Книги, книги, книги...

Когда нет возможности узнать о истории мира от людей; когда не можешь узнать о нем из учебника, исторической монографии, научных статей; на помощь приходит художественная литература...
Памяти А.Н.Кирпичникова, вослед за Варварой Шульевой.
Отрывки, вроде как, о книгах, но меня, как порою бывает, понесло в дальнюю степь

 Он встал из-за стола, прошел к шкафам.
    Толстое стекло, плотно закрывающее шкафы, что веками, судя по состоянию многих соседних построек, хранят в своем чреве фолианты от сырости, пыли, солнца, любопытных глаз и шаловливых рук. Прошел вдоль шкафов, ведя кончиком пальца по припорошенному пылью стеклу напротив корешков книг. Девушка завороженно перемещала взгляд за оставляющим на пыльном стекле узоры пальцем.
     – Я шел сюда, в эти развалины, в надежде понять, куда меня… – он чуть запнулся, поправившись: – нас, но и меня, занесло. Я искал книги историков, те, где запечатлены войны, записаны даты основания городов, имена правителей. И пока что я их не нашел, – с сожалением покачал головой. Задумался, продолжив лишь некоторое время спустя. – Есть множество книг… те, что хранят историю, те, где хранятся знания о урожае, налогах, – оглянулся, ища понимания, и напарница кивнула. Палец остановился напротив толстых томов с, когда-то, цветной обложкой: – Те, что копят знания о мире вокруг нас – растениях, животных, землях, морях… Но есть те, что пишутся для развлечения, те, где заключены переживания, эмоции… быть может, игры. Как дети пытаются представить себя взрослыми, так и взрослые, через эти книги, пытаются представить себя путешественниками, героями, рыцарями, летать в небе или плавать по морям. В таких книгах не записана история… – Парень бросил лукавый взгляд через плечо. – Не записана, но отражена.
Вновь повисла долгая пауза. Он медленно ходил вдоль книжных полок, разглядывая корешки книг. И взгляд девушки перемещался вслед за ним, её чуткие уши и острый ум. Внимала, запоминала.
Некоторые имена, мелькавшие среди множества корешков, ему были известны. Некоторые книги он даже знал едва ли не наизусть.
     Дюма, Твен, Верн, Дефо, Шклярский, Сабатини, Толстой, Каверин, Радзиевская, Корчагин, Стругацкие, Можейко, Лем… старыми друзьями смотрели на неги с полок. Далеко неполный перечень бросившихся в глаза фамилий среди расставленных по неуловимо сложному и, в то же время, простому алгоритму книг. Немного внезапные тут, Толкин и Еськов, причем последний в обеих ипостасях – и сказочника, и учёного, пусть и на разных полках. Научная фантастика, классика, научные и научно-популярные издания, такие как многотомник «Жизнь Животных и Растений»… И многое-многое другое. Но ещё больше авторов были для него немы, не рождая никаких ассоциаций в воспоминаниях. Огромное большинство. Почему? Быть может, он их просто не знал – мир литературы огромен, но быть может, в его недавнем прошлом они ещё не были написаны или изданы… Возможно. Узнать это оказалось сложно – почти все книги были куда более поздними переизданиями. И, отчего-то именно та дата единственной стояла на всех.
     – Каждый автор, хочет он того или нет, пишет свои книги под влиянием эпохи и под влиянием настроений, что его окружают. Если он пишет в среде, окружении, где пропагандируются… насаждаются неприязни, брезгливости к другой стране, людям другой страны, то и в книге эта неприязнь вполне может проявиться, – ткнул в стекло напротив Даниэля Дефо. – Если же в стране, в той или иной степени, развито подражание другой стране, культуре, то и в книгах оно будет, –  палец замер напротив бессмертного произведения Льва Николаевича. Я отвернулся от книг, повернувшись к девушке. – Там, – ткнул в листки на столе, – написано, что в пятидесятом году люди с Земли впервые познакомились с жителями другой планеты. Среди известных мне, из здесь стоящих, книг, во всех, написанных ранее этой даты… правда, значительно до этой даты… ни в одной не упомянуты те, кого сейчас называют эльфами. Даже здесь, – указал на «Жизнь Животных», – упомянуты все животные, включая человека, но ни слова об эльфах.
