Три коронации
Автор: Александр НетылевПрисоединяюсь к флэшмобу обрядов от Анастасии Разумовской (https://author.today/post/406871). Вообще, жаль, что я не успел дописать до чего-то заслуживающего упоминания "Серебряную ветвь": там как раз планируется много экзотических обрядов.
В "Сердце бури" же единственный подробно описанный обряд - это коронация. Но зато она проводится аж трижды, и по разнице в деталях можно судить о различиях коронующихся персонажей.
Так как фрагменты длинные, спрячу под спойлер.
Итак...
Проповедь Иоланта почти не слушала. Так, между делом отметила, что даже официальная Церковь прогнулась под Владычицу. Архиепископ прямо заявил, что Ильмадика – это и есть Господь Бог. И несмотря на абсурдность такого заявления, толпа приняла его на ура, разразившись приветственными криками.
Лана же старалась гнать от себя мысли о том, что ей уже откровенно холодно стоять голой на продуваемой ветрами площади. Человеку, которого скоро должны сжечь, о таких вещах лучше не думать. Лучше вообще ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Так легче. Так легче умирать.
Владычица выступала на трибуне. Обряженная в белое с золотом, прекрасная, сияющая, - она действительно походила на божество. Она провозглашала, не скупясь на откровенную лесть, что идаволльцы, богоизбранный народ, своей отважной борьбой как против эжени, так и против слуг Лефевра заслужили её благосклонность. И теперь она готова оделить их своей милостью.
И никто не смел усомниться в её словах. Даже сама Лана поймала себя на том, что слышит не столько то, ЧТО она говорит, сколько то, КАК. Уверенно. Властно. И в то же время – неуловимо притягательно.
С такой интонацией Владычица могла говорить хоть «бла-бла-бла», и люди считали бы это божественной мудростью.
После проповеди на трибуну выступил Амброус. Весь в черном, каким-то образом он умудрялся держаться так, что не возникало сомнений: это не попытка казаться крутым (каковое впечатление производил черный наряд, к примеру, на том же Килиане), а траур по трагически погибшему отцу.
От лицемерия этого образа Лану едва не стошнило.
В руках адепт сжимал бронзовый венец с красным яхонтом – герцогскую корону Идаволла. Встав перед Ильмадикой, он спокойно, сохраняя сдержанное достоинство, опустился на колени.
- Моя Госпожа, - пылко заговорил он, - От имени всего своего народа я присягаю Тебе на верность. Да будет Идаволл служить Тебе и славить Тебя… вечно.
Лана отметила, что стоявший в толпе Тэрл на этих словах еле заметно поморщился. Возможно, воин остался единственным, кто не поддался общему безумию? Чародейка кинула на него полный надежды взгляд, но Тэрл просто отвернулся.
- Ты достоин править, Амброус, - мягко и как-то… игриво сообщила Ильмадика, - И я наделяю тебя таким правом.
Взяв из рук адепта венец, она возложила его ему на голову.
- Встань же, Амброус, Первый своего имени… Король Идаволла и всего Полуострова!
Толпа пораженно умолкла, и Лана её изумление разделяла. С самого Заката Владык в мире не было королей. Крупнейшими государствами (не считая, естественно, Халифата) были два герцогства – Идаволл и Иллирия. Были несколько вольных баронств, графств и торговых республик. Несколько государств звались княжествами, - при этом по размеру и влиянию они несильно отличались от графств. Объявление Идаволла королевством, да еще и претензия на власть над всем Полуостровом, были чем-то… невероятным.
Невероятным и страшным.
- Я буду достоин этого титула, моя Госпожа, - ответил Амброус, поднимаясь на ноги.
Лана ощутила еле уловимый аромат магии. Магии, похожей на магию адептов, но несравнимо более тонкой и сложной, - все равно что плетение паучьего шелка рядом с железным ломом.
- Я читаю в твоей душе, - сказала Владычица, кладя руку ему на плечо, - Ты благородный человек, король Амброус. Помыслы твои чисты, а доблесть безгранична.
Интересно, Лана была единственной, кто заметил, что жест, которым она дотрагивается до него… Несколько более эротичен, чем можно ожидать между Богом и королем?
- Я дарую тебе силу – силу раскрывать другим Свет и величие своей души. Пусть все видят, кто ты есть, и пусть благоговеют перед твоим божественным правом.
