Эпистола компьютерного века

Мамант Старицкий

   БОГ  ЕСТЬ  ЛЮБОВЬ

   Эпистола компьютерного века. 

   Сим вещественным доказательством наших невещественных  отношений сообщаю тебе, что работы у меня сейчас много - прямо себя не  узнаю. Да и что остается делать, как только сучить ручками и ножками. На  себя ведь пашу, не на дядю. А занятие это, как ни странно, гораздо  больше времени отнимает, чем труд по найму.

   О тебе нет-нет, да и вспомниться. Не отпускаешь ты душу мою на покаяние...

   Хоть сама и раскаивалась, что "назло маме уши отрезала"... 

Но  грех большой: ни с того, ни с сего у живого отца детей отнимать. Ты ведь  теперь с ним единое целое. "Прилепись жена к мужу своему, и будут они  как единая плоть". Так что крест сей тяжкий нам и далее влачить по  прежнему: тебе свой, а мне свой. Твой-то малость полегче будет - его  дети поддерживают и муж, кстати, как бы ты к нему не относилась. Сама же  говорила, что человек хороший. А коль хороший, то за что же его  наказывать без вины?

   Как представил я тогда, что мне такое вот прибыло - душа  взбунтовалась. Но это уже позже было - в Петропавловских степях, в  геологической экспедиции. 

Древние арии не зря там свой сакральный город  выстроили еще четыре тысячи лет назад. Небо там, на девять десятых  занимает все обозримое пространство и при этом горизонт не с пятак, как  на Устюрте, а красивой изломанной линией с колками березового лесочка  на бугорочках. Однако огни ближайшего поселка на пятьдесят верст видать.  Ветерок постоянно в уши посвистывает мелодии древних номадов. 

   А энергетика... Мощнее еще нигде не чувствовал.     

   Размеренный физический труд, да послеобеденная сиеста зело к размышлениям склоняет.

   Так вот... Сидя пнем в этой девственной степи хотелось мне  отвлечься от московских дум тяжких - да не с кем было. В небе жаворонки  поют, я под навесом табак палю, мысли нянькая. Не зря же говорят: дурак  думкой богатеет.

   За неделю до моего отъезда устроила ты мне истерику с  полифоническим контрапунктом по поводу не рожденного от меня, в  восемьдесят пятом, ребенка. И как тебя это до сих пор мучает. Как снятся  тебе эти несостоявшиеся роды... 

А я тут, в чем виноват, если ты мне о  той беременности ни сном, ни духом?.. 

А на следующий день пришла ты ко  мне и тепла я от тебя не почувствовал. Один только треп про анархический  митинг на Пушке. Куда же всё повыветривалось за сутки? 

   Все это по зрелому, неторопливому, размышлению и подвигло меня сыграть с судьбой в прятки. 

   Это было бегство - будем называть вещи своими именами. Утопающему и соломинка за божий дар. 

   И я убёг. 

   Только не в Уральской степи под Парижем (не смейся, есть там  такой населенный пункт дворов на триста). Подвигнулся я исчезнуть тебя  из своей жизни на Тамани, омываемой благословенными водами Понта  Эвксинского. Панически удирая от одной пророченной гороскопом мне в год  Дракона фальшивой любви в объятия подобной. И полной мерой хлебнул того,  чего искренне не желал мужу твоему.

   Может грех я тогда пред тобой совершил и Бог наказует меня.  Может только тогда и прорвало тебя - темнилу, на искренность предо мной.  Если так, то тем паче грешен я перед Господом: ибо Бог есть Любовь.

   А любовь у нас была. Снизошла на нас благодать - не каждому в  этой жизни так отламывается: любить взаимно. Хоть немного... Так и  живут, не зная, что это такое и с чем его едят. А у нас была. Калеченая,  как души наши, но была... И есть еще покамест. Змеей, колодой судеб  наших придавлена, извивается, корчит, хрипит... Но чаще спит, забывшись  от боли, раны зализавши и струпья свои холя. Мучиться ежечасно не может  никто. Природа не дозволяет, да и заботы каждодневные, особенно ныне -  не то, что в лучший сезон... 

   Хотя, что нам до жизни внешней, когда свербит внутренняя. Лучше всего в такой ситуации тем, кто стирать любит.

   Давишь в себе чувство причастности к душе твоей, но подчас,  из-под спуда, как трава сквозь бетон, пробиваются они снова. Зеленые,  свеженькие - словно только вчера слякотилась осень лимонными листьями  клена на черном мокром асфальте, когда сестра отловила тебя в метро и  затащила к себе в мастерскую - рисовать. 

