Легенда о Саргоне. Отрывок из главы 2

Царь принял племянника, нежась в бассейне одного из внутренних дворов царского дворца. День был знойный, розовые кусты цвели пышным цветом вокруг. Рядом стоял его бессменный виночерпий, трое слуг с полотенцами и чистой одеждой, на инструменте кануне мягко и зыбко играл один музыкант, второй – в такт тихо бил в думбек, мешал угли наргиле – тот, кто заведовал кальяном. Царь Эреду любил кальян. Он мог курить кальян, купаясь в бассейне, завтракая, обедая или ужиная, читая важные документы, отдавая приказы. Особенно любил он курить из кальяна, привезенного из города-государства Сирамарг. Шахта его была украшена платиной, мундштук - из чистого серебра, шланг декорирован бархатом, колба – из ярко-синего стекла, инкрустированного золотом. Драгоценность, а не кальян. 

Мамагал курил кальян и сейчас, пока нежился в воде с душистыми травами. Если бы помещение было закрытым, Саргон тотчас бы задохнулся от дыма и обилия сильных ароматов. Царь возлежал в воде с царским величием и безмятежностью. Под головой у него лежала мягкая белая подушечка, расшитая серебристыми нитями. Иссиня черные длинные кудри были рассыпаны по мощным плечам. Брови черными горными массивами наступали над глазами, настолько они были густыми и настолько сильно он хмурился. Их длинная красивая линия заканчивалась у виска. Роскошная черная борода его, предмет особой гордости Мамагала, искусно завитая мелкими правильными волнами, спускалась почти до груди, а в ней – одинокая лента седых волос и драгоценные кольца из золота, как и в ухе – массивная золотая серьга в виде восьмиконечной звезды Шамаша. На длинных пальцах его сильных рук блестели украшения – три кольца на левой руке и массивный перстень с квадратной печатью из черного алмаза на правом указательном пальце. С перстнем этим он не расставался. У изголовья на специальной бархатистой подушечке лежал толстый широкий обруч из кожи и золотыми тяжелыми вставками – его он носил на своем мощном предплечье. 

            Вот он открыл свои большие глаза. Верхние и нижние стрелы ресниц его распахнулись, словно врата Балават в райские кущи Эшарру. Глаза эти были чернее, чем алмаз на царском перстне. На празднествах и службах в главном храме Эреду царь красиво удлинял свои глаза черной краской. Но когда и придворные стали удлинять свои глаза по царской моде, Саргону показалось, что это перебор. 

            Расслабленный Мамагал повел глазами, не поворачивая головы, заметил мальчика, плавно шевельнул рукою, молча приглашая его войти и присесть в большое мягкое кресло у бассейна, в котором от воды обычно отдыхал он сам. 

- Приветствую тебя, Саргон, - молвил царь с полуусмешкой. Он взял в руки мундштук, сделал глубокую затяжку. Вода в колбе мягко забурлила, и Мамагал выпустил ввысь столб белого ароматного дыма, который затанцевал на легком ветру, словно под шелест струн кануна. 

«Опять лимон и мята», - подумал Саргон, услышав аромат дыма, и непроизвольно с отвращением поежился.  

- Приветствую, Ваше Величество, - почтительно ответил мальчик и присел, куда ему было велено. 

- Угостись, - Мамагал указал на поднос с фруктами – крупным виноградом, упругими сливами, бархатистыми абрикосами, финиками, инжиром и россыпью соленых орешков. 

- Благодарю, Ваше Величество, я завтракал. 

- Угостись, - повторил Мамагал, и Саргон повиновался, взяв маленькую фисташковую горсть. – С чем пришел ты ко мне, кровь от крови моей?

- Прошу не гневайся на меня, царь мой, - повел речь свою юный Саргон, хорошо зная, как любит дядя его сладкие речи. – Я пришел с вопросом. Ты знаешь, я люблю задавать вопросы тебе, царь мой, ибо мудрее ответов твоих нет на свете.

- Я дам тебе ответ, коего ты заслуживаешь, сын брата моего, - Мамагал снова выпустил ароматный белый дым изо рта. Глаза его были открыты. Царь закрывал глаза только в присутствии тех, кому доверял и кого любил. Рука его покоилась на мозаичном борту бассейна ладонью вниз, пальцы были широко расставлены и напряжены. 

