Опыт (не)удачного анализа

Я тут прочитал пьесу Вампилова "Утиная охота", и остался в полном замешательстве. Даже неясно, за что, собственно, советская цензура запрещала эту пьесу. Видимо, за отсутствие оптимизма в отображении советской действительности. Точно не за политику или какие-нибудь смелые идеи. Главный герой, конечно, получился колоритным, и те сцены, в которых постепенно раскрывается, какой Зилов мерзкий человек - отлично удались, но общая последовательность событий и расставленные автором акценты вызывают, в лучшем случае, недоумение.

Иногда лучший способ объяснить, что именно с произведением не так – это пересказать художественный текст простыми словами.

Говоря простыми словами, есть тридцатилетний Зилов, который изменяет своей жене, имитирует бурную деятельность на работе, пьянствует с друзьями и сам не замечает, как постепенно превращается в настоящего подонка.

Нам постоянно говорят, что Зилов страстно любит ездить на охоту, хотя охотник он плохой, слишком волнуется и нервничает в тот момент, когда нужно стрелять, и поэтому в жизни не убил ни одной утки.

В результате собственного свинства Зилов разрушает свою жизнь. Умирает его отец, которого он не успел повидать перед смертью. От Зилова уходит жена, которая не хочет жить с бабником, лгуном и мразью. Зилов в результате очень обижается на всех вокруг и проникается ненавистью к своим друзьям, которые, может быть, и не лучше его самого, но в его неприятностях уж точно неповинны. Зилов устраивает им всем отвратительную сцену и всячески оскорбляет их, а заодно - и восемнадцатилетнюю наивную девочку Ирину, которую сам же перед этим соблазнил.

В результате друзья тоже обижаются на Зилова и решают его проучить - присылают ему траурный венок и телеграмму, в которой сказано, что Зилов умер. Можно было бы решить, что это такой способ сказать Зилову, что после этой безобразной сцены он для них больше не существует, но – нет, и близко даже нет. Уже на следующий день, совсем недолго помариновав его отказами с ним разговаривать, они уже как ни в чем ни бывало едут к Зилову домой (на извинения, что ли, рассчитывают?..)

Но Зилов, принявший их шутку близко к сердцу, внезапно решает отказаться от охоты, к которой готовился весь год, и застрелиться. А друзей он перед этим приглашает на свои поминки, якобы в продолжение затеянной ими шутки - чтобы они приехали к нему выпить "за упокой" по стопке водки, и нашли в квартире настоящий труп. Прямо об этом нигде не говорится, но по смыслу его действий – Зилов явно хочет напоследок наказать своих друзей, чтобы они потом всю жизнь считали себя виноватыми. Но это само по себе ещё можно понять, поскольку Зилов - эгоист, истерик и позёр.

Однако друзья Зилова, вместо того чтобы идти пешком, берут такси, и поэтому успевают предотвратить самоубийство. Зилов снова истерит, ведёт себя, как настоящий сумасшедший с параноидальными идеями, который уже на самом деле верит в то, что все желают ему смерти (?..), и, угрожая им ружьём, выгоняет их из своей квартиры, чтобы застрелиться. Но в итоге не стреляется, а звонит своему приятелю - одному из тех, кого он выгнал - и говорит, что он передумал и решил все же поехать на утиную охоту вместе с ним. Конец.

Общее ощущение после прочтения - что это вообще, бл..., было?

Конечно, можно было бы подумать, что я просто не в контексте. Может быть, советским людям в начале 70-х было ясно, к чему клонит автор. Но, в конце концов, когда я в детстве прочитал «Тартюфа», «Горе от ума» или «Дракона», то я о контекстах и подтекстах не знал абсолютно ничего, но смысл каждой пьесы, несмотря на это, совершенно явно раскрывался _самой пьесой_. И никаких вопросов, почему события развиваются так, а не иначе, не возникало даже у ученика начальной школы, которым я тогда был.