И в тот же миг облик Амброуса изменился. Его трансформация была не такой, как у Килиана. Боевой облик Килиана был завораживающим, но в первую очередь пугающим; чем-то он походил на хищного зверя. Амброус…
Амброус походил на ангела. Самого настоящего. Из его спины, прорывая одежду, вырвались два широких белых крыла. Натянулась рубашка, слишком тесная для мускулатуры, достойной античного полубога. Волосы, и без того светлые, засияли, как чистое золото под лучами яркого полуденного солнца. Слегка изменилось и лицо, став каким-то нечеловечески прекрасным. В глазах загорелись два нестерпимо-ярких лазоревых огня.
- Да… - тембр голоса тоже изменился, став каким-то пронизывающим до костей, - Теперь я понимаю. Многое… Становится понятным.
Один за другим зеваки падали на колени перед «ангелом». В какой-то момент Лана поймала себя на том, что сама сделала бы это, если бы не была привязана в столбу. Хотелось упасть к его ногам. Хотелось каяться и просить прощения за то чудовищное преступление, что она совершила…
Чародейка тряхнула головой. Хватит. Это НЕ ЕЁ мысли. Это ложь! Чары! Какое-то воздействие!
Ведь она прекрасно знала, кто на самом деле убил Леандра.
Наконец, ключи от города были торжественно переданы новой правительнице, и ворота дворца отворились, пропуская ее внутрь. Следом за ней пропустили и собравшихся зевак: не всех, конечно, но достаточно для официальной коронации. Прочие же собрались на дворцовой площади, лицезрея невиданное в этих местах чудо – иллюзию, с помощью которой Габриэль Пламенный транслировал то, что происходило в тронном зале.
Редкие шепотки про «богомерзкое колдовство» затихали среди голосов восхищения, распространявшихся подобно волнам от внедренных в толпу агентов Фирса.
Начальник разведки прекрасно умел манипулировать толпой. Если не знать изнанку, внутреннюю «кухню», то его работу очень легко было не заметить.
Намеренно или нет, но коронация Леинары являла собой полную противоположность коронации Амброуса. Амброус короновался на городской площади, Леинара же в тронном зале. Амброус преклонил колени, Леинара сидела на троне. Амброус был одет в демонстративно-скромное черное траурное одеяние, тогда как одежды и украшения Леинары поражали роскошью. И наоборот, Амброуса короновала Ильмадика, обряженная в белое с золотом, а Леинару – простой священник в немаркой черной мантии.
Единственным, что оставалось неизменным, был венец с красным яхонтом. И глядя, как стоявший за троном священник возлагает его на голову маркизы, Килиан не мог отделаться от мысли, что какие-то месяцы назад это украшение блистало на голове Леандра Идаволльского.
На голове его отца.
- Жители Идаволла, - Леинара заговорила, и благодаря волшебству эжени ее голос разносился как над тронным залом, так и над городской площадью, - Я родилась не в этой стране, но сердцем своим я всегда была с вами. Вместе с вами я пережила беды и страдания последних месяцев. В руках Первого Адепта я подвергалась чудовищным истязаниям. Мой отец пал от его руки. В отличие от своего мужа, я понимаю ваши страдания и несу ваше бремя вместе с вами. Я верую в Истинного Бога, и эта вера придает мне сил преодолеть все испытания в этот черный час! Я ношу под сердцем человека, объединяющего в себе кровь Герцогов Идаволла и Иллирии, и я верю, что именно ему, Теодору Первому, зачатому в ненависти и рожденному в любви, Первому Истинному Королю Идаволла и Иллирии, суждено будет привести наши великие народы к процветанию! Я не буду врать вам, славные жители Идаволла. Нас ждут тяжелые дни. Культы Владык все еще не уничтожены и все еще угрожают нашим жизням, нашей свободе и нашей вере. Но сегодня мы показали, что их можно победить. Мы победили в этой войне. И мы выдержим все!
На пристрастный взгляд Килиана, речь была ниже среднего. Слишком много пафоса и давления на эмоции. Были у него и сомнения в том, насколько уместно называть «рожденным в любви» того, кто еще даже не родился: кто знает, как сложатся обстоятельства?.. Даже если предположить, что Леинара не врет, и ей действительно достало сил полюбить плод насилия, совершенного над ней.
