Охотники – фронту!

Об охотниках во время Великой Отечественной войны написано немало. Как правило, большая часть художественной или
научно-популярной литературы посвящена снайперам или разведчикам, имевшим до войны опыт охоты. Конечно же, люди, получившие еще в мирное время навыки меткой стрельбы или бесшумного передвижения по лесу, на фронте сразу попадали в разряд ценных специалистов. Особенно в этом отношении выделялись представители народов, чей образ жизни был достаточно плотно связан с промысловой охотой – достаточно вспомнить эвенка Семена Номоконова или нанайца Максима Пассара.

Заметно менее известен экономический вклад в Победу. Как правило, данные о заготовках охотниками мяса или пушнины приводятся в сухих и скучных статьях или научных трудах, мало интересных кому-то кроме очень узкого круга специалистов.

И совсем "за кадром" остался тот факт, что советские охотники в годы войны искренне пытались помочь и ускорить победу не только своей работой, но и, как это принято сейчас называть, креативными идеями. К сбору подобных идей в те годы относились весьма серьезно. А поскольку большинство  авторов идей предпочитали обращаться с ними не "по инстанции", а как можно выше, чаще всего адресуясь "лично И.В.Сталину!", заниматься первичным разбором корреспонденции приходилось отдельно созданной канцелярии при ЦК. Письма, как правило, сортировались "по тематике" и отправлялись в "по профилю" в соответствующие учреждения: Генеральный штаб Красной Армии,
Главное Артиллерийское Управление и так далее.

Одним из примеров таких предложений стало письмо Дмитрия Семеновича Амосова, начальника отделения кадров Актюбинского УНКВД. Товарищ Амосов, являясь заядлым охотником-любителем, до войны охотился в степях Казахстана на дроф. Причем в качестве оружия Дмитрий Семенович использовал мелкокалиберную винтовку, стреляя с расстояния 150-200 метров (по его словам) в голову птиц. В письме товарищ Амосов утверждал, что таким образом у него получалось добывать по нескольку дроф из одной стаи, не вызывая тревоги у птиц, "а у птицы слух хороший, не такой, как у фашиста, завязавшего голову женским платком".

Именно свой опыт охоты на дроф с мелкокалиберной винтовкой товарищ Амосов и предлагал творчески адаптировать для нужд фронта. По мнению охотника из Казахстана "гитлеровские волки в зимнее время в большинстве своем зарываются в окопы или блиндажи и в ночное время находятся под охраной часовых." Именно часовых и предлагал снимать из мелкокалиберной винтовки товарищ охотник, полагая что при стрельбе с 150-200 метров звук выстрела вряд ли будет кем-то услышан. Для лучшего использования возможностей мелкашки, к ней предполагалось приспособить магазин
или барабан на 25-50 патронов.

В принципе, предложение было, как это принято говорить "не лишено". Малокалиберные винтовки ТОЗ-8 и ТОЗ-9 были
описаны в брошюре "Спутник партизана" еще 1941 года издания. Схожим с Амосовым образом думают и современные писатели-фантасты, то и дело пытающие вооружить "попаданцев в прошлое" спецназовской мелкашкой.

" Когда я согласовал с товарищем Берия заказ десяти тысяч модифицированных мелкокалиберных винтовок с
глушителями, для нужд войск и спецотрядов НКВД"

Более того, уже в наши дни в Ижевске на базе спортивной винтовки "Биатлон-7-2" и карабина "Соболь" по
заказу Удмуртского УФСБ группой конструкторов под руководством В.Суслопарова была создана мелкокалиберная снайперская винтовка СВ-99.

Однако в годы войны специалисты Наркомата Вооружений и "стрелкового отдела" ГАУ рассудили иначе. По их мнению
товарищ Амосов: "переоценивает убойную силу мелкокалиберной винтовки, а также переоценивает беззвучность ее
выстрела". Поэтому предложение охотника из НКВД было сочтено не заслуживающим внимания.

