Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить (Н.В. Гоголь)
Автор: Евгения ШумоваКак написано на моей странице, стать писателем я решила еще лет в шесть. Мало, кто верил в мои способности, но, конечно, никогда не забыть первое признание и первое отторжение.
Первое признание
Как ни странно это произошло на моем выпускном экзамене в школе. Тогда обязательно мы сдавали математику и литературу. Перед экзаменами нам провели подробный инструктаж, особенно в плане литературы.
Литературу и русский язык у нас преподавала просто потрясающая учительница - Наталья Петровна. За сочинения в то время ставилось две оценки: за содержание и за грамматику. Мне Наталья Петровна всегда ставила три оценки с пометками: "2 - содержание, 2- грамматика, 5 - за то, что писала сама!!!". И да, после фразы "то, что писала сама" она ставила несколько восклицательных знаков и еще порой обводила и цветом выделяла. В целом, средний балл у меня стандартно выходил три из жалости со скидкой на то, что писала сама.
Возвращаясь к теме…. Перед главным испытанием Наталья Петровна рассказала, какие темы сочинений чаще всего бывают на экзамене, предложила освежить в памяти произведения и особенно подчеркнула, что всегда бывает тема Булгакова "Мастер и Маргарита".
- НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ, - подчеркнула она, - никогда, ни за что, ни при каких условиях не выбирайте эту тему! Не было еще ни одного ученика, который бы смог раскрыть тему "Мастер и Маргарита"! Это еще очень сложно для вас, умоляю, берите Пушкина или там "Луч света в темном царстве"!
В нашем классе мало кто осилил "Мастер и Маргарита". Я прочитала это произведение запоем и болела им. Мало того, я прочитала его дважды подряд и изучила все дополнительные материалы, что приводились в конце книги. Там оговаривалось и то, что Булгаков сам страдал от той же болезни, что и Понтий Пилат, что Воланд хромает на левую ногу, как дьявол, который по легенде повредил ее, упав с небес и прочие очень интересные вещи, включая фразу "рукописи не горят", когда Булгаков несколько раз сжигал книгу, но знал ее настолько хорошо, что мог восстановить почти дословно по памяти. Короче, все это я прочла и прониклась еще больше.
Я же вредная девчонка. Как вы думаете, какую тему я выбрала на экзамене?
Скажу сразу, тему я не раскрыла, тройку получила из жалости, видимо, как обычно, за то, что писала сама. НО! Как произошло признание…
Усадили нас в класс. Разрешили взять книги из библиотеки по выбранной теме или принести из дома. В библиотеку ходили учителя, для тех, кто хотел книгу из дома, у класса ждали родители. Увидев в списке тем Булгакова, я отправила маму за книгами из нашей семейной библиотеки, наказав ей принести не только том с самим романом, а обязательно последний том из собрания сочинений, где как раз описывались все вот те нюансы, о которых я упомянула выше.
Пока мама бегала за книгами, я начала писать. Свои сочинения я всегда начинала по одной схеме: общие дифирамбы автору, плавно переходящие в похвалу самой книге. Тут я пела искренне и от души, поэтому получалось у меня легко и просто и особенно гладко, поскольку не вымучено. Наталья Петровна вышла из класса, а за нами следили еще несколько учителей, в том числе другая учительница литературы Любовь Васильевна. Она бесшумно плавала между рядами и заглядывала через плечи ученикам, которые пытались что-то начать писать. Она задерживалась рядом с каждым, внимательно осматривала парту и ученика, читала то, что он пытается писать, затем также бесшумной тенью продолжала свой обход. Подглядев мои записи, Любовь Васильевна остановилась, резко выдернула у меня листок, на котором я писала свое предисловие и громко с возмущением воскликнула:
- Сейчас же шпаргалки отдала, откуда ты списываешь!
- Но я не списываю, у меня нет шпаргалок, - испуганно отозвалась я.
- Да, еще скажи, что ты сама это написала! Либо ты сейчас же отдаешь шпаргалки, либо вон из класса и двойка за экзамен!
Я оправдывалась, меня обыскали, я начала плакать. Любовь Васильевна, не найдя у меня ничего, все равно не верила и собиралась вывести меня из класса, когда вернулась Наталья Петровна и перехватила нас в дверях.
