Выпьем с горя... или с радости :)

Присоединяюсь к флешмобу про алкоголь от Итты Элиман. Пьют у меня в рассказах не то чтобы много, но случается :)

"Украденная грамота"

Поэта любой обидеть норовит! Особенно всякие чиновники, напрочь лишённые вкуса. Это я на своём печальном опыте усвоил. Дело было так. Тёплым ясным вечером мы с приятелем устроились под лиственницей культурно отдохнуть. Выпили рисового вина, закусили, как полагается, курятиной, и я принялся декламировать свою поэму-хуэйвень. Скажу без ложной скромности, эта поэма — лучшее, что я создал за все сто лет жизни, читать её можно хоть справа налево, хоть сверху вниз, хоть по диагонали, разницы никакой. Даже Небесный император оценил — на конкурсе поэтов пожаловал мне собственноручно подписанную грамоту. Вот эту грамоту я и демонстрировал с законной гордостью своему приятелю, когда появился тот чиновник...

"Проходной двор короля Артура"

Во дворе ржали кони, визжали свиньи, истерично орал петух, ему вторили куры. Волшебный туннель Мерлина, чтоб ему икалось, опять кого-то выплюнул!

Король Артур тяжело вздохнул и отхлебнул вина — прямо из кувшина. За дверью затопали, послышались голоса Кея и Ланселота. Ближайшие сподвижники о чём-то горячо спорили, через слово вворачивая иномирные выражения — непонятные, но весьма выразительные.

— Проходной двор... — простонал Артур.

— Аве, король! — откинув шёлковую занавесь, в зал размашистым шагом вошёл Кей.

Артур вяло махнул в ответ. Надо придумать собственное приветствие, а то римские уже никакого уважения не вызывают. Мерлин обещал придумать, только где теперь Мерлин?

— Ещё двоих принесло, — доложил Кей. — Как обычно: ни латыни не знают, ни бриттского, ни валлийского. Желаешь взглянуть?

— Да на что там смотреть? — буркнул Артур. — Ты лучше скажи, про Мерлина что-нибудь слышно?

Кей уныло покачал головой.

— Увы...

"За что караете, боги? Как жить-то будем?!" — тоскливо подумал Артур. Пропажа могущественного волшебника грозила всему королевству неисчислимыми бедами, к друиду не ходи...

Иллюстрация Кирилла Корнеева

"О чём не поют в балладах"

Что может быть лучше в конце долгого дня, проведенного в дороге, чем крыша над головой и дубовый табурет под задом? Алиас Драккони с ходу мог назвать с десяток того, что лучше. Ванна с горячей водой, к примеру. Или бокал солнечного южного вина, согревающего и тело, и душу. Но приходилось обходиться лоханью с условно чистой водой и стаканом местной кислятины, которую назвать вином язык не поворачивался.

Нет, Алиас не жаловался. Бродячего некроманта ноги кормят. Встречались ему места и похуже этой продуваемой всеми ветрами шотландской таверны.

— Вот так встреча!

Драккони отвлекся от распиливания тупым ножом подгорелой яичницы. Поднял глаза на старика, без приглашения усевшегося за стол. Худой, жилистый, с провалившимися чёрными глазами. Гораздо больше похожий на некроманта, чем сам Алиас.

— Привет, Дуглас. Не ожидал тебя увидеть в этой глуши.

— Да вот, решил вернуться в родные края. — Дуглас Тулач достал из кармана парусиновой рыбацкой куртки медную монету, постучал по краю стола. — Эй, там! Ещё сидра! Ты ведь не откажешься выпить за встречу со старым другом? За встречу и прощание.

Алиас неохотно подставил стакан подбежавшей девке. Руки у неё по локоть были в жирной копоти. От кувшина с сидром пахло так, что заранее зубы сводило.

Дуглас глотнул из своей кружки и рыгнул.

— Хорошо выглядишь, приятель. Видать правду говорят, что ты со Смертью договорился...

"Морозный посох"

Просыпаться Леший любил медленно, обстоятельно, со вкусом. Особливо зимой, когда вставать и вовсе без надобности: прислушался в сладкой дремоте, всё ли в лесу в порядке, и спи себе дальше. Но эта зима выдалась беспокойной. В спячку Леший с Лешачихой не залегли, потому и решили отпраздновать Новогодье, да с размахом, пригласив всю нечисть, кто зимой не спит.

