Смерть обезьяна. Вариант 2(отредактированный)
Автор: Петров АлександрДанный текст уже выкладывался на сайте и вызвал бурную критику. Работы по переделке романа "Прошедшее продолженное время" подошли к порицаемой сцене. Пожалуйста, вот вариант 2.
Необходимые замечания
Время действия 27 век. Постапокалиптический феодализм. Княжну Рогнеду выдают замуж за наследника суздальского князя. Однако суздальцы заключили союз с выжившими в тоннелях метрополитена мутантами. Женитьба не более чем уловка. Княжна взята под стражу и подвергается пыткам. Для освобождения отправлется спецотряд, который практически весь погибает. Двое выживших: княжна и сын архивариуса (ГГ, ныне старший лейтенант войска его высочества) выбираются к своим.
Ночной визит вампирши придал ей сил. Немертвая хотела, чтобы носительница дошла, не меньше чем сама Рогнеда. А оттого помогала как могла.
Однако три часа движения по затопленному лесу снова вымотали девушку, и без того много дней битую и пытанную, выдержавшую бой, бег и смертельную жижу болота.
Дочка князя снова двигалась в обнимку со мной. При других обстоятельствах это, пожалуй, показалось бы приятным, но сейчас девчонка обременяла хуже чемодана без ручки – и тяжело, и бросить жалко.
Земля возникла вдруг, неожиданно, без предупреждения. Чахлая травка со следами коричневой пены, влажная, склизкая почва. Мы вышли на твердый берег.
– Ганька, мы дошли. Мы дошли, моя хорошая.
– Даня… – прошептала Рогнеда.
Она упала и осталась лежать неподвижно.
– Все кончилось. Мы на нашей стороне. Сейчас огонь разведу, чаю сделаю, тетерева подстрелю, – произнес я, пытаясь ее поднять. – Девочка моя, ну давай хоть отойдем где посуше.
Дочка князя молчала. Я приложил палец к шее, проверяя пульс. Пульса не было. Тогда я разорвал ткань униформы, прижал ухо к ее груди, в надежде уловить биение сердца. Но бесполезно. Жизнь покинула Рогнеду. Испуг, острый ужас, сознание несправедливости и осознание собственной беспомощности заставили меня трясти бесчувственное тело и кричать:
– Не смей умирать, сука! Нахуя я тебя по болоту тащил?! Нахуя Семена с Кастетом положил?! Нахуя твои девки погибли!? Чтобы ты вот тут сдохла?!! Мы ведь дошли, тварь!! Живи, гадина!!!
Кажется, я плакал. Но это было не важно. Главным стало понимание чудовищной потери, перед которым меркла гибель и моих парней, и амнистия тем, за кого я отвечал.
Тут в спину уперся ствол. Вторая пушка замаячила перед глазами, когда я поднял голову.
– Медленно слез с бабы, – приказал человек, который держал пистолет, по всей видимости, командир группы. – Ванька, возьми его автомат.
– Вы чьи? – спросил я, намереваясь дорого продать свою жизнь. Умирать оказалось совсем не страшно.
– Второй поисковый отряд Почаевской роты, первое отделение, – ответил человек. – Командир наш – боярин Роман Гаврилович Дуболомов.
Владимирцы... Я позволил снять себя с бездыханной дочки князя и обезоружить себя и ее.
– Доктор у вас есть?
– Тебе он зачем? – поинтересовался командир отделения. – Ща допросим, и в расход…
– Это Рогнеда, дочь князя, – сказал я.
– А ты князь владимирскай? – иронически спросил отделенный.
– Я Концепольский Даниил, старший лейтенант войска его величества.
– Сын поротого писарчука? Это тебя наш боярин каждый день словом недобрым поминает?
– За поротого писарчука можно и в морду, – заметил я.
– Только дернись, – предупредил вояка. – А чего же ты не в Покрове? Дезертировал?
– Прикомандирован к спецгруппе для выполнения особого задания.
– Чтой-то я про енто и не слышал? – с сомнением протянул отделенный.
– А потому, что не вашего ума это дело.
– Вот мы тебя тут без суда и следствия, – начал вызверяться мужик.