И я не спорю, что хорошее произведение может быть сложным и во многом ускользать от восприятия неподготовленного человека, находящегося вне контекста. Cкажем, «Путешествия Гулливера», «Дон Кихот» и «Фауст» - вещи сложные, и их, в отличие от «Женитьбы Фигаро» или «Ромео и Джульетты», без каких-то изначальных знаний не поймешь, или поймешь очень приблизительно и смутно, как человек, который плохо владеет иностранным языком и упускает половину смысла в иностранном тексте. Но быть сложным и быть мутным – это совершенно не одно и то же. И пьеса Вампилова не выглядит особо сложной или тонкой. Но вот мутной – в высшей степени. Я успел пожалеть, что длинные публицистические заметки Бомарше, в которых он занудно объясняет каждую деталь своих и без того понятных пьес, печатаются вместе с «Севильским цирюльником», а хоть какие-нибудь пояснения Вампилова к _его_ произведению не прилагаются. Они там были бы чертовски кстати.

Я бы, например, охотно почитал, что именно автор – по его собственному мнению – сказал этим своим произведением, вместо того чтобы выжимать в пол педаль СПГС (синдрома поиска глубинных смыслов) и пытаться отыскать (или изобрести) какой-то смысл самому.

А это сложно. Я, к примеру, понимаю, почему действительно талантливым советским литераторам, редакторам и критикам пьеса могла понравиться и даже показалась очень мощной. На фоне безвкусного проходняка, ни в чем не противоречащего официальной картине советской реальности, надрывно убедительный подонок вроде Зилова – это и правда мощно. Ну а если не воспринимать «Утиную охоту» с точки зрения того, кому всю жизнь приходится питаться – и кормить других людей – официозными советскими помоями? Если оценивать по гамбургскому счету? Тогда что?

Вот, например, утиная охота. Она так важна, что ее вынесли в заглавие и красной нитью провели через всю пьесу. То есть вроде как предполагается, что ключ к пониманию происходящего - именно в ней?

Но нет, что-то понять из этого рефрена совершенно невозможно.

Зилов плохой охотник, потому что ему не хватает сдержанности. Но в обычной, не связанной с охотой жизни проблемы Зилова явно не в том, что ему не хватает сдержанности. Ему не хватает честности, эмпатии, банальной совестливости, серьезного и ответственного отношения к своим поступкам, сострадательности, доброты… вообще – почти всех качеств, которые нужны человеку, чтобы не вести себя, как скот. Если умение держать себя в руках, не волноваться и не действовать сгоряча и затесалось где-то среди его человеческих, житейских недостатков, то разве что где-нибудь на сотом месте в списке.

Зилов живет иллюзиями, воображая себя охотником и притворяясь – в том числе перед самим собой – что он любит охоту? Но, опять же, это очень слабо связано с его реальными поступками. Это такая псевдо-связь, чтобы потом какой-нибудь эстетствующий долб**б мог сделать умное лицо и сказать – «о-оо, он же выдумал свою любовь к жене и свою любовь к Ирочке, совсем как свое увлечение охотой! О-оо, как это тонко!». Но на деле – это ни черта не тонко и просто не правда, потому что Зилов изменял жене еще до всякой Иры, и ему совсем не обязательно что-то себе выдумывать, чтобы быть козлом, поскольку, например, свою интрижку с Верой за спиной жены он разыгрывал с открытыми глазами и с редким цинизмом.

Может быть, с этой охотой суть не в Зилове, а в приятеле Зилова, официанте Диме, который, в отличие от Зилова, хладнокровный и успешный охотник? Ему принадлежит одна из самых замечательных фраз в этой пьесе. Когда Зилов говорит ему (об утках) – «как же тут не волноваться, они все-таки живые!», этот Дима отвечает – «Только для того, кто мажет. Для того, кто бьет в цель, они уже мертвые».

Этот Дима не только на охоте, но и «в жизни» представляет собой противоположность Зилову. Он никогда не нарушает правил на работе, сколько бы его ни уговаривали выпить. Он спокоен, хладнокровен и – по видимости – не совершает никаких ошибок. Он явно спал с бывшей любовницей Зилова, Верочкой, но потом – в отличие от Зилова – сумел полностью разорвать с ней отношения, и при встрече беседует с ней так, как если бы они были незнакомы (но при этом он и не старается скрывать тот факт, что они знакомы, и не прилагает никаких усилий, чтобы никто не узнал, что он с ней спал).

