Профессия героя

https://author.today/post/376670 

Присоединяюсь.
Для начала о себе. С самого детства на службе двух муз. По образованию и профессии - физик, в качестве хобби занимаюсь историей.
А на старости лет нашел себе ещё и третью музу 
Разумеется, мой анамнез не может не отражаться на моем творчестве.
Давайте пройдемся по профессиям Старших Арканов из «Формулы Распутина».
1) Дмитрий Веневитинов. В прошлом физик, а ныне профессиональный ра(згиль)дяй.
2) Кристина Сперанская. Студентка мехмата.
3) Инга Дэвис. Гадалка, сотрудница секретного института, занимающегося оккультными исследованиями.
4) Анатолий Куракин. Директор оного института.
5) Ксения Морозова. Гимназистка. Пока никто.
6) Кирилл Старосельцев. См. выше.
7) Старец. Ну... Тут без комментариев.
8) Андрей Фролов. Студент химфака.
9) Софья Разумовская. Студентка юрфака.
10) Глеб Воронцов. Офицер полиции.
11) Жанна Паскевич. Журналистка.
12) Игорь Веселовский. Студент медицинского института.
13) Ричард Грей Брюс. Кадровый разведчик. Генеральный директор SIS.
14) Зинаида Волконская. Политик.
15) Федор Широков. Инженер.
16) Маргарита Бенкендорф. Революционерка. Студентка философского факультета.
17) Улита Шубина. Горничная.
18) Витольд Юлиан фон Крюденер. Археолог.
19) Елизавета Лазоверт. Студентка.
20) Яков Сендерихин. Уголовный авторитет.
21) Наталья Гомес (Аксакова). Литератор, философ, переводчик.
22) Феликс Юсупов. Художник.
23) Ольга Сендерихина. Физик.
24) Лилиан Буль. Кадровая разведчица, журналистка.
25) Владимир Иванович. Пенсионер.
26) Селений Прыжов. Философ и публицист.
27) Капитан Кузнецов. Офицер КГБ.

Здесь Макс ощущал себя словно в старой профессорской квартире, где неизбывный бардак стыдливо именуют творческим беспорядком, но каждая пылинка несёт на себе отпечаток целой эпохи. Массивный дубовый стол времён Распутина, изрезанный перочинными ножиками вдоль и поперёк, не менее древний диван с потрескавшейся обивкой — сюда, похоже, стаскивали хлам со всего факультета. Но сколько первозданного очарования в этом хламе! Даже современный плакат с портретами членов Патриаршего Совета не казался чужеродным. Здесь, под властью рыжеволосой наяды, в единый эон сплелись все века — и былые, и грядущие.

Сама повелительница уткнулась в блокнот и задумчиво грызла карандаш, слишком буднично для богини, но недосягаемо-возвышенно для смертных.

— Привет, Оль, — Макс аккуратно присел на краешек дивана, — не помешаю?

— Привет… — она вздрогнула, будто бы просыпаясь, — ты привёз расчёты?

— Да… — Макс полез в карман за флешкой, — только здесь не всё… Прости, времени не хватило.

— Бегать по студенткам у него времени хватает… — бросила она в сторону.

Хотелось рухнуть под землю, стать кактусом на подоконнике или фотографией какого-нибудь митрополита с плаката на стене. Макс замер с флешкой в руке, боясь даже шевельнуться.

«Она знает?! Знает, и ей всё равно?!»

— Оль, ну какие ещё студентки?!

— Я должна знать всех твоих студенток?! — она швырнула блокнот на стол. — Ты помнишь, что пресс-конференция уже послезавтра?!

— Помню… Оль…

— А толку?! — она смахнула прядь со лба и забрала флешку. — Ладно, давай. Что там? Сюрпризы есть?

Стало несравнимо легче. Будто бы Макса долго держали под водой, но наконец-то выпустили подышать.

— Ничего нового. Во всей серии экспериментов у нас стабильная недостача по массе. Примерно один процент. Чуть меньше. То есть, на один атом урана получается два атома водорода недостачи. И я ума не приложу, куда они исчезают…

— Два? Ты уверен?

— Точность достаточно высокая. Это важно?

— Не знаю… Может быть…

Ольга вновь задумалась. Всю жизнь можно любоваться, как рождается мысль в этих глубоких тёмных глазах, как мутная неуверенность медленно тончает, и вдруг рвётся в клочья вспышкою озарения. Но сейчас тревоги было куда больше, чем восторгов.

— Оль, может, нам стоит отменить пресс-конференцию?

— С чего бы вдруг?!

— Мы же совершенно не понимаем, что там происходит! У нас есть только численные данные, а толковой концепции, как не было…

— Говори за себя.

— Ты читала рецензию академика Катаева? Он считает, что никакого распада нет, и предлагает свою модель, которая, как мне кажется, имеет право…

— Модель Катаева исключительно умозрительная… — Ольга осеклась и устало отмахнулась, — дедушка старенький, он своё право на ошибку честно заслужил.

— А в себе ты уверена?

— А ты, я вижу, уже не очень?

— Нет, в тебя я не сомневаюсь, но… Я где-нибудь с запятой ошибусь, Федя не ту гайку закрутит, а ты потом выводы делаешь… Может быть, стоит всё ещё раз перепроверить? Пройтись по всей серии экспериментов от начала до конца?

— Знаешь… — Ольга как-то странно улыбнулась и отвела взгляд, — у нас один профессор был… Веневитинов, Дмитрий Александрович… он мне на втором курсе чуть трояк не влепил.

— Тебе?! Трояк?!

