"Весело тут у вас..." — сказал грешник в аду

Как насчёт веселья в аду? Поучаствую во флешмобе Марики Вайд. 

А на фото молдавская панда Йоник Руссу из института физической культуры:

— И был я жив, и был мёртв, и держал в руках своих ключи от смерти и ада.

Пара сотен глаз, не отрываясь, смотрела на высокого человека в набедренной повязке из острых листьев дерева алалоа, единственного растения, выживавшего на раскалённых камнях. 

— И ключи сии были тяжелы и жгли священным огнём длани мои. А когда ронял, то и чресла. 

Сотня ртов сказала: “О-о-о” и отшатнулась в испуге. Человек почесал лысый череп, покрытый стянутой ожогами кожей. Первое время волосы каждый раз отрастали заново, потом махнули на всё своей несуществующей рукой и больше из волосяных луковиц и глаз не показывают, также отсутствующих. 

— И ронял я их до тех пор, пока не проронял окончательно. 

Пара сотен ног переместили своё положение, перемещая вес тела на ещё не поджарившуюся булку: наступал самый волнительный момент. Человек протянул руку за спину, к провалу в сложенной из булыжников стене. В его пальцы ткнулась циновка из вездесущего алалоа. Человек подсунул её под зад, блаженно улыбнувшись: предыдущая циновка уже тлела. Сотня языков завистливо зацокала. Камни жгли сегодня нещадно. 

— С тех пор не знаю я покоя в своей скорбной юдоли, тоскливой Манделе, печален доколе не сыщется сия мандала. 

— А как они выглядят, Учитель? — спросил один рот из ста открывшихся. 

Человек тоже открыл рот, но ничего не сказал. В задних рядах кто-то взвизгнул: 

— Шухер! Ифриты! 

Началась суета. Оттаптывая друг другу ноги мелкие бесенята, похожие на лысых морских свинок, вставших на задние лапы, кинулись наутёк. За скалой послышался треск и запахло озоном. Сидящий человек зевнул, просто, чтобы чем-то занять открытый рот. 

Эта история продолжалась каждый условный день. Каждый раз один из мелких бесов спрашивал, как выглядят ключи, и каждый раз это происходило прямо перед появлением ифритского патруля. Но снова и снова приходили мелкие бесы к нему за сакральным знанием и тащили дары в надежде, что на этот раз Учитель успеет открыть им эту тайну. 

И еще

Юл проснулся в темноте под каким-то тяжёлым и мягким мешком. Скинуть не вышло. Извиваясь на колючей циновке он кое-как выполз, уже догадываясь, чем его накрыло. 

По центру лежала Ахвар. Короткий носик над огромной лягушачьей пастью издавал звуки, напоминающие паровозный свисток. Правая грудь, чуть не задушившая Юла, покоилась теперь на том месте, где он спал. Левую двумя руками обхватил спящий Йоник. Меховая медвежья морда у Ахвар под мышкой улыбалась. 

Юл нащупал на полу набедренную повязку, поднялся на ноги, чтобы её натянуть и чуть не упал. Желудок подпрыгнул, стукнулся в горло. Юл заткнул рот обеими руками и вылетел из хижины Ахвар. Упал на колени перед дымящимся озером серной кислоты и, кашляя и задыхаясь, исторг всё съеденное и выпитое ночью. 

— Ц-ц-ц, — раздалось у него над ухом. — Как не стыдно, молодой человек? Нас, между прочим, тут топят. 

Юл поднял голову. Над ним стояла голая морщинистая старуха и осуждающе качала головой. 

— В конец распоясались! Сколько можно над нами издеваться! Сталина на вас нет! — злобно затряс рукой толстый красномордый мужик. 

С лежанки подскочил мужичонка с редкой, но длинной бородкой и связанными в хвост волосами: 

— По сути, уважаемый оппонент, я не готов с Вами согласиться. Сталин всё-таки очень неоднозначная и, так сказать, одиозная фигура. История знает многих не менее досто… 

— Пасть закрой! — замахнулся на него краснорожий, худой сник, забормотал: 

— Боюсь, Вы неверно истолковали мои слова. Сталин, безусловно, выдающийся… Надо отдать ему должное... — Каждое следующее слово звучало тише и невнятнее предыдущего, и вдруг он развернулся на своих тощих ножках к Юлу и возопил, потрясая скукоженным кулачком: — Доколе?! Нет, ну это решительно невозможно! Развели бордель! Я вызываю ифритов! 

— Да-да! — подключилась старуха. — Пора прекращать этот балаган! Сегодня же потребую перевода на другое озеро. Принимать муки в таких антисанитарных условиях я отказываюсь! 