Учитывая, что в это время достаточно крупной серией производились и шли на фронт глушители "Брамит" к штатным
винтовкам, иного решения и не стоило ждать. Из "глушеной" трехлинейки или СВТ охотиться за "гитлеровскими волками" получалось куда удачнее и надежнее – зверь был живучий и, как принято говорить, "крепкий на рану".

Еще более оригинальным было предложение профессора С. Н. Ушакова из Казанского химико-технологического института. Если товарищ Амосов предпочитал охотиться с малокалиберной винтовкой, то профессор, судя по
всему, любил ружья побольше. Суть его многостраничного предложения сводилась к созданию "ружья-пушки" калибром около 20-мм. По замыслу профессора, его ружье могло бы вести точную прицельную стрельбу на дистанцию примерно 400 метров, а на расстоянии в километр поражать более крупные групповые цели. В качестве примера возможности создания ружья со схожими характеристиками приводился слоновый штуцер Гринера 4-ого калибра.

Профессор Ушаков посчитал, что применение современных (для 1942 года) нитропорохов, сверловки «парадокс» и пружинной накладки на приклад позволит создать «ружье-пушку» весом примерно в 6-6,5 килограмм, при этом обладающее вполне переносимой для среднего стрелка отдачей. При этом в качестве преимущества
указывалось, что из ствола с "парадоксом" можно будет стрелять картечным зарядом без оболочки, что для классических нарезных мелкокалиберных пушек являлось невозможным. Для предотвращения опережения снаряда пороховыми газами в канале ствола, а также срывов с нарезов профессор предлагал снабжать снаряды ведущими поясками из свинца или "пластических масс" (в тексте упоминаются текстолит и волокнит).

 Предлагалось создать два варианта ружья:

1) одноствольный однозарядный вариант либо со скользящим затвором Бердана либо «открывающийся по типу охотничьих ружей (Рамка Перде и др.)»

2) Автоматический, с магазином на  2-4 патрона «по типу дробового автомата Браунинга».

Богатым был и ассортимент типов снарядов для «ружья-пушки». В него входили «высокобризантная граната с начинкой из гексогена», осколочная граната, зажигательная граната, картечь и, наконец, «особый снаряд, заполненный вязкой и
липкой черной жидкостью».  Последний, по мнению профессора, в сочетании с картечным или дробовым зарядом, позволял выводить из строя любой танк, независимо от толщины его брони.

В случае успешного применения «ружья-пушки» в пехоте, профессор советовал также испытать сверловку «парадокс» в сочетании с низкой начальной скоростью в авиационных пушках.

В письме Ушакова весьма красочно расписывалось, что на ближней дистанции его «ружье-пушка» будет даже эффективней пулемета – 140 картечин в пяти выстрелах против 47 пуль в диске ручника Дегтярева. На расстоянии же 500-1000 метров «ружье-пушка» успешно заменяла и легкий миномет, поражая (в письме профессора) вражеские станковые пулеметы и пушки.

Но как и в случае товарища Амосова, специалисты из Наркомата Вооружений и Главного Артиллерийского Управления оптимизм профессора отнюдь не разделили. По их мнению, подобное ружье с малой начальной скоростью (а это было бы непременным условием сколь-нибудь переносимой отдачи) вряд ли бы смогло на средних дистанциях хоть как-то заменить миномет, особенно при стрельбе по закрытым целям. Еще более сомнительной выглядела описанные в письме Ушакова методы борьбы с вражеской бронетехникой.

С позиций послезнания можно заметить, что в чем-то придуманное Ушаковым "ружье-пушка" в чем-то напоминало американский ручной гранатомет М79. Забавно, что первые прототипы американской системы были предложены почти
одновременно с идеей профессора, в том же 1942 году. Но и американцам потребовались долгие годы и разработка специального боеприпаса, чтобы в 1961 принять М79 на вооружение. При этом калибр его составил 40-мм.

