Невероятная история Карла Клауса, аптекаря из Дерпта

представленная почтеннейшей публике в письмах и волшебных воспоминаниях

(рабочий фрагмент 2, переписка)

Санкт-Петерсбург, 7-я линия Васильевского острова, д.16, 

Провизору Францу Гленцеру.

Любезный мой братец!

Доброго вам дня! Здоровы ли вы и благоверная ваша? Пишет вам кузен Витольд, я чаю помните, как дружны мы были по молодости лет и рыбку в речке изволили вместе ловить неоднократно. Да она и теперь не перевелась. Приезжайте, покухарим при луне.

Ваше доброе сердце и склонность делать другим добро, дают мне право беспокоить вас сим письмом. Податель его Карл-Эрнст Карлович Клаус, дальний сродственник наш, имеет нужду в вашем покровительстве. Бедный сирота, коего растил я до четырнадцатилетия как своего и меж детьми различия не делав ни в чем. Одевал и обеспечил учение в гимназии нашей в Дерпте. Отрок сей подавал надежды и рисовать горазд. Отцова кровь говорит в нем признатно. Однако ж девочки мои входят в возраст, коий надобно оберегать от внимания чрезмернаго и всяческаго соблазна. Отрок же сей собой недурен и привлекателен, умом остр. Посему будет помощь вам коли соизволите в подмастерье делу вашему помощником. Счет умеет и писать, на русском тож. А пречище языком молоть, коли в лавке поставите, а то пилюли катать. От работы не бежит, но мечтателен. С добрым сердцем, основательным умом, честен, и довольно приятен в обращении. Не оставьте его; истинно вы не будете раскаиваться, одолжив тем его и меня также. Ибо нет такого человека (ни из сильных, ни из богачей), коий не имел иногжды нужды в помощи другаго, равно как и такого, который бы не имел случая услужить своим сродственником или удобность онаго, честь или пользу, которую они получат, приняв на себя попечение над сиротой.

Полагаясь на искренность и любовь вашу теперь покоен и здоров, и супружница моя, и детки. Желая и вам душевнаго спокойствия тож, есмь ваш усерднейший слуга и братец… Витольд.

– Сжечь! 

****

Кэйти развязала тесьму. Сложенная вчетверо записка выскользнула и упала на пол.

Милая Эрнестина!

Сердце обязывает меня открыть вам то, что я скрывал очень долго: я люблю вас!  

Если слова мои вам противны, то я принужден буду впасть в отчаяние. Но по чести, что может быть несправедливее, чем видеть вашу красоту и не влюбиться? Любовь есть всегдашняя дань красоты; а кто смотрит на нее хладнокровно, тот отнимает у ней должное уважение. Мое счастие зависит от того, могу ли я питать надежду на взаимность. Дадите ли вы мне случай испытать тот пламень и ту искренность любви, что согреют мое одинокое сердце или оставите меня на погибель? Ваш безутешный Карл.

****

Кэйти взяла пожелтевший конверт: 

Эрнестине Батэ. 

Дерпт, Йоханис-штрассе, 12. 

Милая моя Эрнестина!

Если бы вы знали, как мучительно жить здесь, в российской глуши, когда душа моя в другом месте, а именно – подле вас. Для чего я не завишу от одного себя? Я бы давно уже был там, где вы. 

У нас тут осени и дороги раскисли повсеместно. Разверзлись хляби небесные. А камнем в сих диких краях не мостят и посему грязь другорядь по колено. Где и вовсе непролазно – стелют дощатые мостовые, однако ж тонут аки в болоте. 

Сам поутру и дó ночи в заботах. Аптека казенная при Александровской больнице досталась мне в унылом виде. По уставу дóлжно при аптеке иметь комнату рецептурную; другую материальную, расположенную так чтобы ни сырость, ни излишняя теплота не могли качества материалов изменять; кокторию и лабораторию, которые, впрочем, могут быть помещены и вместе; сухой подвал; ледник и сушильню для врачебных растений и приличное сухое место для хранения трав, цветов, корок, корней и другого. Из всего вышеозначенного имею две комнаты и сырой подвал, где с Божьей помощи и своими силами намерен соорудить ледник с зимы, коия не за Уралом. Это горы местныя, ну да вам известны, я чаю.

Здешний народ дикий. Раскольники да казаки мнят вашего слугу чуть не чортом и аптеку колдунством. А другие ходят кто лимонаду, кто сахару просить. Кофею поутру стал варить угощать, но то редко. 

Мысли мои безпрестанно погружены в меланхолию, и все в вашу пользу; тружусь ли составляю лекарства, хожу ли в поле за травами, смотрю ли в окно, — везде представляется мне образ ваш волшебной красоты. Потому справедливость требует, чтоб и вы заплатили мне тем же, хотя бы в половину. О! такой платеж составил бы благополучие того, который за счастие поставляет быть вашим покорным слугою. Карл.

Саратов, губернский. Лето одна тысяча восемьсот девятнадцатого года.

Источники вдохновения

Иоганн Вольфганг фон Гёте "Страдания юного Вертера"

Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка

Другие эпистолярные романы XVIII века

*