Флешмоб "Телефон"

Исходники здесь

Спасибо Юлии Амелькиной.

У меня чаще всего в шыдеврах дело происходит в наши дни, поэтому телефон периодически всплывает в тексте. Не скажу, что он играет решающую роль или сильно забирает внимание, но существует и по нему даже говорят.

Из многострадального ТГПС

Те три дня, что Герман был в Москве, Лина постаралась использовать с максимальной выгодой, чтобы было, чем похвастаться, но мир был явно настроен против неё. Сначала позвонила мать и долго с плаксивым напором обвиняла её в нелюбви к родителям и самодурстве. Лина скрежетала зубами, в который раз объясняя, что у неё много работы. Мать обвиняющим тоном напоминала, скольким она пожертвовала ради никчёмной дочери, как не спала ночей, волнуясь за неё, и Лина не выдержала.

— Оставь меня в покое! Ты уехала в Клин со своим Рашидом, ну и радуйся жизни! А у меня своя жизнь и свои приоритеты!

— Тебе двадцать три года, — мать была неумолима, — а ты все как дурочка в своём интернете. Тебе замуж надо, детей рожать, уже старородящей скоро будешь, а часики тикают. Внуков я не дождусь, шалава ты интернетная. Пустоцвет, зачем я только тебя родила, неблагодарную.

Лина только молча сжимала трубку, не в силах уже даже ругаться. Мать вечно пилила её замужеством, хвасталась жизнью с Рашидом, владельцем трёх ларьков в Клину, а главное, родила этому хачику сына Мустафу. Этого Лина простить не смогла.

— Когда же ты замуж выйдешь и перестанешь позориться! У всех подруг дочери замужем, с детьми, материнский капитал получают, тебя, дуру, я в двадцать лет родила, а она кобенится, прЫнца ищет!..

— Да выйду я замуж, — злобно прошипела Лина, — за немца. Буду фрау фон Кризенберг. И уеду из ваших еб...ней на... уй. — Эта фраза вылетела у неё нечаянно, оговорочкой по Фрейду, но Лина в запале даже не заметила.

— Ах ты бл...ь, — мать не скрывала своего презрения, — под толераста ляжешь из этой их Европы ё...ной, лишь бы бабок срубить, бл...ь ты эдакая. Чтоб ты сдохла в этой Европе, тварь, матери куска хлеба жалеешь, звонишь раз в полгода, сучка драная. Наши парни тебе, видите ли, не того.

— Ты за азера ларёчного вышла, — Лину трясло от омерзения, — вот и радуйся удачной партии. А мне не смей указывать! Вы оба мизинца Германа не стоите, уж я-то знаю.

Она бросила трубку, а потом, через пару минут, глубоко вдохнула и удалила номер матери.

Полчаса она просто тупо плакала, выливая всю боль, всё непонимание, все эти мещанские «Дал бог зайку, даст и лужайку», «Не рожала, не баба», «Бл...ь интернетная, а то не известно, чем они там в интернете занимаются, похабники». Она плакала, вытирая слёзы ладонью, плакала и ненавидела и мать, и этого долбаного Рашида, который пару раз нагло лапал своими пальцами-сосисками её за грудь, когда мать не видела, и непрозрачно намекал на минет... Лина плакала, проклиная эту жизнь, этих отвратительных людей, называвшихся её родней, плакала и ничего не могла с собой поделать. Вдруг взгляд её упал на часы. Она судорожно запустила ноутбук и включила прямой эфир. В эфире шла программа «В эту минуту».

После приветствия и шпигеля на экран вышел сюжет Германа о коллегии Минобороны. Герман был в деловом костюме и галстуке, причесанный и такой непривычный, что Лина, вытаращившись, не отводила глаз с экрана. Камера удивительным образом преображала его, делая заметно серьёзнее и респектабельнее. Рядом с Линой Герман выглядел просто спокойным, уверенным в себе мужчиной, не слишком-то красивым по меркам современности, в которой ценились ухоженные бородки, причёски от стилиста и дизайнерские шмотки. Обычная мужская харизма была уже пережитком прошлого, но Лину это не волновало. Она досмотрела весь сюжет, посмотрела половину второго, про ураганы в Западной Европе, и включила мессенджер.