Создать же в годы войны в СССР эффективные гранаты для подобного "ружья-пушки" в калибре 20-мм представлялось малореальным. Фактически единственный патрон, которым предлагаемый мега-дробовик смог бы стрелять, стал бы дробовой/картечный патрон. Да и то сомнительно, чтобы при этом была обеспечена надежная работа автоматики.
При этом по реальной боевой эффективности "ружье-пушка" с картечью уступала бы не только ручному пулемету ДП, но и пистолету-пулемету Шпагина.

Надо сказать, что оба приведенных выше примера, хоть и были сочтены не заслуживающими внимания в тот момент, тем не менее, были относительно реалистичны. По крайней мере, в сравнении с основной массой направляемых на имя
И.В.Сталина прожектов. Что примечательно – и профессор и сотрудник НКВД среднего ранга высказали идеи достаточно частного и сугубо технического порядка.  Однако чем ниже по общественной лестнице находился автор идеи, тем, как правило, более глобальными материями он пытался оперировать. В большинстве своем рядовой и сержантский состав армии, а также работники тыла низовых категорий меньше чем на план разгрома вермахта за считанные недели не разменивались.

Так, зимой 41-42 года в Генеральный штаб КА поступила докладная записка из города Омска, от курсанта батареи управления 82-ого запасного зенитно-артиллерийского полка Бориса Бутакова. На 17 листах излагался план использования оленьего транспорта для глубокого рейда войсковых соединений в северо-западную часть Финляндии. Причем под «соединениями» курсант подразумевал ни какие-то там жалкие батальоны или бригады, а могучую «оленью» армию в 200 тысяч бойцов, перемещающуюся на 250 000 ездовых оленях или нартах. Не были оставлены без внимания и союзники по антигитлеровской коалиции – в плане упоминалась желательность высадки английских десантов.

Хотя в первых строках письма автор жаловался на отсутствие свободного времени и желательность быстрейшей реализации своего плана, что : «не дают возможности детально и координировано изложить его», тем не менее, деталей в докладе оказалось более чем достаточно. От рельефа и метеорологической обстановки в Финляндии   до расчета предполагаемого рациона оленей (ягель + кормосмесь) и краткого, всего-то на два листа, описания конструкции грузовых и пулеметных нарт.

И разумеется, курсант Бутаков, ссылаясь на свой 9-тилетний опыт работы на Крайнем Севера, достаточно подробно расписал, откуда и в каких количествах можно взять нужных для его плана оленей.

На бумаге все выглядит настолько гладко и логично, что не знакомый с реалиями тех лет человек может даже изрядно удивиться, отчего же столь разумный и хорошо проработанный план так и остался не реализованным. Возможно, отпустив при этом пару нелестных слов по адресу Сталина и его горе-полководцев.

В реальности же можно сказать, что план курсанта даже был реализован – правда, в значительно меньшем объеме и без фантастических рейдов по финским тылам. Уже в конце осени 1941 года на заседании Государственного Комитета Обороны рассмотрели вопрос о создании оленно-лыжных частей – для транспортировки грузов на Карельском фронте. Правда, планы Сталина были значительно скромнее, чем у курсанта Бутакова – всего 10 000 оленей, 2 000 нарт и 1400 ездовых. Но даже выполнение этого постановления ГКО происходило, как принято говорить
«на пределе напряжения сил». Так, при формировании  в Ненецком округе четвертого по счету батальона выяснилось, что лучших оленей уже отправили на фронт в составе первых трех, поэтому пришлось брать «кто остался» – включая слабых и необъезженных оленей.  При отправке же выяснилось, что первые три батальона выели весь ягель на маршруте. Нарты и прочее снаряжение мобилизуемые каюры так же брали, в основном, свое.

Подводя итог можно заметить, что традиции размышлять о судьбах вселенной, равно как и по чуть более мелким вопросам, с тех пор никуда особо не делись. И тем, кто по долгу службы вынужден иметь дело с подобной перепиской, можно только пожелать много сил и крепких нервов при составлении очередного ответа:

«Ваше предложение внимательно изучено. На данный момент оно не представляет интереса. При составлении дальнейших планов просим вас быть более реалистичным в расчетах и не отрываться от действительности.»

Андрей Уланов.