Рожденные и возрожденные

Молодая пара быстро нашла этот старинный трехэтажный дом и поспешили войти. Так, с блестящими от счастья долгожданной встречи глазами они и спустились по лестнице в так называемый цокольный этаж, где и располагалась единственная в Москве «подвальная» мастерская Димы Рашко. Их радостно встречали хозяева. Они любили гостей, и к ним зачастую приходили весьма известные люди. Творческий круг знакомств Дмитрия был довольно широк. Благо, работа на Мосфильме позволяла общаться с очень разными людьми и находить сердца, которые бились в унисон.

  - Здравствуйте! - Ирина, жена Рашко, - приятная пухловатая блондинка, искрилась широкой улыбкой и голубыми глазами. – Проходите. Скоро я вас угощу своими фирменными блинами с селедкой!

   И в самом деле, на стоявшей в углу плите что-то уже аппетитно шкворчало. Дмитрия стоял чуть в стороне и радостно улыбался. Странно, они виделись только раз, но так понравились друг другу, что их уже встречают как старых друзей.

   - Привет, Степан! Загорел-то как, -протянул он руку. – Ого, ты стал еще крепче!

   - Так столько кубометров земли перелопатил. Ну, показывай свое хозяйство!

    Степан и Надежда с любопытством оглядывались. Развешанные, зачастую без рам, лишь холсты на подрамниках пейзажи, портреты, этюды, афиши скрывали скромную обстановку подвальной мастерской.

  Надежда замерла и пошептала.

   - Мастер…

   Незаметно подошедшая к ним Ирина легонько хохотнула:

   - Только я не Маргарита.

   - Все равно муза! – безапелляционно заявила Надя, указав на несколько портретов жены художника. На одном Ирина была изображена обнажённой на мехах. Холмогорцев перевел взгляд с картины на образец. Здесь явно поработал фантазия Дмитрия. На полотне женщина была намного идеальней, особенно на счет фигуры. Хотя, может, это был нарисовано давно. В принципе большая грудь и покатые бедра и сейчас присутствуют. Ирине бы походить в фитнесс зал и вернуть форму, то вышла очаровательная дама. Но в этом времени еще нет помешательства на ЗОШ и повальном похудании.

  - Вот эта великолепна!

   Ягужинская застыла около большой картины, которая был облагорожена шикарной рамкой. Называлась она «Моя мама». Три женщины, скорей всего в комнате общежития, явно отдыхают после тяжелого трудового дня. Молодые, красивые, залитые солнцем, предвкушающие будущее счастье. Было ли оно у них? Получилось ли создать крепкие семьи и завести детишек? Внезапно горло у Степана пересохло. Его мама умерла давно, но рана, оказывается, до сих пор саднила. Ушли все, кого он знал по той жизни. Эта картина напоминание о несбывшемся, о яркости каждого дня бытия. Надежда повернулась к нему, в её глазах блеснули слезы. Странно, она очень редко плачет. Дмитрий застыл у мольберта, внимательно разглядывая их. Сейчас его лицо было слегка нахмурено, он казался несколько отрешенным, как будто увидел нечто большее. Степану даже показалось, что в глазах Рашко мелькнула нотка сочувствия или некоего понимания.

   - Замечательная картина. Ирочка, можно водички?

   Ирина быстро принесла стакан воды, тревожно взирая на лица гостей, всплеснула руками.

   - Ой, я дурочка! Вас же вырвало из вашего мира, вы потеряли все. Эту картину только что с выставки привезли, не успели убрать.

   - Не надо извиняться, Ириша, - Надежда была уже собрана и спокойна, а затем сама всплеснула руками. – Мы же с собой целую сумку всего принесли. Степа, доставай!

   Жена Дмитрия с улыбкой посмотрела на бутылки, палку колбасы и сезонные фрукты, и поставила на стол огромную стопку блинов. Дмитрий улыбался.

   - Знаменитые блины с селедкой от Рашко! У нас еще есть пунш. Как видите, мы живём небогато, прирастаем только гостями!

   - Не стоит об этом, Дима, - остановила его шуточные оправдания Надежда. – Поверьте человеку из будущего — главное богатство в жизни — это все-таки люди! Давайте сядем и поднимем первый бокал за наших гостеприимных хозяев, и мне не терпится посмотреть остальное.

   - С почином! – Холмогорцев ловко вскрыл две бутылки грузинской «Хванчкары» и разливал по хрустальным бокалам рубиновое вино. Ему сегодня хотелось пить и веселиться. Мечты сбываются, он будущий историк, рядом красивая женщина и новые, замечательные друзья. Что еще от жизни надо?

