Флешмоб: иллюзии

...В детстве Лара с мамой ходили гадать. Эта смуглая до черноты гадалка смертельно пугала маленькую Клариссу, а вот маму – нет. Та вообще не чувствовала опасности. Ни тогда, ни в других случаях. Как хрупкий, непуганый домашний котенок сначала не понимает, что дикие джунгли – это не дом. И не безопасный сад, где можно погулять.

Когда рядом был смелый, сильный и добрый папа, это было не страшно. А вот потом, когда его не стало...

Гадалка прибыла с бродячим цирком, проездом через город. До прихода гостей она ткала просто огромный гобелен. В два роста маленькой Лары вширь и в полтора - вверх.

Путь к палатке гадалки лежал мимо клеток со зверями. Обычно Кларисса любила животных и птиц. Но не этих. Они стали первым, что ее здесь напугало и насторожило. У них всех были слишком печальные глаза. Будто всё понимающие. 

Особенно грустной была черная пантера. И той же масти – ворон в соседней клетке.

- Выбери нить для гобелена, чтобы выткать свою судьбу, - велела гадалка матери, даже не поворачиваясь. 

Будто всё еще занята своим ткачеством. Будто мать и не заплатила за ее пророчество звонким золотом.

У Лары словно стерлось из памяти, была ли ткачиха красивой. Молодой? Или это было неважно. Какая разница, красив ли паук, выплетающий липкую паутину? Даже если он прекраснее всех прочих пауков на свете. 

Вот что он темен – это запомнилось. Будто в почти незаметных клубах черного тумана.

И никак не вспоминается, действительно ли мама тогда платила за гадание. Кларисса помнила, как золото, мягко звякнув, легло на застеленное цветным покрывалом ложе.

И помнила, что денег у них в кошельке потом не убавилось. Дома пересчитали трижды.

И пока красавица Габриэла перебирала яркие шелковые нити, семилетняя Лара разглядывала недовытканный гобелен. Вот краешек золотого солнца, вот серая шкура (волк?), вот белая кудрявая шерсть (овечки?), вот юная зелень травы, вот прохладная синь теплой летней реки, вот яркий лоскуток красной рубашки... 

Что это будет? Что родится из этих загадочных фрагментов?

Лара думала, мама выберет красную нить. Ведь это же ожившая сказка их семьи!

- Нет, такое для Мориса... – качнула головой мама. И осторожно выдернула белую. – Я была в светлом платье и со светлой лентой, когда он впервые меня увидел. 

А Кларисса упрямо потянула красную. 

- Вы обе выбрали, - гадалка впервые за всё время резко повернулась к гостьям.

И Ларе на миг показалось, что у нее не одна пара глаз. Не меньше четырех. И все как-то поместились на худом смуглом лице. И все сверлят обеих гостий хищным прищуром затаившегося в засаде зверя. 

И гобелен будто вспыхнул – разом во всей своей красе. В мамином взгляде засияло восхищение – она и тут не испугалась. Испугалась Лара – за двоих. Почему-то. 

На гобелене юный пастух в красной рубашке бесстрашно защищает от стаи голодных волков стадо испуганно сбившихся в кучу бело-кудрявых овец. У мальчишки-пастуха в руках только палка, а волков наступает больше десятка. И все хотят есть. Просто жаждут. Будто голодали годами. 

Горящие голодом глаза, остро оскаленные зубы, когтистые лапы, напряженные в прыжке гибкие, поджарые тела... 

Над всем этим равнодушно пылает в зените слепяще-золотое солнце, вдали ровно синеет гладь реки, а бесконечная зелень травы расстилается повсюду. В том числе, под ногами дерущихся.

- Белый цвет – жертвы. Овцы. Жертва погибает всегда, - качнула темноволосой головой гадалка. Недобрый блеск ее глаз Ларе не понравился. – Красный – цвет воина. Он рано или поздно погибает в чужой борьбе - за тех, кто даже не поблагодарит. Потому что овцы говорить «спасибо» не умеют, а их хозяева – не сочтут нужным. Вы обе выбрали неверно.

- У тебя не было правильной нитки... – решилась Лара.

Теперь гадалка смотрит лишь на нее. Всеми восемью глазами: 

- Была. Солнце светит всем. Все его любят. Река течет в стороне. Ей всё равно...