О графе Монте-Кристо

Читал французский приключенческий роман о колумбийской мафии. Его главный герой изобретателен, как Питер Блад, и богат, как Монте-Кристо - хотя нет, на деле он куда богаче Монте-Кристо, потому что, кроме собственного капитала, он распоряжается ещё и яхтами, домами, вертолетами и остальным имуществом своих друзей, таких же богачей, как он. Но, поскольку ему противостоит международный наркокартель, всех его возможностей едва-едва хватает, чтобы выжить, и в каждый отдельный момент времени понятно, что он борется против неизмеримо более могущественного врага, как Фродо против Саурона.

Этот персонаж заставил меня вспомнить о Дюма. Как странно, если вдуматься. Обычно авторы стараются дать своему герою сильного противника. В идеале - превосходящего его по всем статьям. Монте-Кристо - единственный, наверное, известный мне роман, в котором мы большую часть времени наблюдаем, как человек играет со своими врагами, как кошка с мышкой, и у них нет ни малейшего шанса спастись, так как ГГ богаче, информированнее, умнее и просто сильнее любого из них. Например, когда Альбер раскрывает интригу Монте-Кристо и вызывает его на дуэль, то это ни в какой мере не риск для ГГ - нам сразу же дают понять, что Альбер ему не противник, и граф держит его жизнь в своих руках.

И при этом граф все время воспринимается как жертва, человек, который ведёт войну против злодеев, а не издевается над беззащитными. Нужна была своеобразная отвага - и вдобавок ювелирная работа с образом - чтобы решиться на подобный трюк.

Граф для своих врагов уже недосягаем, но зато всегда можно показать, что эти люди и после Эдмона продолжали ломать чьи-то жизни (как жизнь Гайдэ) и мучить слабых (как Валентину). И что, если их не остановить, такие люди _всегда_ будут приносить чужие жизни и чужие чувства в жертву своей жадности и честолюбию.

Лучше всего в этом романе, как мне кажется - места, где Монте-Кристо говорит кому-нибудь другому о своем предназначении. Каждый раз перед нами вскрывается харизматическая, но больная логика.

"Я Божий молот" - говорит Эдмон Дантес. Все, что он говорит о Боге и о сатане - вовсе не метафора и не фигура речи, это суть его мотивации и его философии. И это объясняет его упорство в мести. Человек, который просто ненавидит своих врагов, не сможет десять лет подряд, уже будучи на свободе и с деньгами, выстраивать свою жизнь вокруг идеи мести. Легче представить, что за время своих путешествий он бы просто выбросил из головы каких-то жалких вшей типа Данглара и Вильфора.

Ну серьезно, кто такой Данглар или даже Вильфор для человека, который является космополитом и чувствует себя дома хоть в Лапландии, хоть в Константинополе? Ведь Монте-Кристо может, если пожелает, владеть другим человеком безраздельно, как Али или Гайде, которых он _купил_, и как Бертуччо, которого он сделал своим сателлитом. Он может убить или обречь на смерть практически любого, а может, напротив, спасать жизни, как жизни Пеппино и Али, не говоря уже о собиравшемся убить себя Морреле. Словом, он и без реального возмездия своим врагам может спокойно чувствовать, что он держит их жизнь в своих руках.

Обычный человек, даже если бы изначально он поставил себе цель добиться максимального могущества ради возмездия Морсеру и другим, по мере достижения подобного могущества, скорее всего, потерял бы интерес к Морсеру. Может быть, он и не отказался бы от мести, но навряд ли стал бы тратить на Морсера столько времени и сил, не стал бы приезжать в Париж и заводить с тем же Морсером близкое знакомство, чтобы насладиться его муками в первых рядах, а просто прихлопнул бы его одним ударом. Скажем, для того, чтобы разорить Данглара или опозорить Мондего-Морсера, Монте-Кристо вообще не требовалось покидать Италию. Он мог бы проделать все это, не переставая покуривать кальян или посасывать свои гашишные пилюли на Пьяцца дель Пополло или на своем острове.

Но Монте-Кристо - мономан. Говоря о возмездии своим врагам, он всякий раз приходит в неподдельное волнение - именно потому, что он считает это делом высшей (высшей!) справедливости, а самого себя - орудием Божьего промысла.

