Париж 1968

Писатель Андрей Посняков

представляет 

фантастический детектив с перемещениями во времени
«Париж 1968»
(Красный май)

https://author.today/work/155853 

Поступив на практику в отделение уголовного розыска Н-ского ОМВД, стажер, студент 3-го курса юридического факультета Сергей Соколов по поручению начальства занимается пропажей несовершеннолетней девушки.
В ходе проводимого дознания молодой человек оказывается в прошлом – в Париже, в мае 1968 года, где как раз начинается студенческая революция. Именно там, на баррикадах Латинского квартала, Сергей (теперь уже – Серж) находит пропавшую девушку... и новых друзей, активно участвующих во всех майских событиях, осложняющихся вмешательством таинственных внешних сил, с которыми и придется столкнуться Сергею и той самой девушке…
---------------------------

По радио передавали хронику. Все, как обычно: баррикады, уличные бои, профсоюзы призвали к забастовке… Премьер-министр Жорж Помпиду что-то там сказал.... Президент де Голль выступил с речью…

- Завтра к ребятам пойдем, - глянув в окно, негромко промолвила девушка. – Поможем. На баррикадах… и не только там.

Серж помешал скворчащую на сковородке картошку, попробовал… посолил:

- Умм…

- А мне?

- На… Ну, как?

- Пожалуй, я б еще подсолила.

- Соль – соленая смерть!

- Не! Не соленая – белая. А сахар – сладкая!

- Слушай… Боюсь даже спросить… - молодой человек потянулся к маслу.

- А ты не бойся – спрашивай! Захочу – отвечу.

- Вот скажи… Ты вся из себя такая буржуа! Квартирка обставленная, телевизор вон… машина, ателье замыслила… Тебе революция-то зачем?

- Зачем и всем, - к большому удивлению Сергея, красотка ничуть не обиделась. Наоборот, разъяснила все весьма буднично:

- Ты знаешь, как здесь все тухло-то, а? Да, вроде бы благосостояние растет, и заметно. Авто дешевое почти у всех – машины в каждом дворе… мотороллеры, мотоциклы, клубы… но… Про женщин я тебе говорила, теперь за всех скажу. Тут, как бы тебе сказать – фарисейство, что ли. Уж я-то знаю! С одной стороны – доступные женщины на любой кошелек и вкус, с другой - аборты запрещены, и даже уголовно наказуемы! Большинство школ – раздельные, а развод - куда хуже кражи.  Общежития тоже раздельные, парням даже в комнаты девушек запрещено заходить! Да, в общем-то, не в этом только дело… во всем так, понимаешь! Затхлось какая-то, всюду этот… «квасной» патриотизм… но те, кто этому «патриотизму» учит, гнилые насквозь. Я знаю, поверь… были у меня любовники… Всюду показуха, всюду цифры, отчеты. Просто надоело так жить! Не только студентам... чиновникам - тоже.

- Этим-то чего? Жалованье, вроде бы, неплохое… Госслужба - всем обеспечены…

- Я ж и говорю – был у меня любовник… Чиновничек средней руки. Вся жизнь по регламенту. И на работе – полный завал. Вышестоящие органы отчеты требуют. Выдумывают всякую хрень, лишь бы показать свою нужность, а нижестоящие – исполняй и не вякай, иначе уволим! Запросы шлют телеграммами, да еще с пометками – «Срочно»! Важно!» по нескольку раз на дню. Еще и курьера могут послать – обычно ближе к вечеру или к выходным даже. И проверяющих тьма - на одного с сошкой семеро с ложкой. В общем, как в России до революции… Есть баре, а есть мужики сиволапые. Винтики бюрократической машины. И это свое постоянное унижение «винтики» очень даже чувствуют. И ненавидят! Начальство свое ненавидят. За пустые отчеты, за пренебрежение, надменность, за барскую спесь! Чувствуют и держат в кармане фигу. А ты думал, чего все обыватели студентов поддерживают? Да вот потому. Тухло везде… А революция – как свежий ветер! 

Пусть и не ураган  - так хоть подышать. 

Что так смотришь? Это не я такая умная. Не я так сказала, а Кон-Бендит – красный Дани!

_____________________

О, бедный, бедный Люксембургский сад! Ему тоже досталось.

 Слишком уж близко от Сорбонны. А бульвар Сен-Мишель широк. Без деревьев ни за что не перегородишь.
Деревья в саду росли. Еще какие! Столетние платаны, каштаны… клены…
- Как же мы его утащим? – вступился за толстенный платан Серж. – Давайте лучше вон то… Потоньше. У фонтана.
У фонтана Медичи 

студенты быстро спилили с полтора десяток деревьев, навалились толпой – не надо и трелевочника - потащили под «раз-два» и кричалки-лозунги:
- Ni Dieu, ni maître! - Ни Бога, ни господина!
- Soyons cruels! - Будем жестокими!
- А ну-ка, навались… Ни Дье… Ни мэтр! Ни Дье… Ни мэтр… Раз-два… Пошло, пошло, потащили… - Soyons cruels!