Ко дню партизан и подпольщиков

Сколько дней и ночей я приходил в себя, не помню. Явно это были не одни сутки, потому что иногда мне смутно виделась у моей лежанки тётька Настя, заливающая мне в рот из ложечки какое-то горячее пойло, да ещё с привкусом курицы, как это ни странно. Мне почему-то всегда казалось, что личинки жука-короеда должны быть гораздо отвратительнее на вкус.

Но однажды, меня разбудил далёкий взрыв, а следом за ним стрекотание немецких автоматов, да буханье винтовок. Я сразу догадался, что дела наши плохи, и даже попытался встать на ноги. Немного поднялся, но перед глазами поплыли чёрные круги, и сознание снова меня покинуло.

Как в тумане, я почувствовал, что меня кто-то поддерживает под руки и настойчиво тащит по лесу, а я лишь механически переставляю свои непослушные ноги. Стрельба уже звучала со всех сторон, и пули яростно сбивали ветки у нас над головами. Чуть придя в себя, я понял, что меня ведут под руки отец Василий и дед Стефанос, а мой напарник Николка расчищает от веток перед нами дорогу. Батюшка повесил на плечо свою берданку и мой карабин, а пацан в свободной руке держал подсумок с патронами. Малыш жалобно поскуливал: «Быстрише дядька Митяй, быстрише, догоняют гады ужо, давай родненький, убьют же фашисты кляты».

От этой мольбы я окончательно пришёл в себя, и встрепенулся. Нас осталось только трое и малыш, из всего отряда, видимо остальные, как и рассказывал мне когда-то командир, кинулись врассыпную при приближении немцев, а мы замыкали эту россыпь, потому что плелись очень уж медленно.

От настигающей нас опасности все мои силы собрались в кулак, и рассудок просветлился. Я даже попытался идти сам, но снова чуть не рухнул на землю, почти потеряв сознание от слабости. Погоня всё приближалась, пули всё ниже и ниже сбивали ветки у нас над головами. Шли мы долго, пока я и не начал узнавать знакомые места, где меня подобрал Николка совсем недавно. Я с ужасом понял, что немцы нас гонят по ущелью на открытое место, чтобы там перещёлкать как зайцев в тире. Решительно остановившись, я прохрипел: «Всё братцы! Я больше в эти игры не играю. Отдайте мою винтовку и патронташ, а сами бегите в разные стороны. Ещё совсем немного и бежать вам будет уже некуда. А со мной вам точно никуда не уйти. И это не обсуждается. Я постараюсь их хоть немного притормозить здесь».

Батюшка недоуменно остановился, тяжело дыша, и тут же охнув присел, схватившись за сердце.

Пацан, озираясь как загнанный зверёныш сквозь зубы процедил: «Ты шо, дядько Митяй, очумев, чи шоо? Где это видано, что бы напарник кинул своего напарника? Мы чи оба помрём, чи оба утечём. Я без тебя уж точно никуда не собираюсь тикать!»

Схватив свою винтовку, я плюхнулся на землю, и скоро сквозь просветы между кустами выхватив ближайшего немца, нажал на спуск. От отдачи, моя, ещё не полностью зажившая рана, отозвалась дичайшей болью, аж чёрные круги поплыли перед глазами. Но я был к этому готов, и ожидал даже гораздо худшей реакции. Попал, не попал - не знаю, но все враги залегли с перепугу, и у нас появилась возможность слегка отлежаться да осмотреться, пока те поймут откуда стреляли, и посекут нас из автоматов. Я окончательно оклемался и даже попытался по старой памяти организовывать оборону.

Своим помощникам я предложил следующий план: «Стреляем по команде, и все одновременно, что бы они не смогли сосчитать сколько нас тут всего, и тяжелее вычислили наше местоположение. Начинаем с тех фрицев, что левее, и движемся к центру. Приготовились: «Огонь!» Залп прозвучал оглушительно, видимо отразившись от скал он многократно усилился и сильно дезориентировал немцев, как я и предполагал. Второй выстрел рана приняла легче первого и лишь слегка заныла, но вполне терпимо. Фрицы с перепугу снова залегли, и больше пока не высовывались. Так мы выторговали ещё немного времени у смерти.

Батюшка с дедом о чём-то пошептались, и попрощавшись со мной, разошлись в разные стороны. «Ну вот и молодцы ребята, так оно будет правильнее» - проскочила у меня грустная мысль. «Пока я немчуру тут попугаю немного напоследок, мужики может и успеют вырваться из ловушки».

Николка смачно плюнул на землю им вслед, и яростно заявил, что он меня никогда не бросит, хотя бы потому, что ему самому с рыжим фрицем сложно будет справиться. Но мне категорически не хотелось, чтобы и он остался тут лежать рядом со мной навеки, поэтому мой мозг усиленно варил мысли, как бы его красиво отправить отсюда, да подальше. И таки нужная мысль всё же пришла. Я, стараясь быть совершенно спокойным и правдоподобным, задумчиво произнёс: «Ты помнишь Николка, как ты мне когда-то заливал про неправильные немецкие гранатки?

- Ага, помню. Их ещё кидаешь, а они чавой то не взрываются.

- Врал небось?

- Да шоб мне провалиться на этом месте! Не врал я!

- И где они эти, твои подпорченные колотушки?

