Или немного жести

Я да пробежала бы мимо такого флешмоба...)))) 

https://author.today/post/412747

Чего-чего, а жести у меня-таки хватает. Ну так, маленький пример ниже.

Арам, от чьего лица ведется повествование, хозяин замка, принимающий иностранцев, кассийцев. Его пригласил на завтрак кассийский принц, за которым, как всегда, стоит один из телохранителей - Алдэкадм. Другой телохранитель, Рэми, целитель судеб, высший маг, входит в двери, охваченный гневом - потому что один из придворных осмелился ударить его ученика, Астэла. Арман - старшой дозора, охраняющего кассийского принца.

Арам сглотнул и отвернулся, и в тот же миг воздух загустел, душу пронзила тревога, а чужая сила сдавила горло противной слабостью. Рука принца замерла с булкой, телохранитель его вмиг собрался, насторожившись, а дозорный у дверей отошел в сторону, пропуская стремительно вошедшего в залу Рэми. 

Глаза телохранителя горели синим огнем, на лбу явственно обозначилась руна, и гнев его, яркий, искрометный, заструился по полу синим маревом. Придворные повскочили со своих мест, упали на колени, принц медленно поднялся, а Рэми, не замечая никого и ничего, подошел к одному из коленопреклоненных мужчин и тихо так, мучительно тихо, спросил:

– Ты осмелился ударить моего ученика?

Мужчина вздрогнул. Пошел пятнами, и, все так же не поднимая взгляда, с искренним уважением ответил:

– Мой архан, полагаю, вы до конца не понимаете, кого взяли в ученики. Этот мальчик… он даже не высший. А его прошлое, оно вас позорит.

И Арам с ним даже согласился, хотя о прошлом мальчика и не знал… впрочем, что ему бездарный мальчишка? Вот горящий гневом высший маг…

– Ты. Осмелился. Его. Ударить? – отчеканил Рэми, и его обычно мягкий взгляд блеснул сталью.

– Это обычная шлюха из дома презрения, – выдохнул мужчина, и замолк, когда Рэми отвесил ему пощечину.

Стало тихо, совсем тихо. Придворные упали лицами в пол, и Арам очень хорошо их понимал: гнев высшего мага был невыносим. Каждый вздох давался с трудом, легкие опаляло жаром, в голове мутилось. Лишь принц, прикрываемый телохранителем, был невозмутим, да так же стояли выпрямившись дозорные, живо укрывшиеся под щитами. Провинившийся же придворный медленно покрывался краской гнева:

– С каких пор телохранители…

И вновь пощечина. На этот раз более сильная, хлесткая, которая наверняка оставит зримый след. Впрочем, Арам не обманывался. Придворному при кассийском дворе после всего этого не быть. Как и остальным, если они осмелятся и слово плохое сказать против прятавшегося за неподвижным дозорным Астэла. 

Телохранитель принца вздохнул и медленно поднялся, гнев Рэми стал более осязаемым, почти живым, и у Арама перехватило дыхание от аромата его силы. Неуловимо знакомого, тревожащего душу. Что-то спросили сторожившие у замка маги, вновь взбесились за щитом успокоившиеся на время звери, и Арам сглотнул, надеясь, что это быстро закончится… как можно быстрее.

Перед глазами поплыло. А Рэми? Рэми медленно развел руки, ладонями верх. Улыбнулся, жестко, незнакомо. Прошептал что-то, шевельнул тонкими пальцами, будто перебирая невидимые нити, и в стены, потолок, ударили огромные крылья. 

Посыпалась каменная труха, побежала по стене трещина, дрогнула тонкая колонна, но Арам не замечал никого и ничего… он не мог оторвать восхищенного взгляда от мага, в котором проснулась сила целителя судеб.

Замок застонал, стены пошли трещинами, осыпались мелкими осколками зеркала. Провинившийся придворный начал просить о чем-то, умолять едва слышно, но вряд ли кто-то услышал его голос. Звуки будто пробивались через толщу воды, горло сдавило, и Рэми сказал:

– Войдешь в тот дом презрения и выкупишь всех детей, что там будут. Дашь им хорошее образование, поможешь встать на ноги, оплатишь для них целителей душ. А посмеешь еще раз прикоснуться к ребенку так, как касался к моему ученику, попадешь в дом презрения сам, я предупредил. Такой мерзости, как ты, не место среди людей. И, либо ты поймешь это и образумишься, либо… ты меня слышал, Кэрэн. Повторять не буду. И не смей трогать Астэла. Ни словом, ни делом.

И отвернулся под шепот телохранителя: «Зря ты это, брат». 

Арам не успел понять, что зря: Рэми и пару шагов не сделал, как придворный медленно поднял голову. Выдавил что-то вроде: «Из-за шлюхи», выхватил из-за пазухи нож и… зря ведь, щиты не позволят.

Но он и не метил в щиты, а куда-то вверх. Рэми остановился, удивленно обернулся. Раздался грохот, истошный крик, брызнули вокруг стеклянные осколки, по светлой стене полоснуло красным. И тошнотворно запахло кровью.

– Рэми! – выдохнул принц, порывался встать, но твердая рука телохранителя удержала его на месте. А ведь действительно теперь непонятно, кто и кому подчиняется. Принц вернулся на стул и кусая губы смотрел туда, куда бросился стоявший у дверей дозорный.