Однако было видно, что делает он это скорей для вида, чем реально угрожая.
– Доктора бегом сюда. И делайте что хотите. А то ведь все по кольям рассядетесь.
– Ишь ты какой прыткай! Не успел прийтить, колом грозит. Сам-то кто будешь? Тугамент свой покежь.
– Нет у меня документов. Перед операцией сдал, чтобы если что – не узнали.
– Вот я и соображаю, что ты шпиент суздальскай…
– А ты, блядь, такое же дубло, как твой боярин, – в сердцах ответил ему я.
– «Дубло», говоришь? – задумчиво сказал тот, колеблясь между тем, чтобы двинуть мне прикладом или тихонько прыснуть в усы. – Видать, знаешь нашего Роман Гаврилыча… Может, и он тебя признает. Ладноть. Давай лапы в гору, и до штаба.
– Без девчонки не пойду, – возразил я. – Хоть на месте стреляй.
– Ну вот сам ее и неси, – предложил мужик.
Я подхватил ставшее неподьемно-тяжелым тело и шагнул вперед.
– Погодь, – сказал командир, сделав знак солдатам.
Откуда-то появилась плащ-накидка, и я опустил Рогнеду на выгоревшую до белизны ткань.
– Нечего на сиськи пялиться, – сердито проворчал отделенный, с сожалением накрывая шинелью девушку.
Солдаты подняли Рогнеду и понесли…
Дубло появился словно вихрь, с поспешностью, удивительной для такого грузного тела. Глаза красны, лицо измазано жиром, руки сжимались и разжимались.
Много позже я узнал, отчего родовитый "обезьян" гневался.
Боярин Роман Гаврилович изволил перейти ко второму блюду. Крепчайший, настоянный на красном корне первач разжег в нем зверский аппетит. Но старший лейтенант Дуболомов не спешил поглотить ароматную, приправленную гвоздикой и лавровым листом снедь и растягивал удовольствие от еды, чередуя ее с наперстками первача. Боярину доставляло особое удовольствие сопровождать застолье мелкой тиранией своего холопа-денщика: придирками, угрозами, нотациями, а особенно – смаковать тоскливый блеск в глазах голодного, зависимого человека.
В походный шатер командира роты деликатно поскребся дежурный.
– Какого черта?! – рявкнул Роман, вынужденный оторваться от приятных занятий.
– Осмелюсь доложить… Солдаты на болоте двоих поймали: мужика и бабу. Может, шпионы суздальские…
– Так повесь на хрен, – зло отозвался Дуболомов. – Неужели сами додуматься не можете?
– Баба без сознания, а мужик говорит, что знаком с вами. На плацу они, вас ждут…
– Так и повесьте обоих, в чем проблема? Виселицы там есть. Меньше возни. Была бы шея… Иди на хрен, Попов…
Последнюю часть фразы боярин произнес почти ласково, нацеливаясь на шкалик.
– Так он вас словом обидным из пяти букв назвал.
Роман поперхнулся самогоном и с ревом вылетел из палатки, опрокинув офицера.
– Концепольский? – поразился боярин, увидев меня. Он напрочь забыл о своем показном гневе, ошалев от неожиданной удачи. – Дезертировал? Да я ж тебя повешу… Что ты тут делаешь, смерд?
– Врача давай, а то тебе князь кол пропишет от непонятливости. Рогнеде плохо.
Боярин оттолкнул меня и кинулся к девушке. Он наклонился над ней, насколько позволило пивное брюхо.
– Ганя, девочка моя, что с тобой? – закричал он. – Врача княжне! Бегом! Что ты с ней сделал, подонок?!
Боярин кинулся ко мне, замахиваясь для удара. От первого тычка я уклонился, не предприняв ответных действий. А на второй ответил ударом колена в пах и добавил локтем в челюсть.
Боярин плюхнулся на пятую точку и завопил нечто неразборчивое.
Но лакеи поняли его правильно, и потому меня пытались бить человек пять или шесть. Двое выбыли из игры сразу, но, после того как кто-то ловко вьехал мне под дых, а другой подсек, ничего не осталось, как кататься по земле, уворачиваясь от пинков, прикрывая голову и почки. Враги же больше мешали друг другу из-за несогласованности действий.
