Питие мое…
Автор: Сиратори КаоруФлешмоб про пьянство и алкоголизм. Начало здесь: https://author.today/post/377834
«Однажды, в давние времена…»
| Когда они вошли, все уже сидели за столами, две официантки заканчивали обносить публику шампанским. Выйдя на середину прохода, заведующая подняла свой бокал и произнесла длинный витиеватый тост, сводившийся в конечном итоге к «за знакомство». После чего столовая наполнилась невнятными отголосками разговоров и негромким стеклянным звяканьем. Андрей тоже чокнулся с Екатериной Максимовной и залпом выпил содержимое своего бокала. Пробовал он этот напиток в общей сложности третий раз в жизни, и опять он показался ему ужасной кислятиной. Зато учительница, похоже, была в полном восторге. Она отпила лишь маленький глоточек и блаженно прикрыла на секунду глаза ресницами. А открыв их опять, удивлённо взглянула на скривившегося Андрея. — Тебе, что, шампанское не понравилось? — Да кислое оно какое-то. Кислее даже, вроде, чем я раньше пил. — Это потому, что раньше тебя, наверное, полусухим поили. Или даже полусладким. А это — брют. — А что такое брют? — Это значит, что сахара совсем почти нет. — Оно и заметно… — Так мне бы отдал, если не нравится. — Так попросить надо было. — И ты б опять решил, что это я тебя таким образом ущемить пытаюсь? * * * В дегустационном зале Катя опять достала свой блокнот. Но бок всё ещё болел, и Андрей благоразумно воздержался от просящихся на язык шуточек. А перепробовав всё, что предложили, выразил удивление, чего это люди тащатся с той кислятины, когда на свете и правда вкусное вино есть. За что был награждён снисходительным взглядом, в котором легко читалось «и что б ты в этом понимал». * * * — Пойдём? — она тронула его за руку и быстро вернулась в комнату. — Хочешь, я переоденусь во что-нибудь понаряднее? — И не дожидаясь ответа, зачастила дальше: — Я хочу ещё раз в душ сходить и вообще привести себя в порядок. Мне надо где-то с полчаса, может, чуть больше. Подождёшь? А ты пока фруктами займись… Э-эх! Штопор-то мы забыли купить… — Ты хочешь сегодня вина выпить? — Ну да — а почему нет? Или ты против? — Нет, зачем… Это же с самого начала моя идея была. Мне только показалось… Да неважно. А штопор у меня есть. — Ну ты и предусмотрительный! — Да нет, это просто нож такой, туристский — там ещё ложка, вилка и открывашка… Ты какое хочешь, мускат или кагор? — Сам выбери. Вино — мужская обязанность. А нож с вилкой — это хорошо: руки от персиков липнуть не будут. — Тогда, вот это? — Андрей сходил к себе и вытащил из шкафа одну из бутылок. — «Южная ночь», — прочитала Катя на этикетке и улыбнулась. — Прямо как заранее знал, что купить… Стаканы у нас есть, фрукты можешь на подносик из-под графина разложить — сполосни только сначала всё. Ну, иди, — она выпихнула его из комнаты и закрыла дверь… * * * Вот и опять она на целых шесть лет старше его… А завтра он уезжает, уйдёт сейчас — и всё… За окном зелень, цветы, птицы поют. А когда вернётся, будет уже снова зима, и сугробы, и вьюга. И так — пять лет… И каждый раз на её день рожденья… Надо сказать ему, что решила не ходить завтра на вокзал… «Беларусь» вдруг запела по-английски… — Андрюша, ещё одна песня, совсем про нас. Вот слушай… Доброй ночи? Да какая ж она, к чертям, добрая, когда разлучает тех, кого должна соединить. Ночь добрая, когда «доброй ночи» не говорят… Андрюш, останься, а? — Кать, ну мне же ехать завтра. — Именно поэтому… И ещё. Я подумала… Я не пойду тебя провожать. — Почему? Они договаривались, что Катя окажется на вокзале «случайно», скажет, подруга уехала на другом поезде. — Опять разревусь, как в прошлый раз. Даже хуже… Прямо у твоих на глазах — вот тебе и вся конспирация… Андрюша, правда, останься. Пожалуйста… Наври им что-нибудь. Ну какая твоей маме разница, где ты спать будешь? А утром я тебя подниму рано-рано… Пока Андрей звонил домой и плёл что-то насчёт ребят, кино, бутылки «Трифешты» на семерых, идущих в парк троллейбусов и отсутствия телефонов у большинства друзей, она убрала