Последний кофе (Петербург)

Запустили флешмоб о Питере: https://author.today/post/387182
Это жестоко, конечно)) Мой нежно любимый родной город, без которого я действительно не могу выжить. Куда бы не отправлялась, меня максимум через месяц-другой с нестерпимой силой тянет обратно. И я возвращаюсь.

Но вот на АТ текстов, посвящённых Петербургу, у меня нет. Не откуда взять цитату. Но как пройти мимо? В итоге решила закинуть один из рассказов, которых не было на АТ, но есть в моей группе в вк.

Последний кофе

В Питере был май. Он тихонько сморкался дождями, шелестел проснувшимися листочками на деревьях, безуспешно пытался зажечь каштаны и ворчал на мокрые лужи. Солнце вместе с выпускниками школ страдало неопределённостью выбора жизненного пути, а панки-клёны, отцветая, выпускали свои бесстыдные двупалые приветствия.

Аня отхлебнула капучино, щуря глаза, и облокотилась о гранитные перилла.
— Не правда ли, день прекрасен?

Улыбнулась, не оборачиваясь. Прикрыла веки. Май. Питер. Кофе. Что может быть прекраснее? К тому же за последние тридцать лет город явно похорошел. А может и за сорок. Но в восьмидесятых ей так и не довелось тут побывать.

Мужчина прислонился к камню и не сводил с неё восхищённого взгляда.
— Вам уже есть восемнадцать? С вами можно познакомиться, или родители не разрешают?
Оригинал. Аня знала, что выглядит тридцатилетней ухоженной женщиной, и эти попытки подольститься смешили её.
— Я на пять лет моложе города, — наконец, смилостивилась она.
Почему бы и нет?
Мужчина засмеялся. Ей нравился его геометрический свитер и пушистость рыжеватой щетины. В конце концов, что может быть лучше одиночества вдвоём? А к мужской банальности Аня давно привыкла.

Они смеялись, ели мороженное, шутили. Прошли от Таллинской до сфинксов у Академии. Аня в который раз порадовалась, что выбрала именно этот возраст. Большинство подобных ей предпочитают юность: двадцать-двадцать пять. Но насколько же лучше жить, когда все комплексы и метания позади, когда можно не краснеть удушливой волною, слегка соприкоснувшись рукавами. Ты уже понимаешь, чего хочешь от жизни, ты прямо смотришь в глаза мужчине и улыбаешься ему, видя его восхищение. Жизнь прекрасна!
— Может, в Петропавловку? К шемякинскому Петру? — предложил Миша и, смяв стаканчик из-под колы, закинул его в мусорку.
— Не люблю его, — искренне призналась Аня, — скульптор изуродовал Петра Алексеевича.
— Ну, не скажи. В жизни-то император не был так красив, как на парадных портретах...
— Но и не настолько уродлив, как его увидел Шемякин!
— Ну-у... — мужчина вздёрнул верхнюю, по-детски розовую губу в улыбке: — художник имеет право...
— Нет! — горячо запротестовала она: — Никто не имеет права лгать! Даже художник. Тем более — художник. Мы — это то, что мы видим вокруг. Искажённая реальность искажает внутреннюю суть человека, искажает мир вокруг него и влияет на жизнь. Le petit poisson deviendra grand*.

Спохватившись, оборвала себя. Почему она никак не может справиться с этой юношеской горячностью? Казалось бы: войны, революции, лагерь смерти, а всё равно не может спокойно реагировать на изуродованное лицо любимого человека.
— О! — удивился Миша. — Мадам, вы умеете по-парижски грассировать? Claire comme le jour*, что Вы долгое время жили в Париже. Неожиданно!
Аня машинально отметила его русский акцент. А также то, что он пытается повысить свою значимость в её глазах. Интересно как долго продлятся их отношения?

— Не соглашусь с Вами, Анна Петровна, относительно Вашей оценки внешности и внутренней сущности Великого императора.
— Чёрт, откуда вы взялись? — Миша отпрянул от незнакомца в тёмно-вишнёвом пальто, внезапно возникшего рядом с ними. Аня вздрогнула.
— Надо полагать, из материнской утробы, милейший. Как и все, как и все.
Нежданный собеседник приветливо коснулся полей шляпы указательным пальцем.
— Вы знаете его? — хмуро поинтересовался Миша, заметив бледность своей спутницы.
— Это мой муж. Оливьер, нам пора?
Она никогда не умела лгать, и Миша сдвинул рыжие брови:
— Вы не говорили, что замужем.
— Но и не утверждала обратного.
— Лжёте. Он даже не ваш любовник!
Оливьер приподнял бровь:
— Месье наблюдателен? — изогнул хищные губы. — Вы правы, мы с Анной не состоим в интимной связи. Но, говоря по чести, вам сейчас лучше оставить нас. Для вашего же блага.

Анна закусила губу. Оливьер, безусловно, понимал, что Миша не сможет не ответить на брошенный вызов.
— Зачем тебе это? — не удержалась она.
Миша действительно зажёгся.
— Думаю, что это вам нужно валить отсюда! Аня, идём.
— Аня останется, — ухмыльнулся Оливьер, в его руке оказалась толстая сигара, и нахал с наслаждением закурил, окутывая набережную кубинским дымом.
— Аня?
— Она не может с вами идти: её срок истёк.
— Кто это решил?
— Я.