- Ты будешь торговать с Иламом, дядя? – Саргон пристально поглядел Мамагалу в глаза.

- Да, я буду торговать с Иламом, - царь снова затянулся.

- Они убили моего деда, истинного царя Илама, - заявил Саргон. 

- Твоего деда убили калахарцы.

- На троне Илама сидит брат царя Калахара. Он тоже убивал подданных моего деда той ночью. Они убили бы и меня, и мою мать, если бы мы не сбежали. 

 - Ты ждешь извинений от них обоих?

- Про них я все понял, - заявил Саргон. – Но я не понимаю тебя.

- Тебе нет нужны понимать меня, мальчик, - в низком голосе Мамагала появились затемненные нотки. – Иламу нужен надежный союзник, Илам его получит. Если царь Калахара отдаст замуж за Талара свою младшую дочь, я буду весьма доволен.

- А как же Галла? – спросил Саргон, однако ему бы хотелось, чтобы Талар думать забыл о Галле. Он хорошо знал Талара и был уверен, что царевич будет ее обижать.

- Брак с Галлой не даст того, что даст брак с царевной Калахара. Не даст золота, воинов, колесниц, копий и мечей. Все это подарит брак с калахарской царевной. Все это надобно для защиты государства и народа, живущего в этом государстве. Царь всегда должен думать о своем государстве. Мы должны прощать наших врагов, Саргон. И ты прости их, избавишься от душевного груза.

- Кто я в семье этой? – вдруг спросил Саргон.

Царь повернул к нему голову свою, пристально поглядел на него своими огромными темными, как беспросветная ночь, глазами, и тихо произнес:

- Я полагал, ты знаешь. Если нет, я напомню тебе. Ты – сын брата моего. Брата, до конца верного мне и Эреду, народу его и законам. За кровь его, заслуги, в память о нем и матери твоей я решил, что твое благополучие – мой долг. У меня есть и другие долги – перед страной моей. Если я должен сделать шаг в ущерб убеждениям твоим и принципам, но необходимый для ее процветания, я сделаю шаг этот. Дед твой и дядя не были кровью моей. Но дочь их врага может войти в семью мою. И я с радостью и почтением приму ее. А ты, племянник, - взгляд Мамагала стал еще более тяжелым, - ответь мне, помнишь ли ты Тиба?

- Помню, царь, - Саргону захотелось скрыться от мрачного взгляда дяди.

- Кем он был?

- Твоим советником.

 - Что сделал он?

- Усомнился в решениях твоих и деяниях.

- Что стало с ним?

- Его отвезли в пустошь Дагаба, зарыли по плечи, забросали камнями и оставили голову его гнить на солнце.

- Череп его до сих пор лежит в месте том. Завтра утром у меня есть несколько свободных часов, мне не жаль подарить их тебе. Мы съездим туда, и я покажу тебе просторы пустоши этой.

Саргон промолчал и потупил взор свой. 

- Не хочешь?

- Не хочу, царь. 

            Мамагал вновь положил голову свою на подушку. Взял мундштук, затянулся.

- Ты разумен, сын брата моего, - наконец, промолвил он после долгой паузы. – В следующий раз, когда задумаешь прервать отдых мой глупыми вопросами своими, когда решишься посмотреть в глаза мои столь зло и неблагодарно, тебя отвезут в Дагаб на одной из лучших моих колесниц, с почестями и охраной царской. И вместо покоев моего дворца Дагаб станет твоим домом. Добрые деяния отца твоего и доброе имя царевны Хамаль однажды забудутся, и я буду ждать от тебя добрых деяний. Пока ты только ешь еду мою, носишь мою одежду и беспокоишь меня вопросами. Пора приносить пользу, Саргон, быть достойным сыном отца своего, достойным племянником и потомком великого рода Уту и Шамаша, Владыки Дня. 

- Я понял тебя, царь. 

- «Я понял тебя, мой царь», - поправил Мамагал.

- Я понял тебя, мой царь.

Мамагал протянул племяннику правую руку. Саргон поднялся, склонился и на мгновение прислонился губами к печати царской с черным алмазом.

- Покинь меня немедленно.

Саргон молча развернулся и скрылся за тяжелыми дверьми из драгоценного кедра.

            - Привести ко мне его учителя Заккура, - процедил Мамагал после недолго раздумья, обращаясь к слугам, не глядя в их сторону. – Немедля.