Зеркало для героя
Автор: Анна ВеневитиноваОписание через отражение - старый прием, и довольно избитый. Уже в начале XX века его уже напрямую не использовали.
Например, у Густава Майринка В "Ангеле..." перед зеркалом стоит пьяный герой и описывает себя по контрасту с трезвым.
Впрочем, невелика новация.
Подобный прием я использовал лишь однажды. Однако перед зеркалом у меня стоит один герой, а отражается совсем другой
В окнах суетно мелькали расплывчатые силуэты, звучала музыка, слух улавливал взволнованные голоса — гости уже веселились. Немудрено, что отворили не сразу, но замок наконец щёлкнул, и в проёме дверей возникла грузная фигура полковника Сухотина. Он был весел, радушен и слегка пьян.
— Проходите, барон. Вы как раз вовремя.
— Михал Евгеньевич, — Глеб удивлённо поднял брови, — с каких это пор я бароном стал?
Похоже, с пьяных глаз полковник принял Воронцова за кого-то другого. Он и теперь не очень-то понимал, о чём ему толкуют, — стоял, неловко улыбаясь, как будто чужой неудачной шутке. Дабы загладить конфуз, Глеб ляпнул первое, что пришло в голову.
— Михал Евгеньевич, а вы… Вы не напомните, как зовут дочь Антонины Петровны?
— Лизавета Гавриловна, — Сухотин с облегчением выдохнул. — Да проходите же! Не стойте на морозе!
В гостиной царил полумрак, её освещало лишь дрожащее пламя камина да пара свечей на столе. Тихонько музицировала Плевицкая. С отрешённой улыбкой она сидела за роялем, но слишком уж старательными казались все её жесты.
«Взволнована чем-то, — отметил Глеб, — но виду не подаёт…»
Чуть поодаль расположилась Антонина Петровна. Видимо, это её проникновенная проповедь была слышна ещё на улице.
— Уразумей же ты наконец, горе луковое! — поучала она дочь. — Всякая власть от Господа! Те, кто выступают против КГБ, посягают на самого Бога!
Лиза первой заметила появление Воронцова — заметила, смущённо улыбнулась и больше не сводила с него глаз.
— Лизавета! — взвизгнула Антонина Петровна. — Не смей отвлекаться, когда с тобой разговаривают!
Губы дрожат, глаза полыхают страстью — барышня уже не слушала мать, все, кроме Глеба, перестали для неё существовать.
— Вы только посмотрите на неё, господин барон! — графиня обращалась к Воронцову. — Вырастили на свою голову!
«Снова «барон»! — недоумевал Глеб. — Сговорились они, что ли?!»
Когда появилась Инга, все разговоры немедленно прекратились. В малахитовом вечернем платье, точно фея лесная, она проплыла над гостиной и села во главе стола. С театральной торжественностью её руки легли на спиритическую доску, намекая, что пора занять свои места.
Ингой хотелось любоваться целую вечность. Ещё сутки назад они не были знакомы, а сейчас Глеб даже представить не мог, как умудрялся обходиться без неё, — вся прежняя жизнь казалось пустой и бесцветной.
Инга тоже смотрела на него — с волнением, чуть растерянно. Словно в людском потоке, она обернулась на чей-то оклик и в лицах случайных прохожих мучительно пыталась распознать знакомые черты. На какой-то миг Глебу показалось, что в её усталых глазах мелькнул испуг. Но почти сразу же она улыбнулась — как-то слишком холодно, слишком безучастно, и наваждение схлынуло.
— Рада знакомству с вами, господин Крюденер. Проходите за стол, не смущайтесь.
Глеб растерянно обернулся. Сомнений быть не могло — Инга разговаривала именно с ним. Он собирался возразить, но с ужасом понял, что не узнаёт собственного голоса.
— Легко сказать, Инга Витальевна! — фразы сами слетали с губ. — Ваша красота столь ослепительна, что, встретив вас, я едва не разучился дышать!
Выронив изо рта сигару, восхищённо крякнул полковник Сухотин, Антонина Петровна что-то пробормотала о падении нравов, а Лизонька одарила Ингу таким взглядом, будто вот-вот бросится на неё и растерзает.
— Витольд Юлианович, а как же я?! — с кокетливой улыбкой Плевицкая поднялась из-за рояля. — Ещё час назад вы клялись мне в верности до гроба, а теперь решили сбежать?! Вы мой! Вас я никому не уступлю!
Графиня продолжала ворчать, но, кажется, сменила гнев на милость, басовито прыснул Сухотин, и гости потянулись рассаживаться.
Собою Глеб не управлял — петляя и покачиваясь, он плёлся к столу, подобно заводному болванчику. Кто-то иной поработил его волю, и этот кто-то отражался сейчас вместо Глеба во всех зеркалах — самодовольный смазливый денди с припудренным румянцем и лакированной причёской...