Аню затопил ужас. Такого она никогда не испытывала: ни на крыше дома в 1824 году (наводнение 1877-го она пропустила, гуляя по Елисейским полям), ни в Дахау 1936-го. Мозг отказывался думать. Мысли метались перепуганными зайчишками.
— А я решил, что Аня с вами не пойдёт, — нагло ответил Миша, скрестив волосатые рыжие руки на груди.
Оливьер выпустил ему клубы пахучего дыма прямо в лицо, ухмыльнулся:
— Что ж. Тогда замените её.
Миша поперхнулся:
— В каком смысле?
— В прямом. Но сначала я обязан Вам рассказать долгую и скучную историю.
Миша вопросительно глянул на спутницу. "Он сумасшедший?" — красноречиво спрашивал взгляд кофейных глаз.
— В далеком тысяча семьсот двадцать восьмом году, — медленно заговорил Оливьер, прикрыв глаза и жадно вдыхая дым тлеющей сигары, — на берегу холодного Балтийского моря, в славном городе Киль умирала двадцатилетняя девушка Аня. Правда Аней её никто тогда не смел называть. Исключительно Анной Петровной. Муж её, Карл Фридрих, пил по случаю рождения сына, и никому не было дела до бредившей в горячке роженицы, тающей в полутёмных покоях будто восковая свеча. Анна выполнила своё дело, Анна могла уйти.

Миша облизнул губы. Он понял, что драка будет не сейчас, но было не понятно: будет ли потом.
— Девушке, не видевшей жизни, не хотелось умирать. Любимица отца, выданная замуж ревнивой матерью, она отчаянно цеплялась за жизнь. Жизнь, которая не дала ей ни любви, ни величия, ни счастья. И в тот миг мы встретились. Аня никогда не была особенно набожной. Это часто случается в смешанных семьях, где отец придерживается одной, а мать другой веры. Впрочем, в её семье, ни мать, ни отец не отличилась религиозностью. Поэтому, когда я предложил ей жизнь почти бессмертную, она с радостью согласилась.
— И в чём проблема? — вежливо поинтересовался Миша.
— В том, что выбор даты смерти я оставил за собой. И сейчас решил, что её срок истёк. Впрочем, если желаете, можете её заменить. — насмешливо протянул дьявол.
— Оливьер, — к Анне вернулся голос: — прекрати! Ты можешь забрать с собой меня, но у тебя нет власти над ним! Мы с ним едва знакомы...
— Ань, ты серьёзно?
— Миш, прости. Мне было хорошо с тобой. Ты...
— ... замечательный и очень хороший человек, — насмешливо подхватил мужчина: — Слушай, как там тебя... Салат! Я готов поменяться на Аню, только не трогай своими клешнями девчонку. Лишь один момент: если я пойду с тобой, то сколько лет ты добавишь ей? Или она будет вечно жить на этом свете?
— Вечно, — злобно ухмыльнулся Оливьер, потушил сигару и уставился на мужчину горящими глазами.
— Отлично. Тогда я пойду с тобой. Если захочешь.

Небо набухло тучами, сизая река засверкала металлом. Редкие прохожие поспешили укрыться зонтиками.
— Миша! — горестно вскрикнула Аня: — Ты не понимаешь…
Он наклонил к ней бородатое лицо:
— Спасибо за Грету... Помнишь пожилую женщину в Дахау? — прошептал тихо. Пушистые усы коснулись её руки.

Аня остолбенела.

Сверкнула молния — первая в этом году. Из вишнёвого пиджака выпростались огненные крылья, из пальцев — кривые когти. Оливьер зашипел, надвигаясь на неподвижного Мишу. Аня закрыла глаза, но даже через сомкнутые веки увидела яростную вспышку.
— Ты лжец и лжёшь! — громом прогрохотал разгневанный голос: — Нет у тебя власти давать жизнь вечную!
— Я ошибся! Ошибся! — жалобно пропищал демон: — Я отказываюсь от замены её души тобой. Но соглашение двадцать восьмого года действительно! Она должна умереть!
— И она умрёт, — согласился грозный голос, — но не ты поведёшь её с собой. Прочь!

Аня открыла глаза. Дождь хлестал по лужам с первобытной яростью, вода в Неве кипела. Они остались вдвоём.
— Кофе? — спросил Миша, удерживая над её головой изумрудный зонт: — Тут недалеко, на Девятой линии есть превосходная пышечная.
— Пожалуй, — согласилась она, стуча зубами.

Примечания:
* не краснеть... — цитата из стихотворения М.Цветаевой
* Из маленькой рыбки вырастет большая щука (фр)
* Ясно как день (фр)
* Оливьер — падший архангел, пробуждающий в людях жестокость к бедным
* 1824 — знаменитое наводнение в Петербурге, описанное Пушкиным в Медном всаднике
* 1777 — по свидетельствам тех, кто пережил наводнение 77-го и 24го годов, в 1777-м наводнение было намного страшнее
* Дахау — знаменитый фашистский лагерь смерти