И именно это убеждение, которое стабильно игнорируется большинством читателей и режиссёров, определяет _все_ в этом романе, точно так же, как мономания Бенвенуто Челлини определяет все в романе "Асканио". Дюма вообще нежно любит мономанов, которые со всей серьёзностью и со всем пылом служат вымышленной ими роли или образу - отчасти, конечно, потому, что он и сам во многом был представителем этого типа.

К философии графа - а это именно философия, и в его глазах она выглядит целостной и логичной - возникает множество вопросов, и не только тех, которые ему задал Вильфор (диалог, который кажется всем настолько незначительным, что его всякий раз выбрасывают из экранизаций "Графа Монте-Кристо"). Да, конечно, человек, который считает себя сверхчеловеком, остаётся, тем не менее, точно таким же плотским, слабым существом, как и все остальные. Нуартье, который свергал королей, по логике Вильфора, заблуждался относительно своей сверхчеловеческой природы и своей особой роли в этом мире, потому что он разбит параличом. Но это как раз не проблема. Дюма удаётся показать, что Нуартье остаётся сверхчеловеком даже в этом жалком состоянии.

Основной вопрос в другом - на чем основана уверенность ГГ, что его личные враги заботят Провидение сильнее, чем десятки или сотни тысяч тех, кто разрушал чужие жизни рядом с ними и одновременно с ними.

Почему, например, Морсер, заставивший страдать Дантеса и его отца, заслуживает гнева Бога в большей мере, чем соратник графа Вампа, заставляющий страдать чужие семьи и ломающий чужие жизни непосредственно в момент его "сотрудничества" с Монте-Кристо?

Почему злодеяния Вильфора беспокоят Бога больше, чем десятки тысяч прокуроров и чиновников, которые в эпоху революции и империи уничтожали своих личных или политических противников? В чем логика?

В рамках предельно- индивидуалистической идеологии сверхчеловека, который становится орудием Божьего промысла, можно, наверное, сказать, что Бог всего лишь берет в руки то оружие, который человек выковал из себя сам. Бертуччо, скажем, не сверхчеловек, он просто корсиканец. Но когда Вильфор отказывается искать или судить убийцу его брата, Бертуччо не соглашается смириться с причиненным ему злом, а объявляет Вильфору _вендетту_. Он, в отличие от Монте-Кристо, не является неуязвимым и почти всесильным человеком, ему важно выжить, чтобы содержать свою невестку, но, по его корсиканской логике, это не освобождает его от обязанности мстить.

И автор этот выбор внутренне поддерживает. Не то чтобы ему вовсе не было понятно полностью полярное мышление - симпатичный аббат Фариа, например, никогда не стал бы мстить своим врагам, и своего ученика Дантеса тоже отговаривает вступать на этот путь. Но при этом Дюма всё равно остаётся полностью на стороне людей, которые живут и мыслят, как Дантес или Бертуччо.

Сатана "говорит" графу, что за право быть орудием Божьего гнева нужно заплатить своей душой. Это парадоксальная идея - человек становится орудием Божьего промысла, одновременно заключая сделку с дьяволом! Но вместе с тем эта идея не настолько дикая, как может показаться, потому что, с точки зрения некоторых писателей, _сам дьявол_ тоже выполняет именно такую роль (таков, например, Воланд у Булгакова).

Возможно, это вообще прямое следствие любого недуалистического осмысления религиозных истин. Если Бог всесилен, _значит_, Сатана ему зачем-то нужен. И Сатана Монте-Кристо, как и Сатана Булгакова, тоже орудие и "лейтенант" их Бога - того бога, в которого они верят.

Логические ошибки в суждениях графа происходят не из его человеческих эмоций, заставляющих его считать, что его личные страдания должны заботить Бога больше, чем чужие, а из более фундаментальной философской и теологической ошибки. И граф в своих заблуждениях отнюдь не одинок - Мастер, к примеру, тоже верит в то, что наказание Латунского должно заботить Бога больше, чем то общество и то правительство, которое порождает Латунских, и возмездие конкретному Латунскому - дело хорошее, хотя оно и требует сотрудничества с дьяволом, тогда как более глобальная война с латунскими продажи души дьяволу не требует.