— Представь себе. Я его потом чуть ли не до пятого курса ненавидела. Он уже и с физфака ушёл, а я никак уняться не могу… Что же, думаю, со мной творится такое? Потом поняла… Это я не его, я себя ненавидела… за то, что позволила… Он несёт какой-то пафосный вздор про Архимеда и разводной ключ, а я сижу, как дура…

— Погоди, а ты что сдавала-то?! Второй курс?!

— Уравнения Максвелла.

— То есть, ты ему про Максвелла, а он тебе про Архимеда?! Вот ведь… урод! — Макс едва сдержался, чтобы не выругаться по матери. — Ненавижу таких, которые за счёт студенток самоутверждаются!

— Речь не о нём, Макс, речь о тебе, — она вновь смахнула непослушную прядь, — я несколько лет мучилась только из-за того, что один раз за себя не постояла. Экзамен-то я потом пересдала… А тут цена вопроса другая. Сейчас отступим — всю жизнь себе этого не простим. За себя нужно бороться, а вот ты, кажется, уже готов сдаться.

— Не знаю… — Макс угрюмо пожал плечами, — как мне бороться, если я не понимаю ни хрена?! Что там вообще происходит?! Объясни мне! Куда, например, исчезает масса?!

— Масса… Ты сам заговорил про атомы водорода… Думаю, что так оно и есть. Потеряв электроны, они становятся значительно меньше, вот мы и не можем ни удержать их, ни зафиксировать.

— Откуда им там взяться?! Я ведь для сравнения…

Максу казалось, что она бредит. Бредит сумрачно и бессвязно, не заботясь даже о смысле предлогов.

— Но пусть так, — продолжил он, закипая, — пусть мы теряем ядра водорода… протоны, как ты считаешь, но вместе с массой они бы уносили ещё и положительный заряд! Чудовищный заряд! А никакой серьёзной ионизации мы не наблюдаем…

— Не протоны… Ещё Резерфорд предполагал существование нейтральной частицы с массой, равной массе протона… Думаю, что ядра всех элементов устроены одинаково… Протоны и вот эти гипотетические частицы… пускай будут нейтроны… Это же просто.

— Просто?! Ласковый боженька! — Макс не верил своим ушам. — Оль, ты сошла с ума!

— Послушай…

— Нет! Это ты послушай! — он перешёл на крик. — А кто-то ещё обвиняет Катаева в умозрительных построениях! Если ядро не монолитно, если… Там же чудовищный заряд и почти нет массы! Что удержит эти протоны вместе?! Одноимённые заряды отталкиваются! Ты помнишь это?! Нет?! Прав был этот твой… Веневитинов! Электричества ты совсем не знаешь!

— Макс, успокойся.

— Это же чушь! Абсурд! Ну покажи! Покажи, что у тебя там?! — забыв о деликатности, Макс схватил со стола блокнот, но никаких формул в нём не было. — Что это, Оль?!

— Никогда не умела рисовать…

От смущения она даже покраснела. Из блокнота на Макса глазело трое унылых человечков с невероятным количеством длинных рук. Извиваясь подобно гадюкам, руки тянулись к краям страницы, становясь похожими на силовые линии полей из учебника физики.

Точка, точка, два крючочка — так рисуют совсем маленькие дети в дошкольных учреждениях. Внутри похолодело до дрожи — наряду с услышанным, эти каракули выглядели очень тревожным симптомом.

— Что это? — запинаясь повторил Макс.

— Первенцы неба. Гекатонхейры. Сторукие сыновья Урана и Геи, — она тяжело вздохнула, глаза стали чуть влажными, — мне недавно Яша снился… А утром я вспоминала, как в детстве он мне сказки читал… Про золотое руно, про Геракла…

Всегда, когда Ольга рассказывала о старшем брате, она преображалась — становилась мягче и теплее.

— Он тебе пишет?

— Редко… Только одно и было с тех пор… Но хватит об этом, — она мотнула головой, будто бы вытряхивая лишние мысли, — совершенно очевидно, что у греков гекатонхейры являются персонификацией природных сил. Символом первозданной, хтонической мощи. Но тогда почему их трое, а не, скажем четверо, как тех же стихий? Огонь, вода, земля, воздух — что может быть проще?! Нет, их именно трое!

— То есть, ты хочешь сказать…

— Мир не такой, каким кажется, Макс. Почему мы должны верить только в то, что можем потрогать и съесть? Почему мы должны ограничиваться рассмотрением только гравитации и электромагнетизма? Я вспомнила эту сказочку, и меня осенило! Гекатонхейров трое, и фундаментальных взаимодействий тоже три! Это третье как раз и удерживает положительные протоны внутри ядра.

«Когда б вы знали, из какого сора!»

Макс сгорал от стыда. Ещё мгновение назад он судорожно думал, у кого бы проконсультироваться насчёт хорошей и недорогой клиники, а теперь… Кирпич за кирпичиком, посреди пустыни вырастало прекраснейшее из зданий — стройная физическая теория, которая казалась Максу идеальной.

— Природа не терпит изощрённой сложности, — будто читая его мысли, продолжала Ольга, — а все эти модели монолитного ядра, — она скривилась, — сильно напоминают фаршированную рыбу. Готовить долго, а есть нечего.

— Я не удивлюсь, — Макс ещё раз бросил взгляд в блокнот и хмыкнул, — если завтра, здесь же, ты напишешь лагранжиан этого взаимодействия.

— Завтра, боюсь, не успею, — она хмыкнула в ответ, — я в парикмахерскую записалась. Должна же я перед журналистами выглядеть по-человечески.