Шум побоища заставил очнуться Рогнеду без всякой врачебной помощи. Только что умиравшая девушка поднялась с земли, запахнулась в шинель, которой была накрыта.
– Прекратить! – неожиданно громко и пронзительно скомандовала княжна. – Всех на колья посажу.
Солдаты замерли.
– Где вы были, холопы, когда этот смерд вел меня через болото? Где прохлаждались, когда моих амазонок убивали одну за одной? Это так вы мне служите, избивая моего спасителя? Тупые, ленивые скоты!
– Мы, ваше высочество…
– Молчать, рабы, песье семя!
Дочь князя бесстрашно двинулась в толпу, отвешивая пощечины солдатам.
– К вашим услугам, княжна, – галантно произнес поднявшийся боярин, щелкнув каблуками.
Роман умел держать нос по ветру – искусство, развитое многими поколениями придворной жизни.
– Прекратить, болваны, – распорядился он. – Старший лейтенант и госпожа – мои гости. Имею честь просить присоединиться к моей скромной трапезе. Еда отменная и простая: щи наваристые со сметанкой, тушеный русак с гвоздикой и лавровым листочком, настоечка. Все, что нужно, чтобы силы поправить. Милости прошу, не побрезгуйте-с.
Рогнеда проигнорировала его слова, просверливая неприязненным взглядом .
– Госпожа устала? Понимаю… Горячей воды, походную ванну, подобающую одежду ее высочеству, бегом! – на ходу перестроился боярин. – Отдать госпоже мой шатер. Господину Концепольскому обеспечить койку в офицерской палатке.
В принципе, Дубло сделал все, чтобы замять скандал. Княжне следовало принять приглашение или вежливо отклонить, сославшись на усталость.
Но Рогнеда не унялась.
– Не заговаривай мне зубы! – вдруг яростно и непримиримо-злобно крикнула она. – Я могла умереть без медицинской помощи, пока вы тут разбирались, повесить нас сразу или твое боярское величие сначала придет посмотреть!
– Я вас уверяю, это недоразумение, – пуская в ход свое очарование, произнес Роман. – Мы накажем доктора и дежурного офицера за халатность…
– Не куплюсь я больше на твои гусарские штучки. Я ничего не забыла. Всем одно и то же поешь! – в глазах ее плескалась язвительная ненависть и садистское удовольствие. – Бесчестный ловелас! Грязный подонок! Дубло!
Я непроизвольно схватился за голову. Всему есть пределы… Обзывать Дуболомова "Дублом" на людях, да еще в такой ситуации - крайне неразумно. Роман самолюбив и горяч, как настоящий дикарь. И боярина понесло…
– Как ты меня назвала, шалашовка?! – спросил он. – Ты, шлюха последняя… Да ты половину Владимира в постель к себе заманила. Тебе мало меня с князем Григорием! Ты и этого придурка ебать пристроила. И таскаешься с ним по болотам… зуд свой удовлетворяя.
Князь суздальский из-за тебя войска поднял в наступление. Сотни людей в болотах гибнут. Отец не в себе, город в трауре. А ты трахаешься с сыном поротого смерда!
Блядь помойная! Хуя тебе моего мало… А я пер тебя!!! Пер во все дырки. И никуда от этого ты не денешься, сколько не ебись теперь с кем попало. Ты до сих пор сосать у меня хочешь, паскуда вафленая!!! У меня елдак что надо, не то, что у этих твоих маломерков…
Боярин вывалил свое хозяйство на всеобщее обозрение. Он потряс «шлангом» и повернув к княжне, пару раз чмокнул губами.
«Хочешь, милая? Припади» – предложил Дубло.
Такой способ совокупления считался в княжестве позорным для любой женщины.
Все вокруг замерли, пораженные тем, что сотворил сын воеводы. За это даже родовитому боярину не миновать кола. Но Владимир далеко, а огромный, распаленный Дуболомов тут, рядом.