— Привет. Смотрела твой сюжет. Здорово!

Через пару минут телефон мигнул ответным сообщением.

— Привет. Ну, сюжет не шедевр, но там и развернуться негде. Как сама?

— Тебе идёт костюм. — На расстоянии в шестьдесят пять километров мысли было выражать чуточку легче, и можно не волноваться за покрасневшие от слёз глаза.

— Значит, не зря нафуфырился *смайлик*. Ну а у тебя какие успехи?

— Да так... — Она не знала, с чего толком начать. Ну не со ссоры с матерью же?..

Он некоторое время ничего не отвечал, а потом предложил:

— Давай в скайп.

Лина аж подпрыгнула, пулей метнувшись за косметичкой. Он уже столько раз видел её слёзы и шмыгания носом, что наверняка сто раз пожалел о своём предложении. Кому охота возиться с истеричкой, которая неспособна ни бывшего послать, ни на отдел опеки поднажать как следует. О пирожках Лина милосердно решила себе не напоминать.

Кое-как припудрив нос и замазав круги под глазами, она запустила голубенькую программу.

— А вот теперь привет. — На экране возникло знакомое светловолосое лицо, рядом виднелась кружка пива, за спиной Германа висела плазменная панель и какой-то чёрно-белый пейзаж. Увидев Лину, он нахмурился.

— Что опять стряслось? Только не говори, что ты нарвалась на этого Николая.

— Нет... — Лина отвела глаза. — С матерью поругалась, до сих пор трясёт.

— Что, не хочет, чтобы ты лезла в эту историю? Ну, тут сложно поспорить.

— Да нет... Хочет, чтобы я бросила работу, вышла замуж, рожала детей и получала материнский капитал. А то так и сдохну старой девой, никому не нужной.

— Глупости какие, — рассмеялся её собеседник, — мы в двадцать первом веке живём, каждый выбирает свой путь сам.

— Ага, — пробурчала Лина, — как там у вас говорят... Киндер, кюхе, кирхе. Вот, её идеал.

— У нас тоже полно идиотских выражений. — Герман подался чуть ближе к экрану. — Не бери в голову. Ты взрослая, самостоятельная женщина, зарабатываешь себе на жизнь, а не сидишь на чьей-то шее. И ты человек разборчивый, ради «статуса» на первого встречного не вешаешься.

Лина округлила глаза. Герман тихонько рассмеялся.

— Ты давно бросила Стаса?

— Два месяца... — Вспоминать об этом мелированном придурке ей совсем не хотелось.

— Если бы тебя так заботили мысли матери об отношениях, ты бы уже давно нашла себе парня. Для такой Sonnenschein* как ты это дело трёх дней.

Лина догадалась, что ей сделали какой-то комплимент, но уточнять не решилась. Она вообще не рассчитывала на интерес с его стороны, и сейчас просто боялась спугнуть. Она всё время отводила глаза, нервно сцепляя и расцепляя под столом пальцы. Как первокурсница, право слово.

— Ну, рассказывай, как успехи. — Герман переменил тему, заметив, что Лина как-то уж очень сильно нервничает. А он тоже хорош, зачем-то припомнил ей бывшего, от которого её коробит. Да, Герман Кризберг, неудивительно, что единственным значимым поступком в твоей личной жизни был развод.

Лина вздохнула, подпёрла голову кулачками и сообщила:

— Я на завтра договорилась встретиться с Гореловым. С утра у меня награждение наших столетних жителей в мэрии, надо ехать писать заметку, а потом к Аркадию Степановичу. Только он что-то совсем не обрадовался моему звонку. Не отказал, но был таким недовольным.

— Как ты думаешь, почему? — полюбопытствовал Герман.

— Наверно, считает меня настырной...

— Ты журналистка и ведёшь своё расследование. У тебя задание от редакции. Давай рассуждать логически. Первый раз он рассказал тебе о Кипятковых, потому что понимал: преступление ужасное, безымянные жертвы в вашем городке это нонсенс, люди должны знать, кем были покойные. Это естественно, и даже такой недалёкий человек, как Горелов, это понимал. Но сейчас он видит, что ты вцепилась в это дело. Не похоронила в ваших архивах, а копаешься, пытаешься распутать клубок в ниточку. — Он сделал тянущее движение пальцами. — И что это ему даёт?