со стола и зажгла свечи. Можно было больше не спешить. Они сидели с ногами на диване, обнявшись, слушали музыку и пили искрящееся в резных хрустальных бокалах янтарное вино… Как волны в тот их самый первый вечер на море, когда они вдвоём сбежали с танцев… * * * Под спокойной, лишь изредка вздрагивающей от стремительных прыжков водомерок поверхностью озера лениво шевелили плавниками две рыбы. Катя рассеянно следила за их безмолвным танцем, сидя у самого берега, в редкой тени склонившейся к воде липы. Карпы. Koi. Пусть и не цветные, самые обыкновенные… — Паша, ну тебя только за смертью посылать! Она оглянулась на Наташин голос. Откомандированный за провиантом Павел Алексеевич вернулся из деревни с сеткой овощей, трёхлитровой банкой домашнего кваса и толстенным, в четыре пальца, шматом сала. — Зранку ще бігало, — известил он присутствующих с такой гордостью, будто собственноручно бедную свинку зарезал. — Та й найголовніше… — из кармана брюк была благоговейно извлечена заткнутая скрученной бумажкой поллитровка, в которой плескалась мутная беловатая жидкость. — А вот без этого, Паша, вполне можно было и обойтись. — Наталко, та що ж це за весілля, без справжньої козацької горілки? Весілля… Катя вспомнила, как представляла себе когда-то свою будущую свадьбу — давно ещё, когда бабушка читала ей перед сном «Золушку». И как плакала потом, узнав, что сейчас такого больше не бывает… А позже, в школе, это был шикарный дворец бракосочетаний из какого-то фильма, марш Мендельсона и открытая белая «Чайка» во главе растянувшегося на квартал кортежа… Но в какой-то момент она перестала думать о подобных вещах вообще. Какая, в сущности, разница. Не в пышных же торжествах дело… И не в сегодняшних заунывных песнопениях, если уж на то пошло. Пока отец Николай читал свои молитвы, мысли её витали далеко-далеко… Неяркий, лишь подчёркивающий полумрак номера свет торшера. Вино, фрукты на столе… И рука Андрея, коснувшаяся вдруг её плеча — от чего сердце забилось так, словно собралось выскочить из груди… Она бросила в воду камешек и рыбы уплыли. Пора перебазироваться к «столу»… — Внимание… тост, — Сергей Анатольевич церемониально поднял наполненный самогоном бумажный стаканчик. — За молодых! Господа гусары, локоть на уровне эполета… До дна! Ну и гадость же эта ваша «горілка», Павел Алексеевич! — Горько!!! Вот тут уж не возразишь. «Гусары», называется. Дам бы пожалели… Прежде чем целоваться, Катя кинулась заедать обжигающий глоток чёрной ржаной горбушкой с салом и зелёным луком… |
И другая линия оттуда же.
| Момент, как ему показалось, настал, когда мама накрыла на стол, а отец смешал в своём любимом графинчике водку с бальзамом — «достойно встретить рабочего человека». — Мама, папа, подождите, — не слишком решительно начал он, по-прежнему немного сомневаясь, — у меня есть, за что выпить. Всё никак не выходило вам сказать… Я… — он чуть запнулся, — у меня появилась девушка — и довольно давно уже… Алевтина Степановна при этих словах вся просто расплылась в улыбке. — Да мы-то догадывались, конечно. Кто она, мы её знаем? — Знаете… Только она вам может не понравиться… — Андрюша, ну что ты такое говоришь! — с несколько излишней поспешностью воспротивилась подобному предположению мать — но при этом на лице у неё явственно отразилось беспокойство. — Как же она может нам не понравиться, когда ты сам её выбрал? Да и не стали бы мы с папой тебе указывать. Так кто она? Андрей глубоко вдохнул и максимально бесстрастным голосом, на который был способен, произнёс: — Катя Шевченко. — Катя Шевченко? — с недоумением повторила Алевтина Степановна. — Какая Катя Шевченко? Она из вашей школы? Я не припомню среди твоих знакомых никакой Кати Шев… И тут до неё дошло… Она изменилась в лице и на какое-то время потеряла дар речи. Наконец, оправившись от потрясения, поставила рюмку на место и произнесла ледяным голосом: — Это такая глупая шутка или я что-то не так поняла? — Нет, мама, — Андрей почувствовал пустоту внутри и тоже опустил свою рюмку на