Неожиданный аспект андерсеновской "Русалочки"

Ганс Христиан Андерсен был сказочником, одновременно и удобным, и неудобным для советской власти. Удобным - поскольку в своем творчестве с большой симпатией изображал простых людей, а неудобным - так как свои мысли зачастую облекал в форму религиозной притчи. В этом отношении Андерсен не был одинок: подобное было характерно и для Гауфа, и для Бичер-Стоу, и для многих других писателей, живших в XIX веке. Соответственно, и поступали с Андерсеном в СССР совершенно так же, как с его коллегами по ремеслу и мировоззрению: вся религиозная составляющая из его сказок нещадно выбрасывалась, даже если это вело к искажению авторского замысла и мотивов персонажей. Не избежала этой участи и одна из самых знаменитых сказок Андерсена - "Русалочка": вот как в оригинале выглядит диалог, после которого заглавная героиня решила добиваться любви принца и который в большинстве советских изданий печатался в весьма урезанном виде:

Русалочке очень хотелось побольше узнать о людях и об их жизни, но сёстры не могли ответить на все её вопросы, и она обращалась к бабушке: старуха хорошо знала "высший свет", как она справедливо называла землю, лежавшую над морем.

— Если люди не тонут, — спрашивала русалочка, — тогда они живут вечно, не умирают, как мы?

— Ну что ты! — отвечала старуха. — Они тоже умирают, их век даже короче нашего. Мы живём триста лет, но, когда нам приходит конец, нас не хоронят среди близких, у нас нет даже могил, мы просто превращаемся в морскую пену. Нам не дано бессмертной души, и мы никогда не воскресаем; мы — как тростник: вырвешь его с корнем, и он не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живёт вечно, даже и после того, как тело превращается в прах; она улетает на небо, прямо к мерцающим звёздам! Как мы можем подняться со дна морского и увидать землю, где живут люди, так и они могут подняться после смерти в неведомые блаженные страны, которых нам не видать никогда!

— А почему у нас нет бессмертной души? — грустно спросила русалочка. — Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни, чтобы потом тоже подняться на небо.

— Вздор! Нечего и думать об этом! — сказала старуха. — Нам тут живётся куда лучше, чем людям на земле!

— Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать музыки волн, не увижу чудесных цветов и красного солнца! Неужели же я никак не могу обрести бессмертную душу?

— Можешь, — сказала бабушка, — пусть только кто-нибудь из людей полюбит тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, пусть отдастся он тебе всем своим сердцем и всеми помыслами и велит священнику соединить ваши руки в знак вечной верности друг другу; тогда частица его души сообщится тебе и когда-нибудь ты вкусишь вечного блаженства. Он даст тебе душу и сохранит при себе свою. Но этому не бывать никогда! Ведь то, что у нас считается красивым, твой рыбий хвост, люди находят безобразным; они ничего не смыслят в красоте; по их мнению, чтобы быть красивым, надо непременно иметь две неуклюжих подпорки — ноги, как они их называют.

То есть принц для русалочки был прежде всего средством, чтобы попасть в рай, куда она как нежить не могла войти сама по себе. Как известно, с этим делом у нее не заладилось, но есть здесь один аспект, о котором почему-то никто не пишет. Допустим, у русалочки все сложилось бы хорошо: принц бы ее полюбил и взял в жены. Вот только...

Люди ведь не псы, и, соответственно, все они в рай не попадают. А если бы Господь отверг душу принца? 

Тогда бедная русалочка низринулась бы вслед за своим покойным мужем в преисподнюю. Просто в силу неразрывной связанности душ.

Вот это была бы всем трагедиям трагедия и всем деконструкциям деконструкция. Правда, вряд ли стоит надеяться, что кто-нибудь снимет такую экранизацию или напишет такой фанфик.

А я, пожалуй, не рискну. Ибо птичку русалочку больно уж жалко.