Погуляли душевно. У стола чуть ножки не треснули от обжорного обилия. Печки, чтобы жарить-парить, в жилище Лешего, само-собой, не водилось. Зато имелся волшебный бронзовый котёл — подарок заморского родича.

Котёл, не хуже скатерти-самобранки, поставлял любую снедь: хоть клюкву в меду, хоть ананасы в шампанском. Кто из гостей эти самые ананасы заказал, неизвестно, ни один не признался.

Ну, и медовуха из котла лилась рекой. Да что там рекой, морем-океаном разливалась, на дно затягивала. И всплыть поутру с того дна оказалось тяжко. Руки-ноги словно в пол вросли, глаза слиплись, в голове пусто и гулко. В таком состоянии мышь рядом пробежит — всё равно что стадо оленей прогрохочет, а тут ещё гости неугомонные поднялись ни свет, ни заря!

— Где мой посох?

— Кто усох?

— Да чтоб у тебя язык усох, окаянный! Ох, Земля-матушка, роди меня обратно... Лихо мне, лихо...

— Не поминай, а то явится!

— Поднимите мне веки...

— Где мой посох, я спрашиваю?!

"Сказка кота Баюна"

Во всех покоях, переходах и даже на лестничных ступенях пировали гости. Некоторые уже лежали вповалку под столами. Перепрыгивая через храпящие тела и уворачиваясь от пьяных объятий, Баюн выбежал в коридор, ведущий к царской опочивальне. Мерит крутилась возле запертой двери.

— Открой! Мне надо… надо…

— С ума сошла? Да Кощей голову оторвёт любому, кто ему брачную ночь испортит!

— Ты не понимаешь! Его ночь уже испорчена! Элен... умирает! — последнее слово Мерит прохрипела, словно её душили.

Баюн кинулся к двери. Поднялся на задние лапы, полоснул когтями по дубовым доскам. "Прости, Кощеюшка, но я должен разобраться, что за чертовщина у тебя творится!" Внутри громыхнул засов, вылетая из петель. Дверь распахнулась.

Полураздетый Кощей сидел на краю широкой постели, прижимая к себе жену. Он поднял голову, и Баюн замер. Никогда ещё ему не доводилось видеть у царя такого взгляда — потрясённого, растерянного, испуганного. На Элен была только короткая шелковая сорочка без рукавов, и Баюн увидел, что тело молодой царицы меняется на глазах — сморщивается, покрывается старческими пятнами, усыхает.

Иллюстрация Юлии Меньшиковой

"Заветное желание"

- Jinqlе bells, jinqlе bells, jinqlе all the way! - проорали за дверьми.

В пиршественной зале наступила напряженная тишина. Двери распахнулись, ударившись створками о стену. Толстяк в красной короткой шубе с белой оторочкой и таком же колпаке, сдвинутом на левый глаз, встал, покачиваясь в дверном проеме.

- Д-дор-рогие мои... - он широко улыбнулся и распахнул объятья. - К-ак же я вас всех...

Он запнулся, силясь сформулировать забуксовавшую мысль. В напряженной тишине отчетливо прозвучал сухой щелчок. Толстяк рухнул лицом вниз. По нему с радостными воплями пронеслась толпа эльфов. Срывая с себя красные колпаки, они ринулись занимать места за накрытыми столами, попутно обнимаясь с гномами, ниссе и томте.

Крампус закатил глаза, с тяжким вздохом поднялся и направился к поверженному толстяку. Сгреб его за шиворот и поволок к отдельно стоящему в углу небольшому столику. Крякнул, усаживая на лавку.

- Вот отъелся на наших подношениях, кабан проклятый!

Толстяк что-то бессмысленно промычал и упал головой в блюдо с пудингом. Крампус, не переставая ворчать, вернулся на свое место, украдкой растирая пальцы. Одним щелчком уложить Санта-Клауса - это вам не фунт изюма. Тем более, после недели тяжких трудов. Но жребий есть жребий.

- Больше никого не ждем? - король гоблинов поднялся со своего трона во главе центрального стола. - Тогда начнем наш праздник!

Он взмахнул рукой. Оркестр гоблинов грянул древний гимн зимы. Гости одобрительно зашумели и дружно налегли на угощение.

- А здесь неплохо, - ведьма Бефана одним махом осушила бокал вина и томно вздохнула, покосившись на короля гоблинов. - И хозяин красавчик...