стол, — ты всё поняла правильно. Но ты ведь сама только что сказала, что не станешь мне указывать. Вот и отнесись к моему выбору с пониманием и уважением. Только непохоже было, что кто-то здесь собирается что-то понимать. Не говоря уж об уважать. * * * — А ничего, что ты посреди семестра уехал? — продолжала суетиться мать. — Тебя там не хватятся? — Да нет, мам, у нас занятий уже нет практически. Диплом один остался. — Ну что ж… — Виталий Викторович извлёк откуда-то из недр холодильника резной хрустальный графинчик с притёртой пробкой. — Надеюсь, не выдохлась. С возвращением, сын. Андрей изумлённо взглянул на него: — Хочешь сказать, это всё та ещё, с тех пор стоит? — Тебя дожидалась. Старый ЗИЛ пережила… — Дети, — постучала Алевтина Степановна вилкой по краю рюмки. — Прежде, чем сядем за стол, мы с папой хотим поздравить вас. Пусть с большим опозданием, но лучше поздно, чем никогда. |
«Математическая рапсодия»
| Там же, в школьной столовке, и само мероприятие устроили. Ну, как водится, жрачки от пуза, бухло рекой, жених с невестой под хоровой подсчёт секунд целуются… Народ на пятом курсе прямо как с цепи сорвался, одна свадьба за другой. Но сегодня Вадим словно и не замечал всего этого веселья, лишь бросал изредка короткие, случайные будто взгляды на другую сторону составленных буквой «П» столов. Где в окружении московских гостей сидела она. Он обратил на неё внимание ещё в автобусе. Через проход от него, читала, не глядя ни на кого, номер «Юности». Должно быть, из детских знакомых кто-то. Со школы. Автобус трясло, и длинная, непослушная чёлка то и дело падала ей на глаза. А она привычно сдувала её каждый раз в сторону… Вопрос на засыпку: почему пригласить ту, которую действительно хочется, на порядок труднее, чем случайно взятую абстрактную бабцу? Решайтесь, граф… Решился. Пригласить. Но не познакомиться в процессе. Только смотрел неотрывно в её серые, чуть тронутые серебристыми тенями глаза… Что ж, такая, видно, у него планида… Вадим налил себе ещё водки, но не стал пить, отставил рюмку в сторону. Начал даже подумывать, может, не оставаться здесь на ночь, вернуться в Москву рейсовым… Когда объявили белый танец, и она пригласила его сама. Что немного прибавило смелости. |
Плюс своего рода антитеза, до комплекта.
| Вадим вернулся от стойки с двумя запотевшими стаканами, из которых торчали тонкие цветные соломки. — Розовая — для дамы, ну а мне уж какая досталась, жёлтая. Так что, за твоё совершеннолетие, гражданка Советского Союза? Всё никак не налюбуешься? — А по-моему, я тут очень даже хорошо вышла — как думаешь? — Тоша спрятала во внутренний карман полученный на днях паспорт, и они шутливо чокнулись молочными коктейлями. — Я тебе на этой фотографии нравлюсь? — Ты мне в любом виде нравишься. — Неправда. А ты — подхалим. — По-научному это называется «джентльмен». — Да? И ты со всеми своими знакомыми девушками такой джентльмен? — скорчила она подозрительную мордочку. — Разумеется. Но только с тобой мне при этом никогда врать не приходится. — Ты — супер-подхалим! Знаешь, на что мы сегодня идём? — Понятия не имею. — На фильм «до шестнадцати». Любой. Какой первый попадётся. — Ты предсказуема, как газета «Правда», — Вадим вынул из кармана и показал ей два билета в кино. Тошины глаза засветились. — Вадик, ты у меня просто прелесть! — она послала ему через стол воздушный поцелуй. И вдруг лицо её побелело от страха. — Не оборачивайся… — прошептала она, опустив голову, втянув её в плечи. Но было уже поздно. Возле их стола остановилась строго одетая женщина лет сорока с чем-то. — Здравствуй, Кондрашова, — холодно произнесла она, чопорно поджав при этом губы, и перевела недобрый взгляд на Вадима. — Здравствуйте, Полина Фёдоровна… — чуть слышно ответила Тоша, не подымая головы. Не сказав больше ни слова, женщина отошла. — Вадим, пошли отсюда скорей, — голос Тоши дрожал. — Это наша классная… Не допив коктейлей, они вышли на улицу. — Я домой сейчас, не провожай меня… И вслед не смотри. Если она родителям стукнет… |