Губы Рогнеды задергались, глаза наполнились слезами, однако собравшись, она произнесла: «Господа, этот человек оскорбил вашу будущую владычицу. Кто готов вступиться за мою честь в благородном бою?»
Княжна приказала принести свой меч. Девушка выдернула катану из ножен и положив на ладони, протянула ее одному, другому, третьему, глядя безумным, невидящим взглядом перед собой. Все отворачивались, опуская глаза.
Роман до сих пор, несмотря на брюхо и одышку, считался мастером «благородного» боя на мечах, смертоубийственной разновидности поединка, в котором противники тупо рубили друг друга в капусту на пятачке, окруженном пиками.
Рогнеда старательно избегала взглядом меня, и честно говоря, я был крайне благодарен ей за это. Дни и ночи на болоте вымотали донельзя.
Ее нарочитая забота меня и купила. Рогнеда наверняка понимала — из местных за нее никто не станет драться. Оттого сделала все, чтобы пробудить у своего спутника желание выйти против боярина.
– Что ж, – сказала она. – Если благородных господ здесь не нашлось, я сама буду защищать свою честь.
В голове завертелось, что Ганя перегнула палку, но публично позорить ее, хвастаясь прошлыми победами, Дубло не имел права. Я должен сделать это, хотя бы ради чувств, которые испытывал к девочке, когда-то певшей для меня у костра в лесу.
И тут я решился.
– Ваше высочество. – Позвольте стать вашим чемпионом.
Внутренний голос отчаянно взвыл: «Нет! Остановись, дурак, погибнешь!!». Но руки сами приняли меч у княжны.
– Хорошо, мой герой, – произнесла Рогнеда. – Защити меня от подонка.
С катаной в руках я подошел к родовитому хаму.
- Старший лейтенант Дуболомов - вы подлец. Если вы мужчина, сразитесь со мной в честном бою!
Боярин весело покивал головой в знак согласия и шепнул что-то на ухо денщику. Тот умчался в сторону лагеря.
Через несколько минут начала собираться толпа. Маршем подошла пехотная рота. Сержанты развели рядовых по местам, создавая живое ограждение вокруг плаца. Выстроенные в линии бойцы примкнули штыки к автоматам. Посторонних вытеснили за пределы площадки.
Как-то незаметно у противника появились поддоспешник, кольчуга и тактический плитник со следами переделки под боярскую тушу. Слуги помогли напялить это добро хозяину.
Следом, из лакированного футляра, боярину достали громадный цвайхандер, навершие которого едва не доставало до шеи. Такого я не предполагал. «Обезьян» обычно пользовался полуторником нормальных размеров.
Лейтенант с нарукавной повязкой принес что-то, брезгливо держа на вытянутой руке. Это оказалась старая, неимоверно вонючая стеганка, рваная и пропаленная во многих местах. Для видимости честного боя, дежурный офицер части, назначенный по совместительству судьей поединка, обеспечил защитный доспех и мне. Теперь при разбирательстве можно отрапортовать, что предоставили заезжему лейтенанту необходимое снаряжение, которое он самонадеянно отверг.
«Ну нет. Лучше, чем ничего...», - пролетело в голове. Я вздохнул и стал натягивать смердящую одежку.
Тем временем, челядинцы притащили боярину снабженный забралом бронешлем, крашеный кисточкой прямо по ржавчине, вокруг плохо зашпаклеванных вмятин и остаткам фабричной зеленой краски.
Глядя на приготовления, я печально размышлял, отчего так поглупел. Поединки чести равным оружием практиковались только при дворе. Во всех прочих, по равноценности клинков и брони не заморачивались. Соперники использовали любые подручные средства, что могли позволить.
Вызывая Дубло на поединок, я мог выбрать бой без оружия. А еще лучше, с ходу, под «что ты про наследницу престола сказал, сука?» насовать в рыло неповоротливому боярину, свалить с ног и отбить мозги, когда тот упадет. Присутствие княжны придало бы процессу видимость законности. Заступаться за Романа вряд-ли бы стали. Взяв оружие, я подписал себе смертный приговор.