Лина молчала, впившись глазами в экран и приоткрыв рот.

— Его уволили со службы за профнепригодность. Именно из-за этого дела. Потому что участковый уполномоченный майор полиции Горелов Аркадий Степанович халатно относился к своим обязанностям и не навещал жителей вверенного ему участка. Он не навещал семью Кипятковых или же не заходил дальше прихожей. Он не интересовался, почему трое детей живут затворниками, какие у них условия жизни, он не ставил в известность отдел опеки и попечительства. Просигналь он, и детей поместили бы в специнтернат, выходили бы хоть как-нибудь, а мать отправили бы в больницу. Этих людей можно было спасти, если бы Горелов вовремя чухнулся. И он это понимает. А ещё он понимает, что, распутав клубок, ты преподнесёшь Солнечногорску его персону как соучастника убийства. И весь город будет знать, с чьей лёгкой руки погибли трое детей и повесилась их мать. Я уже говорил про равнодушие. На языке Уголовного кодекса это звучит как статья двести пять пункт шесть. Недонесение о готовящемся либо совершённом преступлении. Наказывается штрафом в размере до ста тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо принудительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на тот же срок.

— Ничего себе! — У Лины округлились глаза. — Ты что, весь кодекс наизусть знаешь?

— Я занимаюсь расследованиями, естественно, я знаю и уголовный, и гражданский кодексы. Кстати, статью запомни. А если он заартачится, то сначала суй под нос сто сорок четвёртую, «воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов», а потом уж двести пятую. Одно то, что ты знаешь законы, его уже деморализует.

Теперь Лина хорошо понимала, почему Германа Кризберга так ценили на его канале. У этого человека в голове был настоящий компьютер, работающий в круглосуточном режиме и не дающий сбоев.

— Скорей бы ты приехал, — вдруг вырвалось у неё.

— М-м-м?

— У тебя так легко получается раскладывать всё по полочкам. А я так не умею. Даже не додумалась, чего опасается Горелов.

— Какие твои годы, — отмахнулся Кризберг, — проработаешь, как я, пятнадцать лет, начнёшь читать в людских душах с первого взгляда.

Лина очень опасалась, что её он прочитает и через скайп. Она незаметно поправила волосы и поинтересовалась:

— А у тебя как дела?

— Да всё то, что и говорил. Завтра суд над мудаком, который зарубил жену и детей, а квартиру поджёг, потом спецреп, ночевать останусь на работе. Издержки производства. Ещё два дня минимум, при условии, что у меня отгулов кот наплакал. Если смогу как-то извернуться и приехать пораньше, я тебе напишу.

Он покосился куда-то вбок.

— Вот я идиот. Уже почти полночь. Тебе спать пора, ты же ранняя пташка.

Лина помотала головой:

— Да я не хочу спать пока. Сегодня, в принципе, день был так, ничего существенного. Пожар в магазине стройматериалов на станции. Крутой был пожар, кстати!

Герман фыркнул, что символизировало смех.

— Дай угадаю. Клубы дыма, чёрные, открытое пламя, отмена электричек и обесточили полгорода. Я прав?

— Ты в ютубе смотрел? — недоверчиво прищурилась Лина. Картина, которую описал Герман, была точь-в-точь такая, какую засняла на свой телефончик Лина.

— Зачем мне ютуб? — удивился он. — Я же говорю: подключай логику. Стройматериалы, значит, наверняка куча лакокрасочных и прочего пластика. Значит, будет сильное пламя и дым. Магазин у железнодорожной станции, соответственно, для безопасности отменили электрички. Рядом тысячи проводов, возможны замыкания и новые пожары, так что вашу подстанцию обесточили, чтобы не случилось чего пострашней. Вот и всё.

— Ну ты даёшь, — искренне восхитилась Лина, — ты просто Шерлок Холмс.

— Скорее уж Пуаро, — Герман улыбнулся и приложился к кружке, — такой же зануда и педант. Ладно, так можно всю ночь проболтать, а у тебя работа. Спокойной ночи.

Он отключился, а Лина, закрыв скайп, ещё долго сидела на кухне, потягивая бокал с остатками вина с дня рождения, и думала, как сильно она усложнила себе жизнь всего за пару дней.