      Девушка удивлённо моргнула, а брови взбежали ввысь: только что в её сознании перевернулся мир, в тот миг, когда парень вот так запросто, походя, приравнял эльфов и людей, не моргнув глазом причислив к миру животных, не возвысив одних, не принизив других. Она не могла этого понять, но не могла не верить – веками вбиваемая истина: знатный всегда прав. А того, что парень не был знатен, она не допускала даже мысли, пусть тот ни разу ни словом о том не обмолвился.
      Её спутник, казалось, даже не заметил перемены в лице девушки, будто и не был сейчас здесь. да так оно и было, он был там, среди книг, продолжая, будто говорил не столько с Виррой, сколько сам с собой:
       – Или здесь, – палец замер напротив трудов Даррелла.

 Когда он, наконец, успокоился, Вирра осторожно спросила:
     – Вы считаете меня ошибкой?
     – Почему? Э.. Почему ты так подумала?
     – Вы сказали, что Вы прошлое и призваны защищать от ошибок будущего. Еще сказали, что меня здесь быть не должно, – тихо так сказала, после твёрдо посмотрев ему в глаза, добавила: – Эльфы ошибка будущего? Нас не должно быть?
     – Эм… Нет, это не так работает. Посмотри вокруг. – Девушка оглянулась, но так и не поняв, что должна была увидеть, вернула взгляд собеседнику. – Кто-нибудь сейчас умеет строить такие дома? – Вирра, выразительно моргнув, отрицательно мотнула головой. – Значит, это знание утрачено. И вот эта утрата – ошибка прошлого. Ошибка и урок, который мы не должны повторить в будущем.
     – А если эта утрата случилась из-за эльфов? Тогда, когда они… мы себя прокляли?
     – Эльфы… прокляли… – пробурчал парень, которому уже порядком наскучила эта занудная легенда.
Продолжая, будто старый дед о молодёжи, ворчать, встал. Снова прошелся пристальным взглядом по книгам, целеустремлённо прошёл к шкафу, вздохнул, и, все же, вытащил один из томов «Войны и мира», показал обложку Вирре:
     – Здесь описана жизнь нескольких людей. Это придуманные люди. Ненастоящие. Хотя у каждого из них был… прототип… – пощелкал пальцами, подбирая слово попроще, – кто-то из реальной жизни, живых людей, на кого эти придуманные люди очень похожи – характером, поведением, обликом. Но, так же, здесь описана война... – Глаза его лукаво сузились. – Как думаешь, сколько людей погибло в той войне?
     Вирра посмотрела на книгу, на собеседника, провела пальцем за ухом, убирая прядку, и, широко растопырив пальцы, выдала, вероятно, первое, пришедшее на ум большое число:
     – Десять по десять?
     Парень на мгновенье вздёрнул брови, выразительно скосил взгляд. Через лоб девушки пролегла одновременно недовольная и задумчивая морщинка.
     – Пять раз по десять по десять?
     Снова покачал. Но на лице прорезалась тень улыбки – логика в таком построении чисел, конечно была, но могла ли она это всё посчитать, на самом-то деле? В этом его терзали изрядные и небеспочвенные сомнения. Повышенную улыбчивость девушка восприняла вызовом, и долго мялась, кусала губы, глядя бегающим, прищуренным взглядом то в пол, то косила на него, теребила пальцами одежду, всячески крутила, как единицу счета, пальцы. В конце концов, демонстративно уверенно, но невольно вырвавшимся вздохом, произнесла:
     – Десять раз по десять по десять?
     Но и тут ее ожидала та же реакция. В этот раз девушка к визуальному подсчету, судя по тому, как пристально изучала, прибавила ещё и пальцы ног, а оттого вердикт был вполне закономерен:
     – Двадцать раз по десять по десять? Это наверно больше, чем целый город! – глубокомысленно добавила она, после некоторой паузы. И вдруг, хитро сузив глаза, выдала: – Тысча!
     Да, вот именно так – не «тысяча», не «тыща».