   - Спасибо тебе, Степан, мне звонили ребята с МГУ. Осенью обещали дать нужный материал. Всерьез заинтересовались, сулили даже дать посмотреть реконструкции костюмов и доспехов той эпохи. Вот, - Рокша кивнул в сторону относительно светлого угла с мольбертами, - пишу первые эскизы. Ты тоже, как я понял, уже полностью в исторической стезе?

   - Да, буду работать электриком на полставки в университете, учиться. Меня взяли сразу на третий курс, поэтому сейчас придется плотно взяться за учебники и курсовые. Хорошо хоть с будущими преподавателями уже немного знаком по раскопкам и их подготовке. Наде предложили работу в новую фирму. Будет отвечать за будущую советскую моду.

   - Вот как? – Дмитрий бросил взгляд в сторону женщины. Они сейчас рассматривали очередную картину, Ирина что-то горячо ей объясняла, а Надя не могла убрать с лица искренний восторг.

   - Зря так смотришь. В том мире она заведовала целой сетью модных бутиков. И это в Москве будущего, где человек человеку даже не волк, а саблезубый тигр.

   - Слышал кое-что о вашей эпохе. Полный мрак. Как мы дошли до жизни такой? Сидим на кухнях, ругаем правительство, и что надо решить не знаем. В итоге за нас это делают негодяи.

   Внезапно сердце Холмогорцева укололо острым. Он-то сам давно обещал помочь старой новой Родине подняться? Хотя что он может один сделать? Черт, он же обещал Мерзликину заехать в Озэпе. После отдыха на курорте надо будет это обязательно сделать! Не только для себя жить!

   Из уборной громко смеясь выкатилась раскрасневшаяся Надежда. Степан недоуменно посмотрел на жену и пошутил.

   -Представляю, что надо там увидеть, чтобы хохотать до истерики.

   - Сам глянь!

   Холмогорцев поднялся с места и прошел к туалету, тем более что и самому было пора облегчиться. От него не ускользнул насмешливый взгляд Дмитрия. Ха-ха, было отчего заржать в голос. Неприглядные стены сортира скрашивали вырезки из журналов и плакаты. Но центром всего перфоманса был лист жести, а на нем – напечатанный трафаретом плакат «Мосэнерго». Всего в три слова: «Кончил – выключи рубильник!» Едва сделав необходимое, Степан выкатился обратно. И в самом деле, очень смешно.

   Они еще выпили, блины были великолепны, как, впрочем, и селедка. Ирина рассказывала всяческие интересные истории. Жизнь у женщины, как и у всего её поколения была богата на события, непростая, но задорная.

  - Мы копим деньги на новую мастерскую. Кооперативную. Вот Диме и приходится мотаться по стране и заниматься всяческой ерундой. Но деньги ведь не главное?

   Степан промолчал. Не с его цинизмом об этом говорить. Он ведь каждую лишнюю копеечку от налоговой старался спрятать. Этакое соревнование – кто кого. Совершенно бессмысленное по сути, но зато весьма забавное.

   Внезапно послышались шаги человека, спускающегося по лестнице. Ирина оживилась.

   - Кто еще сегодня к нам заглянул?

   Человека, перед которым Холмогорцев когда-то преклонялся, он узнал не сразу. Больно уж отличался тот образ свойского парня от лица мужчины, хорошо пожившего свое и уставшего от бытия. Но глаза были все те же, смотревшие в хитрецой и, казалось, заглядывающую в самые потаенные уголки души. И голос был до дрожи родной!

   - Привет честной компании! Гляжу, празднуем?

   - Васечка, ты откуда?

   - С Алтая, отдыхал, писал, вот в гости к вам приехал.

   Шукшин стоял посередине мастерской. Крепко, по-крестьянски расставив свои ноги, и неспешно оглядывался. Было видно, что ему тут нравится, ему тут уютно. Казалось, что с его появлением пространство вокруг разом расширилось и стало намного светлее.

   - Садитесь, Василий Макарович.

   Шукшин с любопытством протянул мужицкую мозолистую руку труженика и оценил загар, сопровождаемый с крепким пожатием Холмогорцева.

   - Ты где, парень, работаешь? Руки как крюки!

   - В археологической партии Степа трудился. Только что вернулся, - ответил за Степана Ирина, тут же засуетившись возле стола.