Катана хороша снимать по-тихому суздальские пикеты, и резать в скоротечных лесных схватках таких же беспатронников. Но против длинного, тяжелого рубила размером с копье, толку от нее как от зубочистки.
Дубло поймал мой взгляд.
– Что, нравится? От красивого меча и умирать приятней, – заметил боярин. Затем язвительно поинтересовался: – Ты дрюкнул девочку хоть разик? Отойди с ней на пару минут. Она божественно это делает… Будет что на том свете вспомнить.
- Дуболомов, зачем тебе столько железа? Боишься? - крикнула княжна за оцеплением. В хмуром тоне вопроса отчетливо прозвучали отцовские интонации.
На мгновение Дубло замер. В голове явно крутились мысли сойдет ли ему выходка с рук и долго ли станут рассказывать какого страху нагнал мальчишка на боярина, который вооружился самым длинным мечом и даже использовал антикварный бронешлем.
- Ты чего мне принес, дебил?! - рявкнул Роман, обращаясь к денщику. - Убери горшок, а то мальчик пи-пи сделает.
- Бездна юмора, - заметил я.
- Стесняешься, отрок? - продолжил Роман. - Боишься малыша показать? А как же ты его Гане показывал? Не смеялась?
- Да пошел ты...
- Нет, правда, давай сравним. Доставай!
Боярин пихнул меч денщику и стал задирать кольчугу.
- Слыш, Дубло, я тебе не девочка, такого терпеть не стану. Только вытащи... Зарублю на месте, - предупредил я, поднимая катану.
Роман, конечно, намеревался спровоцировать меня на нападение, но погибать сам не планировал. Он переменился в лице, не зная что ему делать, биться или приводить себя в порядок. По всякому выходило плохо, поскольку «обезьян» не был готов к бою.
- Так нельзя, - завопил судья поединка. - Господа, извольте соблюдать правила!
Он вклинился между нами, закрывая противника.
Под защитой лейтенанта боярин проворно оправился. Нас отвели в условный центр площадки и поставили друг против друга.
Глядя на огромный «цвайхандер», я снова остро пожалел, что не завершил бой сразу.
Дуболомов настроился на легкую победу, оттого решил убить меня красиво и быстро, позабавив публику.
Под крики одобрения боярин нарисовал мечом пару «восьмерок» и пошел на меня. Дубло начал с колющих ударов, заставляя меня на потеху публике отскакивать назад. Когда боярин вошел во вкус, я сбил меч противника влево, пристроил его клинок между гардой и обухом катаны. Надавил, не давая боярину завести оружие для удара.
Сделал быстрый шаг, как по рельсе проехав клинком по клинку противника, оттолкнул и рубанул «обезьяна» в лицо. Тот успел отпрянуть назад. Катана попала в бронежилет. Раздался подозрительный треск.
Проверять, острию или керамике в плитоносце пришел конец не было времени.
Отступая назад, боярин чуть не упал и теперь энергично контратаковал размазывая своим двуручником. Унижение, ненависть, злоба придали ему сил.
На меня обрушился яростный шквал ударов. Нижний удар пробил защиту почти сразу. Но мгновения задержки хватило, чтобы убрать ноги. Оружие противника взлетело к небу и описав кривую обрушилось вниз. Я успел прирыться мечом. Катана больно толкнулась в плечо голоменью, жалобно заскрипела, отводя разящий металл противника.
Следом Дубло ударил в бок. Я взял защиту, но против боярского меча она оказалась слабовата. Катана чувствительно впечаталась в ребра, но лезвие цвайхандера соскользнуло с клинка, вспоров расхристанную стеганку, едва не задев тело. Если бы он попал по мне, то, наверное, перерубил бы пополам.
Но я вышел из зоны действия его меча и кинулся наутек. Рыча и матерясь, боярин кинулся следом. «Убью, пащенок», – кричал «обезьян», делая попытки прижать и навязать ближний бой. Солдаты оцепления выставили штыки, не давая приближаться к краю площадки. Толпа ревела: «Ссыкло! Позор!»