К слову, фраза «Я не буду врать вам» из уст политика, на циничный взгляд ученого, должна была быть тревожным маркером сама по себе. Естественно, Леинара будет им врать. У нее, вообще-то, работа такая.
Наконец, очень неприятно ему стало от того, что нерожденного сына маркизы назвали первым королем Идаволла и Иллирии. Килиан ненавидел брата, но глупо было отрицать, что первым королем стал Амброус. Если же отрицать его право называться таковым, то права зваться королем автоматически лишается и его сын. Тут уж или одно, или другое.
Однако толпа в такие тонкости не вникала. Люди радостно приветствовали свою новую королеву-регента. Фирс дирижировал этим оркестром, певшим осанну правительнице-чужеземке. И вот, никто уже не сомневался, что Первого Адепта и Владык все ненавидели, и все были рады избавлению от их власти.
Хотя когда Амброус вступал на трон, его приветствовали ничуть не меньше.
К утру все было кончено. Патрули обеспечивали порядок на улицах, а дворец готовился к коронации.
Медлить с нею было нельзя.
Сотни людей собирались в тронном зале. Идаволльцы и чужеземцы. Знать и простонародье. Воины и ученые, слуги и чиновники, барды и духовенство. Пленники, сражавшиеся, пока есть силы, и крысы, ждавшие развязки. Килиан смотрел на них всех и чувствовал, как поднимается в его сердце Тьма, что была там вечно.
Что была там с самого начала, еще до его рождения. С того момента, как много тысячелетий назад первая обезьяна взяла палку и на своем обезьяннем языке сказала: «Я – вождь этого племени!».
В отполированной до блеска короне Килиан видел свое отражение, - он видел, как насмешливо усмехается Властелин Хаоса, скрывавшийся там с того самого мига, как бастард осознал, что никогда не займет подобающего ему места.
И того мига, когда он впервые ответил «Нет!».
Теперь в улыбке древнего бога чувствовалось одобрение, и казалось, где-то на самой границе восприятие, неслышимые человеческим ухом, звучали слова песни из Дозакатной оперы:
«Что есть власть? Сладкий яд.
Её пьянящий аромат
Ты вдохнешь однажды,
И нет пути назад…»
Эланд пропал из отражения: он был ему не нужен. Килиану не нужны были Владыки.
Ведь теперь он сам был Владыкой.
Килиан поднял руки, безмолвно призывая людей молчать. Молчать и внимать. Сейчас его волосы были распущены и рассыпались по плечам, как львиная грива. На нем был винно-красный камзол, расшитый золотом.
Такой же, как многие из собравшихся уже видели на Леандре Идаволльском.
И глядя на него, никто и никогда не усомнился бы в их родстве. Никто и никогда не усомнился бы, что молодой лев пришел, чтобы наследовать старому.
Чтобы взять свое по праву.
«Что есть власть? Что есть власть?
Это честь или напасть?
Райский сад иль темный лес?
Сладкий яд иль тяжкий крест?
Сущий ад иль дар Небес?
Все сокровища Земли!»
В последний раз окинув взглядом собравшуюся толпу, ученый начал вещать. И колдовство Владык придавало его словам особое звучание, отдававшееся в самых сердцах людей.
Подчиняя их себе.
- Я – Килиан Реммен. Сын Ванессы Реммен и Герцога Леандра Идаволльского. Единственный наследник Герцога, имеющий право на престол после того, как мой брат Амброус стал рабом Владык. Я – ваш истинный правитель!
И по мановению руки его сторонники в толпе отозвались приветственными криками. Если кто-то и хотел возразить, то его голос потонул в общем хоре восхвалений.
Толпа глупа. Управлять ей легко.
Управлять ей легко, когда у тебя есть власть.
«Все признания в любви!
Жар объятий страстных жен!
Аромат заморских вин!
Все отдашь за миг один
Восхождения на трон!!»
Сам архиепископ этой страны подошел к нему, готовый возложить корону на голову нового правителя. Но Килиан жестом отстранил его, безмолвно приказав отойти прочь.
В сторону от трона.
Где стояла на коленях бывшая Владычица Ильмадика.
- Я принимаю корону, - провозгласил Килиан, - Из рук единственного Бога, которому служу. Единственного Бога, что хранит мою судьбу и судьбу этой страны.
После чего, взяв корону в руку, сам возложил её себе на голову.