Когда Зилов устраивает своим друзьям сцену, угрожая застрелиться или застрелить кого-нибудь из них, Дима единственный из всех не придает происходящему значения, невозмутимо говорит ГГ – «если все-таки передумаешь и соберешься на охоту – подъезжай», и спокойно уходит, позаботившись при этом вытолкать заодно из квартиры Зилова его более впечатлительного друга, который _на самом деле_ волновался за судьбу ГГ, и потому вполне мог бы получить пулю (Зилову, как любому истерику, чтобы накрутить себе до совершения какого-то безумного поступка, нужна «помощь зала» и активное внимание со стороны).

Трудно сказать – то ли Дима видит приятеля насквозь и точно знает, что он не застрелится, а через полчаса перезвонит ему и скажет, что поедет на охоту, то ли ему просто наплевать, застрелится все-таки Зилов или нет. Но, в любом случае, Дима, который в любой ситуации действует с пугающей, холодной эффективностью, постфактум может показаться более жутким человеком, чем даже подонок и истерик Зилов.

Дима наделен – на первый взгляд – многими положительными качествами, но тут штука в том, что никакой хороший человек с таким, как Зилов, добровольно общаться не стал бы. Галина – жена ГГ – хороший человек, поэтому она приходит от Зилова в ужас и не может больше ни минуты находиться рядом с ним. Бедная провинциальная абитуриентка Ирочка, которую он соблазнил – тоже хороший человек, просто наивное дитя – и поэтому, едва увидев, что собой на самом деле представляет Зилов, она в ужасе отшатывается от него. А Дима, даже посмотрев на худшие поступки Зилова, не видит никакой проблемы в том, чтобы продолжать с ним общаться и вместе поехать на охоту (тем более, что у ГГ есть лодка, что для Димы очень кстати).

Когда Зилов, напившись, называет официанта-Диму лакеем, тот совершенно спокойно угощает его хуком справа. Но никакого отвращения к Зилову и нежелания общаться с ним после этого не испытывает. А ведь если друг, нажравшись, обозвал тебя «лакеем», значит, точно так же он относится к тебе и в трезвом виде, когда ты обслуживаешь его столик – просто в трезвом виде он думает это молча. Но Диму это совершенно не волнует. Он слишком спокоен, слишком _эффективен_, чтобы беспокоиться о том, что может о нем думать кто-то вроде Зилова. Вот если тот начнет об этом говорить – тогда по морде. Но это не жест оскорбленного человека, а просто холодный принцип, вроде принципа «я не пью на работе».

Но если предположить, что автор показал две противоположных разновидности мерзавцев и хотел этим сказать «Зилов ужасен, но такой, как Дима, еще хуже», я с ним не согласен. Для кого-то вроде Зилова – определенно хуже. И не поистеришь с таким, и зло на нем сорвать не выйдет, и жизнь ему не сломаешь, как хорошим людям вроде Гали или Иры. И в конечном счете такой Дима всегда будет оставаться в плюсе, а ты, Зилов, в минусе. Но если говорить не о Зилове или его друзьях, а _хороших людях_ вроде Гали с Ирой, то для них Дима – совсем не хуже.

Для того, чтобы дать зрителю понять, что Дима хуже, нужно было показать, как обобщенный в Диме тип людей ломает жизни людям вроде Иры и Галины, а потом – в отличие от Зилова – еще и не испытывает в связи с этим никаких душевных потрясений или жизненного дискомфорта. А так выходит, что Дима своим успехом в принципе обязан исключительно себе, и, хотя есть в этом герое что-то жуткое, он – в отличие от ГГ – на глазах зрителей не мучает других людей.

При этом – не исключено, что вся моя теория, что Дима тут выведен автором именно в качестве успешного мерзавца, вообще от начала до конца является плодом СПГС, а автор изначально вообще имел в виду что-то совсем другое. Хотя я вообще не уверен в том, что автор смог бы внятно объяснить, _что_ он имел в виду, так как невнятица и муть в произведении, за редким исключением, дагерротипно отражают именно невнятность и бесформенность авторского замысла.