В хижине раздались тяжёлые шаги. В проёме возникло грузное тело Ахвар. Она зевнула во всю пасть, прикрыв её ручкой с полупрозрачными перепонками и грозно осведомилась: 

— Хто хту бугурозит? Ыхто хту бантует ?Хто ых уас кхотит растащять кхайфовольствие? Хогхо окупать в кривслоту словли-словли, перстик ха перстиком, вершик ха вершиком? 

Толпа обеспокоенных мучеников быстро рассосалась. Ахвар подошла к Юлу и подняла его на руки, нежно прижав голову к груди перепончатой лапой. 

— Хвайныый мэнчинка, лавлю. 

Её трубный голос звучал удивительно нежно и ласково. Поглаживая по макушке, она занесла Юла в хижину. На циновке сидел, покачиваясь, Йоник и пытался нанизать на верёвку уцелевшие стрелки алалоа с разорванной набедренной повязки. При виде Ахвар он поднял мохнатую морду и слабо помахал ладонью. 

Ахвар отпустила Юла и нежно чмокнула панду в щёку присоской. 

— Ыой хверь! Ыыыыхр! 

Она изобразила тигриную лапу и заливисто рассмеялась. Будто оркестр баянистов зашёлся в кашле, раздувая меха своих инструментов. 

— Блин, что теперь голышом домой идти? — расстроенно сказал Йоник, тряся повязкой. 

То, что удалось связать из обрывков, на талии не сходилось. 

— Ой, забей, всем пофиг. 

— Мне не пофиг! — огрызнулся Йоник. — Ахвар, солнце моё зеленоватое, у тебя верёвки не найдётся? 

Она задумчиво потёрла ручкой подбородок. Лицо её осветилось озарением. С поднятым вверх пальцем она выскочила наружу. Через минуту оттуда раздалось: 

— Да что вы себе позволяете! 

Потом всплеск и тишина. Радостно подпрыгивая, Ахвар вбежала в хижину и протянула Йонику целую набедренную повязку. 

— Спасибо, малыш, — сказал смущённо Йоник, — но правда не стоило. 

Ахвар нежно провела тыльной стороной ладони по обгорелой медвежьей морде. 

— Ну, нам пора, — сказал Юл и дёрнул за руку Иона. 

Ахвар подскочила, всплеснула руками, заметалась по хижине. Захлопала крышками и дверками. 

— Чего это она? — спросил опасливо Юл. 

— Ищет чего-то, — пожал плечами Йоник. 

Наконец она подбежала к парням и протянула две плетёных сумки. В одной звенели пузыри алалоевки, от одного вида которых у Юла снова начались рвотные позывы. В другой — плошки и свёртки непонятно с чем, но запах оттуда доносился вполне аппетитный. 

С сумками на плечах, короткими перебежками, Юл с Йоником добежали до хижины. 

Йоник с порога бухнулся на лежанку: 

— Всё, устал. Тоже ложись отдыхай. 

— Не могу! — вздохнул Юл. — Сейчас бесы припрутся. Пойду им лапшу на рога вешать. 

— Ну и правильно, иди. Ночью сачковал, теперь поработай. Потому что совместный труд для моей пользы, он объединяет. 

Юл выглянул. Бесенята собирались, рассаживаясь вокруг входа. Увидев похмельную морду, торчащую из хижины радостно загалдели. 

— Слышь, Юл, — сказал Йоник. 

— Чего? — обернулся он. 

— Кажется, я влюбился. 

— Тебе влюбиться, как мне высморкаться, — отмахнулся Юл. 

— Не скажи. Видел, как она изменилась? И улыбка у неё оказалась симпатичная. 

Юл вспомнил жабью пасть Ахвар, её длинный язык с присоской, которым она поцеловала их на прощание и неопределённо хмыкнул. Он вздохнул и полез окучивать аудиторию. А за его спиной молдавский парень с головой панды думал о большой девушке с перепонками между пальцев. 

На кислотном озере в хижине лежала Ахвар, сладко вздыхая и бормоча под нос: 

— Ыой бырведь… Ыыыргхх… Лавлю… 

Глаза закрылись, перед тем как заснуть, Ахвар отчётливо прошептала: 

“Малы-ыш” 

У её мучеников сегодня выходной.

И еще 

— База, ифрит Омар, выполняю патрулирование в районе кислотного озера, как слышите меня, приём.

— Слышим хорошо, ифрит Омар, доложите обстановку.

— Докладываю: бегут за мигом миг и за весной весна, не проводи же их без песни и вина. Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни. Как проведешь ее, так и пройдет она.

— Ифрит Омар, я давний поклонник вашего творчества, но хотелось бы узнать обстановку в районе проживания глубокоуважаемой Ахвар.

— Сайиду Ахвар не наблюдаю. Мученики сидят на берегу нетопленные. Запрашиваю медицинскую бригаду. Продолжаю патрулирование. Конец связи.

Ну и хватит. А книги ещё нет, это отрывки из будущего второго тома "Медленного ада"