Не Красная свадьба, но тоже весело

Мои герои из "Берега мертвых" женились на эшафоте за пять минут до запланированного повешения. Блу от этой идеи всегда была не в восторге, но тут уже просто к виселице приперли )) 

— Принцесса, ты выйдешь за меня?! — спрашивает он с таким отчаянием, словно мой ответ может изменить нашу судьбу. Я своим ушам не верю, но весь строй нанизанных на виселицу, как наживка на рыболовную снасть, сопротивленцев нестройным хором повторяет:
— Йен спрашивает, ты будешь его женой?!
— Да. Да! — восклицаю я, и этот хор усиливает и повторяет мое «да» словно горное эхо. И только сеньор Монтеро, офигев не меньше моего, спрашивает:
— А че, так можно было?!
— Священника! — требует Бен. Судья корчит недовольную рожу, но требование кэпа неожиданно подхватывают не только наши товарищи перед эшафотом, но и трибуны. Кажется, все пошло немножечко не так, как планировал дорогой Гектор.
Маячащая перед виселицей фигура в черном одеянии — увы, не отец Монморанси, его как лицо заинтересованное не подпустили к бунтовщикам. Это местный пастор, и он торопливо поднимается по ступеням наверх и, слегка запинаясь, говорит палачу, что для обряда мы — брачующиеся, то есть — должны находиться в непосредственной близости друг от друга. Со вздохом невероятной усталости и раздражения тот ослабляет линчевку, сдергивает ее с моей шеи и подталкивает меня по направлению к противоположному краю помоста. О, этот путь к алтарю… Я подозревала, что хорошее дело браком не назовут. Но никогда не думала, что он будет ТАКИМ. Как и наряд невесты в виде футболки и джинсов, провонявших казематом.
Мне кажется, что я иду целую вечность.
— Прости, что думала так долго, — произношу я, оказавшись лицом к лицу с любимым. Какое же это невыносимо острое удовольствие — перед самой смертью вновь оказаться так близко, увидеть золотистые крапинки в серо-зеленом поле радужки, абрис круглого носишки, и эту капризно вздернутую верхнюю губу, искусанную сейчас от нервов в мясо. От его знаменитого шулерского самообладания не осталось и следа. В этот миг он весь такой, как есть — чистый, любящий, насмерть перепуганный ребенок.
— Это ничего, ты ведь согласилась, — произносит он.
Священник пристраивается сбоку на самом краю помоста с риском оступиться и свернуть себе шею.
— Дети мои, назовите мне ваши имена, — просит он.
— Ее зовут Джейн Доу! — вмешивается судья, с ревностью наблюдающий за процессом. Пастор хлеб у него отбивает, что ли?
— Ваша честь, подите на х*й, я лучше знаю, как меня зовут, — огрызаюсь я. Тьяго с Даксом принимаются так ржать, что рискуют удавиться раньше, чем под ногами провалится пол. Золотые искорки в глазах Йена вспыхивают от смеха. Священник кашляет в кулак, призывая аудиторию к тишине и порядку.
— Если кто-либо знает причину, по которой этот брак не может состояться, прошу назвать ее до начала бракосочетания, — произносит он.
— Я, я знаю! — встревает Монтеро. — Невеста не непорочна. И вообще, обещалась другому.
— Тьяго, завали, а? — просит Йен.
— Ой, все… Не воображай, что выиграл, пидорок.
Снова смущенно кашлянув, пастор продолжает скромный обряд.
— Кто отдает эту девушку замуж? — спрашивает он.
— Я, как старший, — отвечает Бен. — С моего согласия и благословения.
— Йен, берешь ли ты в жены Блу, и обещаешь… — тут он осекается, понимая, что никакого будущего у этого брака нет, и торопливо заканчивает: — Обещаешь любить ее, заботиться о ней, быть рядом и в горе, и в радости, в болезни и бедности, пока смерть не разлучит вас?
— Беру. Обещаю, — произносит милый.
— Недолго же ему придется переть эту тяжкую ношу… — бурчит неугомонный Монтеро, а потерявший терпение палач обещает завязать ему пасть, если тот не заткнется. Затем пастор спрашивает меня, беру ли я Йена в мужья?
— Да, конечно, — совершенно искренне и неожиданно для самой себя охотно отвечаю я. Чего только не вытворит с людьми дышащая в затылок смертушка…
— В присутствии свидетелей, властью, данной мне Богом и людьми, объявляю вас мужем и женой, — закругляется отче. — Можете поцеловать невесту…
Нет, не может. С молодого супруга удавки, в отличие от меня, не снимали. И обменяться мы можем разве что наручниками. Поэтому я подхожу к теперь уже мужу вплотную, встаю на цыпочки и прижимаюсь к его потрескавшимся губам своими губами. Наши скованные на поясе пальцы переплетаются кончиками. Этот невинный поцелуй длится целую вечность. Пока я могу стоять на цыпочках.
— Я люблю тебя больше жизни… — шепчет он. — Ты самая красивая в мире невеста, — а палач уже кладет руку мне на плечо — в ложе администрации нарастает недовольство. Трибуны потрясенно молчат. Никто нас не поздравляет — не с чем. И только размеренные, глумливые аплодисменты — откуда-то сверху… Нет, я и после смерти вас, тварей, в покое не оставлю. Стану крайне злобным и беспокойным полтергейстом.
— И я тебя люблю, Йен Рансоннет. Спасибо, что не дал сдохнуть под той поганой фамилией.
На место я возвращаюсь в гробовой тишине. Ну, практически, потому что Тьяго заявляет, что тоже желает немедленно на этой женщине жениться, и вообще, он первый хотел.
— Мы же не мормоны вам какие-нибудь, — парирует пастор растерянно.
— Тогда просто повесьте этого хрена поживее, она овдовеет и никаких проблем! — быстренько находится Тьяго. Но его уже никто не слушает. Петля снова затягивается на горле. Я наконец-то смотрю на Вивьен и улыбаюсь ей, уже спокойно. Забавно, но умирать миссис Рансоннет почему-то уже не так страшно.
— …приговор… привести в исполнение… — долетает откуда-то сбоку. Раздается барабанная дробь — и не поленились же барабан найти! — а я все облизываю губы — на них вкус его поцелуя… и поднимаю глаза от заплаканного лица Вив все выше, и выше, на трибуны, за кромку стадиона, в бескрайнее, равнодушное флоридское небо. Я так больше и не увижу своего дома… Своего неба.
Три.
Два.
Один.

А у вас есть какие-то нестандартные свадебки?