Слово Мастеру: Георгий Данелия (25 августа 1930 — 4 апреля 2019)
Автор: Анастасия Ладанаускене
В начале сороковых, во время войны, я три года жил в Тбилиси. Мне было 11 лет, когда меня сняли в эпизоде фильма «Георгий Саакадзе» (режиссёр Михаил Чиаурели). Моя мама работала помощником режиссёра этого фильма. По сюжету я со своим дедушкой, которого играл Котэ Даушвили, тяну какое-то ярмо. Мимо нас проезжает Шадиман (Серго Закариадзе) и начинает хлестать плёткой моего дедушку. Я хочу заступиться за него, но меня отшвыривают в сторону. После съёмок мы приехали с мамой в Москву.
Летом 1944 года фильм вышел на экране. Я жил в Уланском переулке и позвал весь наш двор смотреть фильм, где я снялся. Оказалось, что эпизод со мной вырезали, но мама побоялась мне сказать об этом. Вот так и начался мой путь в кино.
С мамой
Когда в Архитектурном институте нас брали на военную подготовку, тех, кто участвовал в самодеятельности, освобождали от чистки оружия. Но все места в самодеятельности были уже разобраны, остался только хор. Причём и туда уже всех набрали, кроме басов. Ну вы сами слышите, какой у меня бас. И вообще для грузина я на редкость плохо пою. Но я всё-таки записался и приспособился правильно открывать рот, когда все пели. Единственной песней, слова которой я успел разучить до того, как меня с моим басом разоблачили, была «На речке, на речке, на том бережочке мыла Марусенька белые ножки». И вот когда на съёмках фильма «Тридцать три» понадобилась песня, я это Леонову и напел. Евгению Павловичу песня понравилась. С тех пор он и пел её в разных вариантах во всех моих фильмах. А когда его не стало… Эта песня всё равно так или иначе звучит в фильмах. Только вот в последней картине — в «Фортуне» — её не осталось. Точнее, мы сняли... Но почему-то получилось так грустно, что я понял — нужно вырезать.
Когда мне надоела работа архитектором и я собрался на Высшие режиссёрские курсы, моя мама, всю жизнь проработавшая вторым режиссёром на «Мосфильме», засомневалась, есть ли у меня способности к этому делу, и направила за советом к режиссёру Михаилу Калатозову.
Михаил Константинович был очень молчаливым и некоммуникабельным человеком. Он мучительно размышлял, какой вопрос следует мне задать. Наконец он спросил: «В самодеятельности участвуете?» Я отвечаю: «Нет». Повисла пауза. «А рассказы какие-нибудь пишете?» — «Нет». — «Фотографируете?» — «Нет». — «Играете на каких-нибудь музыкальных инструментах?» Я говорю: «На барабане». Тут я понял, что пора уходить: в глазах у Калатозова читалась такая тоска… Уже в дверях он для очистки совести задал мне последний вопрос: «А что у вас за папка в руках?» — «Мои рисунки». — «Дайте взглянуть». Он посмотрел и говорит: «Так что же вы не сказали, что рисуете?!» — «Так вы же не спрашивали».
Раскадровка рассказа А. П. Чехова «Хамелеон»
Рисунки мои понравились. Именно благодаря им я и на курсы поступил. Режиссёром-постановщиком я тогда и не собирался становиться. Думал, что буду, как мама, вторым режиссёром.
В качестве дебюта мы вдвоём с однокурсником Игорем Таланкиным сняли фильм «Серёжа». Сценарий написали сами — по повести очень популярной в те времена писательницы Веры Пановой. На студии сценарий понравился. Правда, нужно было ещё получить разрешение на экранизацию у автора. Панова долго и внимательно читала сценарий. Потом молча размышляла. А потом сказала: «Молодые люди! У меня есть серьёзное замечание. Вот у вас тут написано: «Навстречу проехали пионеры и закричали: «Обогнали!» Можно я исправлю на «Мимо проехали пионеры»?»
Боря Бархатов, Ирина Скобцева и Сергей Бондарчук
В «Госкино» фильм не понравился: мол, непонятно, о чём он. Мы с Таланкиным решили расстаться с кинематографом. Пошли напились. Я уже стал думать, возьмут ли меня обратно архитектором. А потом «Серёжу» послали на фестиваль в Карловы Вары. И он получил там главный приз…
Игорь Таланкин и Георгий Данелия, Карловы Вары
О творческих принципах
Я, к счастью, быстро понял: если буду снимать, рассчитывая на успех, вообще никогда ничего не сниму. Снимать надо то, что самому нравится и за что потом будет не стыдно. Поэтому каждый фильм ты делаешь, как первый, и иногда даже забываешь о том, что делал раньше. Правда, когда долго работаешь режиссёром и много уже написал сценариев, то не повториться, не украсть у самого себя очень трудно.
После каждой картины у меня наступает трудный момент: я чувствую, что мне необходимо начать какую-то совершенно иную работу, далёкую по всем статьям от только что законченной. Но не случайную, не «с улицы». Мне нужно идти от себя самого, даже круто поворачивая. Поэтому во всех своих фильмах я принимал участие и в написании литературного сценария. Неважно, был ли я формально автором, но с самого начала я присутствовал «там» — в этих событиях, среди этих людей. Не было случая, чтобы я взял готовый сценарий. Мне они попадали в руки, некоторые нравились, но я никак не мог к ним пристроиться... К сожалению...
Мои фильмы не похожи друг на друга абсолютно — ни по героям, ни по стилистике, ни по событиям, в них отражённым. Далеки, как небо и земля друг от друга.
О героях
Жизнь — это цепь случайностей? Этот философский вопрос человечество не может решить уже много тысячелетий — есть ли судьба, написанная для тебя, или всё появляется по ходу времени? Да, моим героям и судьба постоянно подбрасывает обстоятельства, и сами герои горазды их для себя организовывать — а моя задача рассказать об этих людях, описать истории, что с ними происходят.
И все эти герои, мягко говоря, со странностями, как и все мы... Но я всегда — адвокат каждого из них, у меня в фильмах они почему-то выходят очень симпатичными и, заметьте, никогда не переступают черту, после которой человек становится противен. Наверное, потому, что я их люблю. Зрители их начинают любить.
О критике
Мне кажется, я сам знаю недостатки каждого своего фильма. И если критик попадает в них — это ничего, это я приемлю. А если он начинает ругать то, что я считаю достоинством, мне бывает больно... Однако только до того момента, пока я не начал следующую работу. С этого дня предыдущий фильм становится для меня вроде бы чужим, и мне безразлично, как к нему относятся, хорошо или плохо.
О подходе к работе
Поэт, например, имеет несомненное право написать стихотворение, продиктованное настроением. По-моему, такое же право имеет и режиссёр. Но к работе режиссёра почему-то относятся иначе: к каждому фильму обязательно — как к единственному и всё исчерпывающему. Это неверно.
Общая моя задача, которую я решаю в каждом фильме, — это не строить его так, чтобы доказать: человек прекрасен, и жизнь прекрасна, и всё такое, но чтобы доминантой всё-таки стало именно это мироощущение. Чтобы оно побеждало...
***
***