Я надеялся заставить выдохнуться этого разжиревшего пельменя, которым он стал за годы беспробудного пьянства и чревоугодия. После моего путешествия по болотам, мы были в одинаково плохой физической форме, но брюхо, амуниция, тяжелый меч и плотный обед с выпивкой отягощали боярина гораздо сильней, чем протухшая стеганка меня.
Я уворачивался как мог. Бежали секунды, казавшиеся часами. В голове крутились мысли о глупости косных правил, запрещающих на таких поединках огнестрел, о разобранном ручном массомете в рюкзаке, который сейчас ох как пригодился бы. Однако, уставал не только я.
Через пару минут боя Дубло замедлился. Мышцам не хватало кислорода и он хватал воздух ртом. Но этого мало, боярин вполне мог отмахаться своим двуручником с места, пока силы не восстановятся.
Стимулируя активность «обезьяна», я стал подпускать его ближе, побуждая наносить удары, парируя и отскакивая назад. Роман демонстрировал слегка подзабытые им финты и связки, даже пытался нанести удар за блоком, пользуясь длиной меча.
Вскоре стало заметно, как выдохся боярин. Новомодные приемы старых фехтбуков, сменились незатейливыми горизонтальными и вертикальными ударами.
Противник почти созрел, но тут сталь не выдержала, и катана разломилась. От клинка осталось не больше двадцати сантиметров.
Я бросился бежать. У Романа , казалось, открылось второе дыхание и он бодро помчался за мной.
«Почему не останавливают бой? – пронеслось у меня в голове. – Ведь по правилам мне должны дать новый меч».
– Меч! – крикнул я, обращаясь к зрителям. – Дайте мне меч!
Но такие условности, похоже, никого не волновали.
- Зачем тебе меч, ссыклявый? Ты им пользоваться не умеешь. Сдохни! - выкрикивали из толпы.
«Отчего молчит Рогнеда?» – как утопающий за соломинку, схватился мозг за новую надежду.
Но она с холодным вниманием наблюдала за окончанием поединка, не делая попыток вмешаться.
Теперь все зависело только от меня. Я остановился, глядя, как занося для удара двуручник, приближается противник.
На красном, залитом потом лице боярина застыло жалкое, бессмысленное выражение. Организму не хватало сил. Только воля заставляла Романа двигаться вперед.
Я шагнул вперед, мягко принял остатком катаны меч, оттолкнул, используя силу противника повернулся, уводя тело с линии удара, как учил ныне покойный Кастет.
В момент, когда оружие «обезьяна» с силой воткнулось в землю, я сделал шаг и размашисто чиркнул обломком боярину по шее. Полноценного удара не получилось. Дубло запоздало ткнул меня локтем. Я отлетел в сторону и рухнул на землю.
Рукоять с остатками клинка, мое единственное оружие, упрыгала куда-то под ноги зрителей. Противник повернулся и стал задирать свой двуручный оковалок для последнего удара. Загребая ногами, я попытался отползти, глядя на приближающуюся смерть. Обделаться от страха не позволил пустой после многодневной голодовки кишечник.
Тут силы оставили боярина. Дубло завалился мне под ноги, выкашливая кровь и хрипя разрезанным горлом. Цвайхандер «обезьяна» врубился лезвием в землю, едва не зацепив.
Неандерталец тут же попытался встать снова. Я вскочил на ноги, что есть сил пнул боярина в голову. Тот растянулся и затих. Я перешагнул через противника, полагая дело конченным.
Но справиться с «обезьяном» оказалось непросто. Распластанный по земле Роман снова попытался подняться, с трудом загребая руками и ногами.
«Он что, неубиваемый?» - пролетело в голове. Мне показалось, что противник сейчас встанет и продолжит бой. Скорей на рефлексах, нежили отдавая себе отчет, что делаю, выдернул из ножен противника кинжал, до конца воткнул в призывно выставленное уязвимое место, и что есть силы надавил на рукоять, разрезая родовитого боярина от ануса до мошонки. Роман задергался и обмяк.
"Зачем?" - с досадой крикнул голос внутри. - "От "штрафников" набрался?!"
"За дело", - ответил ему я. Перед глазами встали картинки прошлых лет, когда боярин сбил меня с ног своим конем на глазах у амазонок и наша с ним драка, после его попытки изнасиловать Ганю.