Дозорный скользнул за лежавшую теперь на полу огромную люстру и помог подняться невидимому до этих пор Рэми. Рэми же посерел весь и выдохнув: 

– Арман, – бросился к люстре.

Ему помогали, Арам не видел кто. Он хотел позвать целителей, но телохранитель Мираниса тихо его остановил:

– Оставайтесь на месте.

– Но…

– Если он не поможет, никто ему не поможет.

Арам не знал, кто это «он», боги, не хотел знать! Он не понимал, отказывался понимать, почему Арман вытолкнул Рэми из-под падающей люстры, почему теперь лежал под грудой металла и стекла, а вокруг растекалось красным. Чья-то сила аккуратно подняла и перенесла люстру, Рэми упал перед Арманом на колени, но Арам уже понимал, что там не поможешь… Арман лежал на животе, исполосанный и изувеченный, белые одежды его быстро алели, а в зале оглушительно пахло кровью.

Виновника, Кэрэла, бросили о пол, и один из дозорных тихо прошипел ему на ухо:

– Дай мне повод, пожалуйста.

Но повода придворный не давал. Наверняка, поняв, что натворил, он безумно смотрел на истерзанное осколками тело Армана и тихо что-то шептал. Молился, понял вдруг Арам. Но что теперь толку от молитв? Смерти, которой уже приторно пахло в зале, это не помешает.

Он смотрел и понимал, что все зря, тут даже самые опытные целители не справились бы… если бы их позвали сразу… но Миранис запретил, а Арам и не думал сопротивляться. 

Все замерли, кроме Рэми и помогающего ему хариба.

Поданным кем-то кинжалом, Рэми осторожно резал бело-алую ткань, аккуратно складывал ее на поднос вместе с вытянутыми из Армана осколками стекла, и с дрожащих пальцев его текла, исчезала в истерзанном теле синева силы. Все так же нестерпимо пахло кровью и магией, розовели на спине Армана ошметки мяса, белели осколки костей. 

Взгляд Рэми горел в полумраке залы, по щекам его, подобно слезам, текли капли пота, а руки… руки все так же порхали над Арманом, пальцы плели только ему ведомый узор. И Арам с удивлением понял, что Арман дышит… все ровнее и спокойнее. А его спина, недавно изрезанная, теперь покрылась ровной, чистой кожей. И что кровь теперь только на полу, на руках Рэми, и кровь не только Армана.

– Он целитель, – выдохнул Арам.

– Самый сильный из известных мне, – не без гордости ответил Миранис.

Рэми вздохнул глубоко, будто снова вспомнил, что должен дышать, стянул окровавленными руками с плеч плащ и, прикрыв им Армана, приказал своему харибу:

– Перенеси его в мои покои, умой и присмотри за ним.

– Да, мой архан, – прошептал хариб и исчез вместе с Арманом, а Рэми медленно перевел взгляд на Кэрэла. 

Вновь заскользили нити меж его пальцами, вновь блеснула в полумраке руна телохранителя, всхлипнул где-то Астэл. И Арам вдруг понял, что придворному не жить. И что Рэми вовсе не так милосерден, как ему раньше казалось.

Но разозлиться из-за Армана? Из-за дозорного? Ученика ведь Рэми Карэну почти простил… А теперь собирается убивать? Целитель?

– Подойди ко мне, телохранитель, – холодно приказал вдруг за спиной Миранис.

Рэми вздрогнул, будто очнулся от странного сна. Моргнул раз, другой, посмотрел на своего принца, и в глазах его вновь синим огнем вспыхнула магия. Арам не знал, о чем они говорили, но точно говорили. И телохранитель точно пытался сопротивляться, но Миранис был неумолим: Рэми пришлось подчиниться.

Под настороженными взглядами придворных телохранитель медленно, будто с трудом, подошел к гордо выпрямившемуся принцу, опустился перед ним на колени, склонил голову и скрестил на груди руки:

– Да, мой принц.

– Закрой глаза, Рэми. И опусти над собой щит.

Неожиданный приказ. Неожиданный холод в словах Мираниса, не оставляющий и тени надежды. И, чудо, Рэми повиновался. Будто исчез из этой залы, замерев под плотным щитом магии, куда не проникало ни звука, ни всполоха чужой силы. И Арам с удивлением понял, что принц просто хочет, чтобы Рэми не знал, не чувствовал ничего, что будет дальше происходить в этой зале. Вопрос только почему?

И если Карэн до этого боялся, то теперь он излучал темный ужас.

– Правильно боишься, – сказал державший его дозорный. – Целитель судеб милостив… мог бы и пощадить. Или убить тебя быстро.

– Я таким добрым не буду, – улыбнулся телохранитель, поигрывая кинжалом. Кажется, его звали Алдекадм. – Уведите женщин и детей, им незачем видеть, что будет дальше.

Придворные мужчины вновь застыли в ужасе, но уходить не решались. Никто не разрешал им уходить. Тошнотворный урок повиновения начался, и Арам, не желая в этом больше участвовать, не прощаясь ушел из залы. И собственный замок показался ему оскверненным, а розовые стены содрогнулись от первого мучительного крика.

Телохранитель умел мучить и это умение страшило.

Только почему Рэми не позволили поучаствовать в экзекуции? Принца-то явно зрелище не трогало, как и дозорных, а Рэми… целитель… сильнее многих в Виссавии, если не всех… так почему у него так дрожали руки, когда он опустился на колени перед своим принцем?