Недопонимание и разоблачение

Генетик искренне не понимала методов «Затмения» в обращении с наёмниками. Изо всех возможных вариантов всегда выбирались наиболее беспощадные, но Лотта не верила в эффективность насилия и принуждения. Зная Микада лишь поверхностно, она могла только догадываться, насколько побои его озлобили, и как сильно возросла его опасность для окружающих. Либо его собирались пытать до смерти, либо полностью уничтожить агонизировавшую личность и вылепить её заново, как из податливого пластелина.

— Микад, мне не разрешают тебя лечить, — кашлянув, дрогнувшим голосом сообщила Лотта. — Они даже запретили использовать обезболивающие.

Из треснувшей корки просочилась свежая кровь, когда лёгкая ухмылка тронула губы наёмника. В остальном он по-прежнему не реагировал на слова женщины. Лотта, безусловно, хотела, чтобы Микад понёс справедливое наказание, но не в физической форме. Она невольно чувствовала себя причастной к состоянию «химеры» и гнала прочь мысль о собственной вине.

— Они ждут, когда ты заговоришь, — Зидбер осторожно искала ключик к характеру наёмника. — Зачем ты терпишь? Не молчи, пожалуйста. Всё закончится, если ты пойдёшь им навстречу и признаешься, как обошёл системы защиты. Микад... скажи хоть что-нибудь.

Микрофон передавал лишь тихое гудение робомодулей за перегородкой. Клон даже не кряхтел и не стонал от боли, и это тревожило Лотту ещё больше. Она устало опёрлась обеими руками о панель управления медицинскими дронами.

— Послушай, если ты намеревался напугать меня до заикания, ты своего добился. Я жутко теперь тебя боюсь и вряд ли когда-либо справлюсь со страхом. Видишь, я рассказываю тебе всё как есть, начистоту. И я не подозревала, что тебя будут пытать! Если бы я знала заранее, постаралась бы... постаралась...

Она запнулась, не придумав ничего убедительного. Что бы она изменила? Позволила бы себя изнасиловать? Подвергла бы Хока риску и не выдала местонахождение Микада?

У наёмника сильно звенело в левом ухе после того, как его приложили дубинкой по голове, и причитания Лотты доносились издалека и невнятно, будто сквозь белый шум. Уже несколько часов подряд он превращал боль измученного тела в термоядерный заряд ненависти к «Затмению», и появление Лотты в процедурной подействовало на него как зажжённый фитиль бомбы. Он жалел только об одном — что всё-таки так и не успел тронуть Зидбер, а теперь она пришла как ни в чём ни бывало, дразнясь и демонстрируя своё превосходство. Она снова обрела власть над Кадом, едва он дал слабину, и вот он расплачивался за ошибку. Пустопорожняя болтовня женщины его нисколько не интересовала.

— Хорошо, ты прав, — Лотта уже разговаривала сама с собой, отвечая возражавшему ей в мыслях наёмнику. — Я бы, наверное, ничего не смогла изменить. Но почему ты так со мной обращаешься, что я тебе сделала, в конце концов?!

Она сорвалась на крик на последнем вопросе, и Цепень всё-таки её услышал.

— Я ни с кем не флиртую, общаюсь профессионально и соблюдаю дистанцию. Я прикладываю все усилия для улучшения вашей жизни. Мне не безразлично, что с вами происходит! Даже Кройц критикует за излишнюю привязанность к «химерам». А ты... ты стремишься уничтожить меня, как какого-то врага. Раздавить, унизить, воспользоваться и выпотрошить. За что?!

«Она играет, — убеждал себя Микад. — Все бабы — прирождённые актрисы. Пытается меня разжалобить, чтоб я снова попался на удочку». Молчать было всё сложнее. В присутствии Зидбер неразговорчивость Цепня всегда куда-то улетучивалась, а переполнявшие его неподконтрольные эмоции рвались на свободу. Поднявшись с кушетки, он заковылял к перегородке, и Лотта замерла, когда полуживой наёмник, подняв руки над головой в подобии «домика», прислонился к прозрачной преграде. Прошло ещё секунд десять, прежде чем Лотта догадалась о причине такого странного поведения мужчины: «Плохо слышит. Хочет читать по губам. По крайней мере, он меня больше не игнорирует».

— Пожалуйста, Микад, — Лотта в смятении смотрела на его изувеченное лицо. — Они ведь не остановятся, пока ты не раскаешься.

— Они считают нас отбросами, — внезапно сипло заявил наёмник. — Радуются, что выпал шанс расквитаться. Никто ведь не осудит расправу над паразитом.

Говорил он с трудом, шепелявя из-за выбитых зубов и прерываясь на полуфразах из-за мешавших дышать обломков рёбер. Его неестественный, лишённый интонаций голос напоминал затишье перед бурей.

— Они просто боятся тебя, — неуверенно предположила Лотта. — Чем дольше ты держишься, тем им страшнее.

— Нет, — Цепень качнул головой. — Я различаю страх и садизм. Уж в этом я разбираюсь. Раз охранники способны на то же, что и «химеры»... значит, они тоже нелюди.

Нехорошо осклабившись, он приблизил губы почти вплотную к стеклу, и оно запотело.

— Я верну им должок, — тихо пообещал он. — Всем вам.

Лотта судорожно сглотнула: Микад, судя по связности и стройности речи, всё-таки не спятил, но продолжал угрожать. Имела ли Лотта право махнуть рукой и сдаться, признав ликвидацию опасного «химеры» единственным решением проблемы? Ведь вместо траты времени на неуправляемого наёмника можно было спокойно заниматься наукой... Избавиться от человека чужими руками — что может быть проще?

Её передёрнуло от отвращения к себе.

— В чём моя вина перед тобой, и как я могу её загладить? — справившись с волнением, спросила Зидбер. — Объясни, я правда не понимаю.

— Ты и не поймёшь, — злобно отрезал Цепень. — Для вас с Оракулом это норма. Выбирать, кому жить, а кому умереть. Кого выгоднее лечить, кого оставить загибаться. Работать через силу или прохлаждаться в больничке. Вам плевать на последствия ошибок. Вы за них не отвечаете. Но я покажу, что вы не так уж неуязвимы. Уже показал.