- Так рядом тут, недалече, они и припрятаны. Но они же не взрываются? На что они тебе сдались дядько?

- А ты крышечки снизу ручки откручивал?

- Нее. А что, надо было?

- Ну ты б сбегал, поискал их, там разберёмся по обстановке, пока я тут солнечные ванны попринимаю и лесным воздухом подышу.

- Так я зараз дядько Митяй, птицей и слетаю.

- Неее. Птицей не надо. Лучше змейкой ползи. Голову только не поднимай над землёй, на раз срежут. И по сторонам смотри внимательно, старайся как гадючка, бесшумно ползти, а если фрица вдруг увидишь, ползи в другую сторону сразу, и догоняй деда с батюшкой. Главное не торопись там, смотри у меня. Не вздумай меня надурить, и побежать в полный рост. Я проверю.

- Всё дядька, побёг я, одна нога здесь, другая там – прошептал пацан и действительно как какой-то ужик, бесшумно растворился в кустарнике.

Оставшись один, я счастливо втянул ноздрями свежий, влажный лесной воздух. Эххх! Красотища то какая! В таком лесу и помирать приятно, наверное, будет.

Прикинул сколько патронов у меня ещё осталось в наличии, насчитал пять обойм в патронташе, плюс те что в магазине. Два я уже выстрелил, значит всего двадцать восемь патронов. Маловато конечно. Фрицы обычно повзводно бродят, человек тридцать. Значит кому-то похоже не достанется. Хотя конечно трезво осознавал, что они мне не дадут расстрелять и половины моего боезапаса.

Ну что ж: «Бог не выдаст, свинья не съест» - как говорится, главное не дать им меня обойти и живым взять. Ещё раз лагерь я точно не перенесу, скучно там".

Заняв удобную позицию под крепким огромным дубом, я ловко лупанул самого шустрого, но недальновидного из врагов. Уж больно тот опрометчиво подобрался ко мне слишком близко, и даже не посчитал нужным спрятаться, за что и поплатился своей поганой шкурой. Немецкая винтовка оказалась на удивление точной, в отличии от моей старинной трехлинейки 1907 года выпуска, и это меня изрядно обрадовало. А то мне там на Мекензиевых горах показалось было, что это у меня глаз скривился. А ведь когда то в гражданскую легко мог засадить в пятикопеечную монету метров со ста, к удивлению и восторгу сотоварищей.

Я успел высадить всю обойму до конца, когда фашисты подтянули пулемёт.

Мне пришлось срочно менять позицию. Хотя меня тот пулемёт достать пока не мог, но головы поднять не давал, а остальные гады, похоже стали обходить меня с тыла по дну балки. Немного отползя в сторону, я их сразу увидел, прямо как на ладони, хотя они и усиленно пытались маскироваться. Вставив новую обойму, пересчитал сколько клиентов крадётся в мою сторону. Насчитал человек десять. Это плохо. Многовато для одного раза. Не задержу я их долго здесь, как это ни прискорбно. С автоматов они меня быстро покрошат, едва ли одну обойму успею отстрелять.

Тут сзади меня зашуршали кусты, и я чуть было не лупанул туда, резко развернувшись, из винтовки. Лишь по дикой случайности я не успел это сделать, зацепившись стволом за ветку дерева, что его и спасло, а это оказался мой маленький напарник, который кряхтя и пыхтя волок из последних сил железный ящик с немецкими гранатами.

- Ну ты малец и шустрый парень! – восхищённо произнёс я, открывая цинк.

- Я ж тебе дядько казав: «Смышлёный я, и не дурень – покровительственно и не по-детски рассудительно проворчал Николка.

Открыл коробку, она была полна, все 15 штук на месте.

«Эх, красотище! Сейчас мы вам фрицы фейерверк с кордебалетом и устроим!» - пробормотал я, выдернув из ручки верёвку с кольцом, и бросая со всей дури колотушку прямо в середину этих ползучих гадов…

Когда одна рванула, фрицы, наложив полные портки вскочили в полный рост и давай тикать в ритме вальса, но я ещё парочку успел им добавить для повышения скорости, когда пулемётчики, поменяв позицию, полоснули по нам в упор. Меня снова долбануло вскользь по голове, да похоже весьма прилично долбануло, были бы мозги, наверняка вылетели, и я рухнул на землю, последним усилием угасающей воли затянув под себя пацанёнка.

Сознание вернулось от того, что кто-то перевязывает мою многострадальную башку под чьё-то жалобное скуление и всхлипывание. Приоткрыв глаза, увидел, как батюшка Василий ловко меня обматывает бинтами, а дед Стефанос стоит грустно над нами и гладит по головке моего маленького напарника.

«А вот напарникам плакать не положено по штату» - прохрипел я, заплетающимся языком, даже делая попытку улыбнуться. «Бросьте меня братцы, займитесь лучше фрицами» - обратился к деду.

- Дык нетути поганых тех больше, только пятки засверкали, когда мы с батюшкой ихних пулемётчиков с тыла в два ствола к земле пригвоздили, - довольно просиял дед, ласково поглаживая стоящий возле него пулемёт системы МГ 34, как у моего Яшки когда-то был. Это последнее, что я увидел, перед тем как счастливо отключился с приятным ощущением до конца выполненного долга.