     – Вирра, а ты представляешь сколько это «десять по десять по десять»? – прищурился он, в ответ на что девушка ужалась в плечах и помотала головой. – А тысяча? – продолжил измываться над человеком.
Правильно, а, главное, уверенно сказанное, это слово вызвало у девушки неподдельнейший интерес.
     – Н-ну… Н-не… Не очень… – замялась девушка. И, печально выдохнув, добавила: – Нет, я не представляю совсем. Просто услышала как-то от хозяйки, – постучав подушечками пальцев рук друг об друга. – И мне кажется, что она тоже… не очень знает, – вдруг наябедничала девушка, да с таким умильным выражением, что возникшее почти непреодолимое желание расхохотаться парень подавил с немалым трудом, даже не смотря на весь цинизм, с каким они оперировали совсем невесёлой темой.
     – Занятно…. Вот ты даже себе не можешь представить такого количества людей, а в той войне погибло во много раз больше этих «десять по десять» и даже «десять по десять тысяч». Только в одном сражении под посёлком Бородино погибло более восьмидесяти пяти тысяч человек, – тихо произнес он. – За один день. И со всем этим люди справились без эльфов. Сами. Это не все.
     Он убрал книгу на место, взяв с полки другую, более тонкую. Вирра опустила на неё взгляд: на чуть обтрепанной обложке были нарисованы два мальчика в меховой одёжке и чёрная собака у светлой берёзки, тонкие прутики трав на белоснежном снегу и прозительно-синее небо. Девушка долго не могла оторвать взор, изучая каждый штришок на не по-детски серьёзных лицах.
Подумав, положил книгу на стол. Прошелся вдоль полок, скрипнув дверцей, вытащил ещё одну, положив рядом с первой.
И снова на девушку смотрела серая обложка с чёрно-белым рисунком, в нижнем Вирра с трудом опознала странную лодку, но верхний…
     – Чем сильнее развивалось человечество, – после долгого молчания начал он, глядя в проём двери, за которым растекался падающий из окна дневной свет, – тем больше людей погибало в войнах и конфликтах. Стало больше средств упокоения себе подобных, но и самих людей, ставших, в це́лом, жить лучше, чем их предки, стало намного больше... Примерно столетие спустя произошла ещё одна война, в которой вновь повоевал весь “цивилизованный” мир. Сказать честно, я не придумал, чем её проиллюстрировать… на чём показать. Но и она в книгах отметилась, но тех я увы, не упомню, да и в то же время гражданская война в нашей стране вовсю кипела, унося в свои жернова многих.
     – Ещё же через… Да всего через двадцать лет! Мда… – Он вновь ненадолго задумался. После указал на книги, разложенные на столе: – Здесь и здесь упомянута уже другая война. Война, что произошла на полтора столетия позже, – махнул рукой в сторону только что убранной книги, – первой. И два десятка лет после второй. – На сей раз взмахнул в пространство. – И я снова задам тебе тот же вопрос: – Как думаешь, сколько людей сложило в ней свою голову?
     – Десять по десять тысяч?
     – Лихо ты числами оперируешь. – Вирра смутилась, сгорбившись и заведя руки за спину, как нашкодившая школьница. – И это весьма неплохо, – наметив улыбку, подмигнул парень. Но вмиг посерьёзнел. – В войне участвовали сотни миллионов людей. Молодые парни, девушки… дети. Десятки миллионов из них остались на полях сражений. Это «тысячи по тысячи». В некоторых подсчетах доходят до ста миллионов, учитывая все фронты, на которых велись боевые действия за те шесть лет войны. Война, отметившаяся демографическими ямами ещё, по меньшей мере, век после себя. Представляешь, каждые двадцать-двадцать пять лет в землях, по которым прокатились эти жернова, рождается очень мало детей – неродившиеся дети тех юношей и девушек, которые должны были заводить семьи, а вместо этого достались в земле… Это самая кровопролитная война в известной мне истории. В ней участвовал весь мир. Вся планета. Огромные корабли с тысячами людей на каждом, огромные армии, что заслоняют собой горизонт. Пыль, дым, вой, грохот. И ни о каких эльфах тогда никто знать не знал...