"На кол ведь посадят" - грустно прошелестело в голове. - "Стоило оно того?"
Зрители кинулись на поле для расправы. Я спокойно поднял руки, не совсем понимая, что хотят тычущие в меня автоматами люди. Меня переполняло счастье быть живым, глядеть на эту толпу, зелень деревьев , плывущие в небе облака.
Меня хотели немедленно сжечь живьем, повесить, застрелить, утопить в болоте, причем сразу и одновременно, за учиненное над их командиром, но тут вмешалась Рогнеда, своей властью остановив самосуд.
Лекарь осмотрел боярина и обнаружил, что тот жив. Романа определенно хранила судьба. Удар по шее не задел сонную артерию. При всей серьезности рана оказалась несмертельной. Обломок катаны вскрыл трахею, но разрез оказался крайне незначительный. После обработки раны, боярин даже смог плаксиво умолять «помилосердствовать» и «не бросать его погибать».
Со второй раной врач ничего не мог сделать, лишь наложил побольше ткани в перевязку, предлагая уповать на помощь божию.
К вечеру нас доставили во Владимир. Девушку – домой, в заботливые руки мамок и нянек, меня – на князево судилище.
Обезьян прожил еще целый день и одну ночь. Могучий организм Дуболомова сопротивлялся сепсису, пока были силы. Но, как только Роман понял, что больше не придется ему, как раньше, портить девок, сгорел буквально за час».
Ниже пара обьяснений сложным ходам сюжета.
Человек вдруг вспомнил, как Эндфилд убил Лазарева, инкарнацию боярина Романа. Тогда, в скоротечном поединке, повинуясь безотчетному импульсу, он срубил генералу член. Глупо, бессмысленно рубиться мечом, будучи вооруженным всеми видами дальнобойного оружия. Но, видимо, память о событиях более чем стовековой давности продолжала подспудно жить в нем.
Сегодняшнего Джека это настолько поразило, что он долго размышлял об этом. Его сожженная память была девственно чиста. Управители не восстанавливали воспоминания так глубоко. Значит, все же у его нынешней инкарнации есть доступ к резервному банку данных. Или сам строй глубинной сущности заставляет в сходных ситуациях поступать подобным образом.
Он больше склонялся к первой гипотезе о неисполненном желании, которое прошло сквозь миры и века, воплотившись в жизнь по прошествии бездны времени по отношению к старинному врагу.
Но отчего амазонки сорвали свадьбу князя на отечественной красотке? И отчего вдруг скрепя сердце не препятствуют его флирту на стороне? Но тут меня пробила страшная догадка. Отчего князю вообще позволили заниматься такими делами?
Правильно заданный вопрос развернулся в четкую логическую схему, появились ответы, от которых волосы встали дыбом.
Рогнеда больше не наследница… Амазонки знают о подселенке в теле владимирской княжны… Вампирша, неосторожно принятая в себя Ганей, полностью поглотила ее…
Я гнал от себя эти мысли. Но логика была неумолима. Рогнеда оживала всякий раз после визита немертвой. И то, что она вдруг очнулась после того, как у нее перестало биться сердце, перестало казаться неимоверно счастливым случаем спасения любимой девушки. Тут вспомнилось, как она назвала меня «смердом». Вряд ли бы Ганя позволила бы себе такое, тем более после наших совместных блужданий.
Рогнеда скорее всего умерла, и телом завладела вампирша по имени Алена. Немертвая стала княжной. Что и было главной целью метрополитеновских упырей…
Свидетелей надо убирать, оттого немертвая устроила скандал, спровоцировав боярина Дуболомова на брань и оскорбления. Она не хотела смерти бывшего любовника княжны. Она хотела, чтобы обезьян убил меня, ликвидировав последнего очевидца странных скачков сознания Рогнеды.
Потом боярина или устроили бы на кол, или определили бы в мужья княжне, благо после всех откровений Романа взять в благоверные опозоренную девушку, пусть и наследницу, вряд ли кто решился бы.
Оттого немертвая и не останавливала бой, надеясь, что Дубло прикончит меня безоружного.