежали, так и схлынули. Одна я осталась. Вышла на двор, кругом только дым от пожарищ, да плач, да вой по всему городу. Думаю, хоть похоронить жениха надобно как должно княжичу. Стала я его куски по двору собирать. Собрала все, умыла, сшила накрепко, одела в одежды, что поганые не уволокли. Тут и вспомнила про свое приданое. Не знаю, что за нечисть меня попутала... Взяла мертвую воду да полила его раны. Мясо да кожа срослись, поднялся мой княжич на ноги. Я к нему кинулась, обнимаю, целую, а он стоит – не видит, не слышит. Ни жив, ни мертв, будто нет в нем души человечьей. Решила я идти к матушке за советом. Привязала милого за руку к своей руке свадебной ленточкой из косы, в путь тронулась. 

Шли мы по пепелищам, по прогалинам, по полю бранному, да по пустым дорогам. Я уж думала, матушки и в живых нет. Да избушка наша в такой глуши стояла, что до нее и поганые не дошли. Отворила мне дверь матушка, а на порог не пустила. Как увидела, что я сотворила, ругать стала. Осерчала так, как я прежде не видала. Потом сжалилась, говорит: «Мертвая вода только раны заживить может, чтобы жизнь воротить – живая нужна. Уж и мертвой воды на свете не сыщешь, а живой и подавно. Без толку и себя, и княжича своего мучаешь – покою не даешь. Давай обратно его разрежем да сожжем, да прах развеем. Нельзя такому по Земле ходить...»

Я как услыхала – прочь от нее кинулась, княжича своего тащу. Он качается, запинается, а идет. «Не дам, – кричу, – снова его резать! Пойду с ним по свету. Уж каплю живой воды, а сыщем где-нибудь!» 

Матушка в слезы: «Опомнись! Бог знает, где да когда ты ее сыщешь, да сыщешь ли! Он – мертвец, ты себя с ним на семнадцатой весне хоронишь! Успокоим его, найдешь себе еще молодца». 

Не послушалась я матушку, взяла свою котомку, увела моего княжича. 

Так и пошла я по миру живую воду искать. Поначалу резво шла, все думалось – вот еще поворот, еще село, еще город и там уж верно найду. Бог знает, сколько сапог истоптала. Уж и не упомню, сколько лет минуло... Всю Русь прошла из конца в конец. Поначалу людям встречным да хозяевам, что нас привечали, говорила, что то муж мой израненный, потом – что брат меньшой. Теперь я ему уж в бабки гожусь, а сказать такого не могу... Сил у меня больше нет, помираю. А как его таким на белом свете оставить? Разрезать его у меня ни силы, ни духу не хватит. Подумала – схороню его в болоте. Топь его удержит. Да девицы увидали… Может, вы подсобите, молодцы? Сделайте то, на что у меня духу в шестнадцать лет не хватило. 

***

Что со старой ведуньей стало читайте в романе можете догадаться по тому, что силу свою она в итоге отдала Радомиру Алексеевичу. В первом томе он только пробует свои силы, заговаривая раны друга, оборачиваясь волком и загрызая нечисть. 

В полную силу развернется в следующей части. Пока могу поделиться только собственным артом:

***

С драконами тут всё сложнее... В основном, они были убиты "за сценой" (например, в кино, которое меня вдохновило) и черепа их служат трофеем и украшением.

Стоит Сокольничек в гридне княжеской, богатой, да светлой. Меч-кладенец – перед ним на столе мрамора византийского. Мрамор багрян, меч – багрян, залит кровью поганой. 

Гридня сама дивно убрана. И бархат тут, и золото, и каменья драгоценные, и три черепа Змея Горыныча за троном княжьим лежат. Три головы, что отсекли три богатыря русских – Добрыня Никитич, Алёша Попович и Илья Муромец. 

... И чуть раньше, в приквеле ("НЕбылины. Лапти, подрясник и змеиный череп"):

А ведёт Настасья их с Алёшей к диковинному шатру. Не белый – лазоревый, на нем вместо маковки – череп, а уже из черепа пика торчит, на пике – шёлковый хвост. И череп не человечий … 

– Эй, Алёша, поповский сын…

– Алексий Леонтьевич.

– Да ну тебя! Что это за зверь был? 

– А то не один зверь, думаю. Тут большие рога от барашка, те, что поменьше от козлят – трёх извели, – зубов лишних от дохлого льва взяли, а усажено все это, верно, на медведя. 

– Дурак. Даже я вижу, что не медведь.

– А тогда чего спрашиваешь?

Настасья на них через плечо глянула.

– Змей это степной. Настоящий.

– Уже ли сама такого заборола? Как?

– Не я, а муж мой. Как – сам его спроси. 

***

– Попович, пойдешь поганых бить? 

– Пойду. Только пусть голову тугаринскую уж как-нибудь засолят или воском зальют. А то пропадет, жалко. У меня же Змей не такой приметный, как твой, Добрыня Никитич. Облезет до костей – и не отличишь. 

Вот такие пироги... a la rus.