Красный Опричник. Начало

Пока не разобрался как запиливать тексты. Раздел мои произведения не открывается. Пока буду текстики в блоге ставить. То есть туточки.

Бог даст, будут ещё продолжения по теме. Читайте!

Красный Опричник.
Начало.

Старый я стал. Дряхлый я стал. Лысый стал. Ох  против Господи многогрешного. Сбылась моя мечта. Живу я богато, добра у меня много. Богатый дворянин Андрей Олекса. И меха с парчою, и посуда золотая. Крепостных три малых деревеньки душ на двести. Почти боярин.

Да только не в радость мне всё. Много калачей мне вкушать нельзя, много вина пить нельзя. Всё лекарь зловредный мне запрещает. Одно слово немец. Не лекарь, а мучитель мой. То пиявками меня пытает, то диетой мучает, словно мало у нас правоверных христиан постов церковных. Придумали же слово еретики. Одно слово немец. И имя у него не приведи Господь, Бартоломеусом его звать. Отец его видать, такой же дурак был. И сын его дурью в отца пошёл. Даром что учёный, в бочке моченый. Я его Бориской кличу. Мне всё привычней и язык не ломать великой сложностью. Скормить бы его мерзавца волкодавам моим, да ведь нельзя. Он человек учёный, знает дурак как меня лечить. Но жаден до золота пёс смердючий. Ох жаден.

Да и толку с его стараний. Помру я скоро. Не в это лето Христово, так в следующее. Шутка сказать, дожил я до 69 лет. Древний дряхлый старинушка.

И добро моё не в радость мне. Вся моя родня перемерла. Одних холера забрала, других верные царевы люди справедливо примучили, кто остался, так на войне против басурман сгинули. Некому завещать мои хоромы богатые со златом, да серебром. Всё в царскую казну уйдёт. Я сам не знаю, как столько лет прожил. Столько добра накоплено. Всё чужинцы получат. Ох наказывает меня Господь душегуба.

Одна радость мне грешному осталась. Пишу тайно мемуары. Это по немецки перевести, так получаются личные летописи. Ох дознается кто, не миновать мне старому  дураку дыбы и костра за ересь жидовскую и хулу на царя русского правоверного и церковь истинную христианскую.

Одно хорошо. Челядь моя грамоте не обучена и молчалива. Все безязыкие. Хотя я ведь не брешу, ни полслова не брешу, только правду пишу. Я Бога боюсь.

Как значит помру, так немец в свою отчину бумаги свезет. И пускай. Мертвым всё равно, а опричнина красная да чёрная пусть негодует. Я в аду их злобе радоваться буду. Путь в райские кущари мне заказан, душегубца и злодея Архангел Гавриил в райские врата не впустит. Уж я то знаю, я то знаю.

Родился я в лето 6234 года от Сотворения Мира в боярском имении Плещеевых в семье захудалого дворянина Ивашки Олексы. Когда батюшка мой скончался, отеческий надел скромный перешёл к моему старшему брату Кузьме, а я злосчастный Андрей бедный ушёл послушником на Москву в Свято-Дивеевский монастырь.

Думал я, что выслужусь  со временем до иеромонаха, буду пряники тульские снедать, да вино синее пить, кое простым послушникам да чернецам не достается. Да и зелёное вино мы не пили. Всё больше воду колодезную.

Долго ли, коротко, но приметил меня боярин Олег Шуйский. Да предложил мне пойти в  красную опричнину. Не в черную конечно. Там больше дети боярские служат, да дворяне богатые. Но нашему брату скудному великое счастье попасть в красную опричнину, да послужить верой и делом царю русскому.  Кафтан алый, кушак шёлковый травяного цвета, сапоги сафьяновые. Да ещё панцырь и оружие польские или османские. Знай только примучивай ведьм и еретиков жидовствующих. Кого в петлю, кого на костёр, а уж кто из бояр прельстился путём греха, так на плаху преступника. Но вначале у всех надо выпытать правду огнём, дыбой, кнутом, да крепким палаческим кулаком. А мы люди верные, царские красные опричники всё слово в слово записываем.

Правда приходилось сталкиваться с чертями, волколаками, вурдалаками, лешаками, русалками и прочей адовой, сохрани меня Господь нечистью и нежитью. Устал я. Очи болят, длани мои трясутся. Завтра продолжу мемуары, а пока немного копчёного налима откушаю, малую кружечку медовухи выпью, пару мягких калачиков съем, молитвочки святые и псалмы царя Давида почитаю, да спать лягу.

Лекарь собака должен был мне микстуру дать, но спит уже папист в своих покоях невеликих. Храпит так хороняка, что стены терема трясутся. Уж я завтра после молитвенного правила и завтрака стариковского ломану его лентяя великого по сопатке то наглой. А пока смиренно отдыхать пойду.  Чернавка немая мне уже ложе нагрела, Бог даст, быстро усну, а завтра снова возьмусь за мемуары. Уж годы давно не те, чтобы блудить с девками. Ох немцы. Понавыдумывают слов странных на горе истинных христиан. Мемуары! Собаки папистские раскольные!