- Что происходит? - возмущенно осведомилась моя любимая учительница, видя, как меня в слезах выдворяют из класса.
- Да вот, списывает и не признается….
- Почему вы решили, что она списывает? - поинтересовалась Наталья Петровна.
- Да вот, почитайте, - Любовь Васильевна протянула ей мой листок с предисловием. - Никто из наших учеников не может так писать! Она явно списала!
- Может, никто из ВАШИХ учеников и не может так писать, но мои могут! - заявила Наталья Петровна. - Это Шумова! Я знаю, как она пишет и это точно она сама написала, а вы только что перед важнейшим экзаменом расстроили талантливую ученицу и еще весь класс в придачу взбудоражили!
Боже, как мне было приятно! Сев обратно на свое место я плакала, но уже не от обиды, а от осознания: это что, первое признание?!
Первое отторжение
Считается, что первая критика никогда не забывается, но, честно, я ее не помню. Не помню, как это произошло, и кто мне ее высказал. Может быть, это был мой папа, когда лет в двенадцать я дала ему почитать свой первый роман, который, по сути, являлся подражанием "Острову сокровищ" Стивенсона. Тогда папа не сказал мне ничего хорошего, но и ничего плохого по поводу написанного, а лишь спросил:
- Ты можешь не писать?
Что на самом деле, как я сейчас понимаю, означало:
- Это полная ерунда, занялась бы ты чем-нибудь другим!
Так или иначе, я нарочно указываю "первое отторжение", а не первая критика. К критике я отношусь хорошо. Всегда приветствую конструктивную критику, которая позволяет самосовершенствоваться. Когда тебе пишут или говорят:
- Это фигня! Это плохо!
- Почему?
- Потому что!
Это не критика, как раз это фигня и есть.
Отторжение, неприязнь - это другое. Первое отторжение пришло из неожиданного источника. Я стараюсь не давать читать свое творчество друзьям или знакомым, потому что честного мнения от них, зачастую, не дождешься. Они, может, и прочитают, похвалят, ибо мы друзья, побоятся сказать правду, чтобы не обидеть.
Пару своих рассказов, с которыми я участвовала в конкурсах на Самиздате, я все же дала почитать одной из своих лучших подруг - Ире. В целом, я видела ее реакцию, она не умеет врать и очень не любит расстраивать людей. К тому же, она преподает рисование детям, так что, надо думать, она привыкла хвалить даже то, что плохо и ей совсем не хочется убивать творческие порывы в душах людей.
Словом, хоть она и выдала сдержанную похвалу, я поняла, что ей не понравилось и в течение многих лет нашей дружбы, я больше не просила ее что-либо читать из моего творчества. Но, прошло много лет. Я написала рассказ, который сильно мне нравился, я получила на него массу положительных отзывов и собиралась отправить его на конкурс. Самонадеянно решив, что я несколько поднаторела в своем хобби, я при случае, когда пришлось к слову, сказала:
- Кстати, я написала рассказ для конкурса. Сейчас кину тебе его в Ватсап, почитаешь, если захочешь.
И тут в глазах Ириши отразился такой ужас, будто я попросила ее убить свое дитя! Я такого выражения у нее не видела ни разу за двадцать лет нашего знакомства.
- Если захочешь, - повторила я и заметила, как Ириша облегченно выдохнула, осознав, что читать не обязательно.
В тот момент я подумала даже не о том, что неужто она такого плохого мнения обо мне? Не о том, что неужели те рассказы, что она читала были настолько плохи? Скорее стало очень обидно, ведь вердикт она вынесла не читая, априори полагая, что это будет ужас, который ей придется хвалить, чтоб меня не обидеть. С тех пор больше не предлагаю никому из своих друзей, знакомых или даже семье что-то читать из написанного мной. Я предпочитаю вообще не рассказывать никому о том, что я пишу, а то иные начинают смотреть косо и воспринимают мое увлечение как некий род шизофрении.
Подводя итог под своим пространным опусом, я так скажу: если все гениальные люди - шизофреники, то очень печально, что их так мало…