   - Историк? Любопытно, - Василий тут же присел у стола и начал с нескрываемым любопытством расспрашивать новоявленного студента. Тема была для него своя, родная. Древняя Русь, начало начал. Они не заметили, как допили вино и съели все блины. Так их затянул взаимно интересный разговор.

   - Вот какие дела, оказывается, творятся, Степа. Ну а я ни сном, ни слухом! Слушай! – он заходил по комнате, схватившись за голову. – Забросил я своего Стеньку. Злодей он, душегуб, не хочу его воспевать. Здесь же… Такой простор. Говоришь, Олег Вещий там правил?

   - Возможно. Одна из версий.

   - Русский князь?

   - Вот тут я не уверен. Слишком много там жило скандинавов. Воины, ремесленники. Скорей всего он был из варягов, викингов, только на Руси не первый год.

  - Викинг, говоришь? Чужаки в сердце Руси?

  - Так они уже обрусевшими были, но пока не смешивались. Там, вообще, много разных племен жило. Большой по тем меркам торгово-ремесленный центр, не меньше тогдашнего Киева. Старая Ладога к тому времени уже больше века была скандинавской факторией, Новгород еще создавался. Она пока только три деревни и населения всего ничего. Потом богатством прирастать будет.

   - Интересно рассказываешь, - Шукшин присел обратно на стул и потянулся за бутылкой. – Вот я черт старый, все у вас выпили! Вино больно хорошо.

   Ирина пододвинула свежую партию только испеченных блинов и заметила.

   - Есть, Васенька, еще наш пунш.

   - Мне, Ирочка, нынче лишь красное сухое можно, и то немного.

   Холмогорцева буквально стукнуло по голове. На дворе же семьдесят пятый год! Василий Макарович с октября в могиле лежит. Он не заметил, как проговорил эти слова вслух. Ирина всплеснула руками и присела на край табуретки, напряженно взирая на Шукшина. Тот же нахмурился, его только что живое лицо буквально стянуло сеткой застарелых морщин. Глаза странно блеснули и немного притухли.

  - Ты этот, что ли?

  - Да, человек из двадцать первого века, - Степан напряженно ожидал развязки. Как Василий Макарович относится к попаданцам было неизвестно.

  - Слушай, Степа, а ведь, похоже, что я вашему брату и обязан жизнью. Не знаю, но кто-то из таких людей сообщил начальству. Так, - Василий оглядел осиротевший стол, - давай сходим в магазин за винишком.

  - Вась, а как же твоя язва?

  - Залечили, Иришка. Представляешь, нет ничего! Чудо, да и только! Еще прошлым летом, перед съемкой у Бондарчука ко мне с нашего Алтая какой-то странный доктор приехал. Не хотел я принимать его, но он так глянул и сказал, что помру скоро и ничего сделать задуманное не успею. И такая вдруг злость взяла! Все, говорю, баста, давай лечи! И как начал он меня шпынять. Курить бросил, не пил давно уже. Так лекарь какие-то снадобья странные каждый день давал, иголками меня всего обколол, потом в больничку на восстановление положил. Бондарчук рвет и мечет, ему же надо фильм закончить. Кто ж знал, что он у меня будет последним, - голос Шукшина дрогнул. Ирина сидела, закрыв рот ладонью, чтобы не закричать от ужаса. Она же ничего не знала, – Ничего, выходили, вылечили. Потом этот лекарь крепко накрепко запретил в Москве оставаться. Вот набегами здесь и бываю. Сейчас даже выпить можно иногда с хорошим человеком. Но в меру и только сухое вино.

   - Спасибо, Василий Макарович, на добром слове, но это не я был. Я только тогда попал сюда…

   - Что ты все Макарыч. Сам меня, наверное, и старше?

   Холмогорцев кивнул в ответ, но так и не признался, что ощущает себя рядом с писателем малолеткой.

  - Вон там за углом неплохой магазинчик имеется. Деньги оставь, мне аванс за книгу выдали. Так что гуляем! Эх! Не забыть бы еще маме теплое пальто купить. Старенькая она у меня.

   Они завернули за угол и вошли в обычный магазинчик. В послеобеденное время он был пуст. Как и пусты его прилавки. Степан прошелся глазами по ряду консервных банок. Негусто!

   - Я бы вот эти взял. Морские огурцы, в будущем дорогущий деликатес.

   - Мне не все можно, Степа. Здоровье нынче берегу. Представляешь, десять лет не пил, а доктор недавно разрешил, и именно красное. Его и возьмем, и рис белый, полезный он при моей болезни. Доктор научил меня его готовить по-китайски. Овощи, думаю, у Ириши найдутся. Девушка, что у вас тут имеется приличного?

   - Берите, что на витрине, - привычно по-хабальски ответила монументальная продавщица, но неожиданно из-за соседнего прилавка вынырнула невысокая щекастая шатенка.

   - Ой, а это вы?

   - Я! - гордо ответил Шукшин и широко улыбнулся свой фирменной «шукшинской» улыбкой.

   - Я вас во всех ваших фильмах видела! Вы и в жизни такой простой, из народа. Зина! Чего столбом встала, найди чего человеку вино хорошее. Это же артист!

   Зина тут же поменялась в лице и засуетилась.

   - Чего хотите, уважаемые?

   - Грузинское есть у вас? Нам бы бутылочки… - Степан скосил глаза и увидел, как Василий показал три пальца. – Три штуки.

   Через пять секунд перед ними стояли чуть запылённые, темного стекла бутылки «Ахашени». Холмогорцев такого еще не пил и молча кивнул.

   - Пробивайте!

   - Еще пастилы вон той, девушка и конфет каких хороших. Есть? Спасибо!

   Пока они шли к кассе, им уже выбили правильный чек. Кассирша так мило улыбалась, что Шукшин по собственной инициативе расписался на обрывках оберточной бумаги, чем привел всех продавщиц в полный восторг. Сами они об этом не догадались. Не было опыта общения с известными людьми.

   - Вот так и живем, - Шукшин нес голову высоко, но глаза покрылись легкой грустинкой. – Неужели нельзя всегда быть взаимовежливыми, добрыми друг к другу. У вас там так же?

   - Временами хуже, Василий. Правда, улыбаются в лицо чаще. Моду у американцев взяли. Но в целом и хамят, матом ругаются, себя не уважают.

   - Ничего в России, короче, не меняется. Слушай, - Шукшин встал как вкопанный у входа в подвал. – Я, кажется, понял, о чем буду писать сценарий. И пусть эти сволочи только попробуют мне отказать! До Цэка дойду. Откуда есть и пошла земля Русская, как мы стали русскими и что есть в нас русского.

   Лицо великого писателя буквально расцвело.

   - Помог все-таки тебе попаданец?

   - Ага. Вот ты мне почему поначалу странным показался. Но больно уж здорово вошел в наш мир, пообтерся. Даже авоську с собой захватил.

   - Мы и не такое прошли, Василий.

   - Пойдем, расскажешь.  Ты не бойся, я пить больше не буду. Так, стаканчик. Моя норма на сегодня сделана! Просто мы у ребят все выпили, стало как-то неудобно, потому и пошел с тобой. Главное — ведь угостить людей хороших, а не себя показать. Какой ты гарный хозяин.

  - Вот это королева!

   Шукшин переводил взгляд с эскиза на Надежду и обратно. Степан откровенно хмыкнул. Он уже заметил, что Рашко на своих картинах несколько облагораживает всех  «натурщиц». И в самом деле, делает их истинными королевами.

   - Отлично вышло, Дмитрий.

   Надежда хлопала ресницами и скромно улыбалась. Она так мило стеснялась Шукшина, его откровенного восхищения, что даже Степан был несказанно удивлен. Обычно Ягужинская за словом в карман не лезла.

   - Вы, Наденька и в жизни выглядите настоящей русской красавицей. Вот, Дима, пиши с неё княжну! Я же, когда буду сценарий писать, именно её образ представлять буду. Шире свою картину сделаю. На несколько фильмов. Будешь у меня княгиней Ольгой! Той, которая древлян сожгла.

   - Ого, ты замахнулся! - Рашко покачал головой. – Новая огроменная затея?

   - Спасибо твоему другу, историку. Я же зимой у себя там на Алтае много писал, размышлял, как будто готовился к чему-то. Приехал сюда по делам издательским и сразу к тебе. Значит, судьба?

   По спине Холмогорцева пробежали мурашки. Это что получается, он сейчас отчасти поменял ход истории? Будет новый великий фильм? И наверняка сам Василий там сыграет, возможно, лучшую свою роль в жизни? Ну не верил Степан, что такие люди живут долго. Вон, как зажглись шукшинские глаза. Горел он всегда, всю жизнь, как светоч. Потому и ушел в том мире рано.

   - Счас ребята, я вам рис по-китайски сготовлю и поговорим. Меня аж распирает от идей! Душа горит!