А нарисовался я... 

   Кисмет, как говорят болгары по-турецки.

   После того, как я тебя выгнал, года два не мог забыть ощущений от тела твоего. На стенку лез. Ни одна баба мила не была. 

   И чего нам мало было? Или слишком много, чтобы жить вместе?  Чего не жилось? Теперь смешно. Господи, на все воля твоя, но надо, же  было так сделать, чтобы именно в самый тяжкий кризис жизни моей, заслать  тебя сквозь вселенское безверие метеором.

    Услыхал Господь мои молитвы. Просил я у него во времена  безрадостные щенячьей радости. Дал тебя Господь. Но радость эта на то и  щенячья, что век щенячий недолог.

   А у тебя супер-задача - Москву завоевать. При такой постановке вопроса не до нюансов личности с тобой соседствующей.

   Пашка Глоба - сволочь - летом восемьдесят пятого, помнишь, у  меня дома на вечеринке гадал тебе по руке... И как программу в  компьютер вложил. А ты и понеслась лобком по кочкам, дорог не разбирая.  Хотя и предупреждал тебя я, что он, по стервозности своего характера,  никогда ничего хорошего не скажет, а вот гадостей наговорить, напугать -  тут весь его кайф. У него и Америка разваливается к тридцатому году будущего тысячелетия.

   А с коробками? Досадить мне решила? Не скрою: сильно  досадила. Долго всё кипело против тебя - несколько месяцев. Ну, это мне.  А себе, на сколько лет китайскую пытку устроила? Если верить тебе...  Ходя ты, Ходя...

   Звонишь, время от времени, когда с мужем поругаешься или  настроение плохое. Так ведь? Можешь не отвечать: сам знаю, что так.  Потреплешься куртуазно, оргазм словишь - и легче. Все ж подмога для духа слабого, Бога  не ведающего. Так и жизнь течет, и сами собой дети умножаться. Муж, как  чемодан без ручки: нести неудобно, а выбросить жалко. А ему, видать,  тяжко жить с женщиной, которая не любит его, и наверняка сам уже об этом  догадывается. 

   И дети... 

   И квартира московская... 

   Ты же сама всего этого хотела? Не так ли? И жить не можется, и поломать все боязно. Положенице... 

   Ну, нам-то ладно: есть за что. Но своему-то мужику пошто жизнь медленным огнем в прах изводишь? Он-то со всей душой к тебе?

   Жестоко, говоришь, к тебе отношусь? Нет, не жестоко. Я ведь  сильно любил тебя, и по сей день люблю... Ту. От большой любви и выгнал  тогда - боялся. Обознаться страх был. Сама знаешь: пуганая корова на  куст садиться. Ты же удила закусила и жала как бульдозер. Замуж тебе  приспичило: вынь, да и полож! Подождала бы, коль поумней была, самую  малость: недельки три-четыре. Сам бы в ЗАГС потащил. 

   В церкви я с тобой венчаться хотел. В храме Донского  монастыря с пением ангельским... Но сомнение - червь сатанинский -  гордыня и безверие в род ваш бабский. Отчаяние души калеченой всей  жизнью нашей блядской. Не чувствовал я тогда, что ты вся со мной. Много в  тебе нелепого было. Да и по сей час неясно, что ты кроишь. 

В общем,  уподобился я той японке из старого анекдота с песней "Сомнение".

   Как там Халецкий приговаривал... Вот так они и жили: спали врозь, а дети были.

   И тогда, в мае восемьдесят восьмого, мниться мне приходила  ты не воссоединиться со мной, а освободиться от меня. Не вернуться, а  избавиться. Недаром говорят, что самый быстрый способ избавиться от  искушения - это поддаться ему. И если эта цель была у тебя, то ты ее не  достигла. И вряд ли достигнешь. Я только мертвый освобожу тебя от тяги  ко мне, ибо не я тебя тяну, а сама ты ко мне тянешься, как былинка к  солнышку. Хотя какой может быть толк от осеннего светила. 

Но так горние  силы распорядились. Бог все видит и свободу грешить дал нам, в  милосердии своем, для познания пути к нему. Ибо Бог есть любовь.

   А может и не любовь у тебя вовсе, а так... Сенсорный голод.  Попался мужичишко завалящий, серенький - первый кто замуж в Москву  позвал. Не так ли? А случись ему лучше меня оказаться? Где бы ты сейчас  была? Сама же проговорилась: "Если бы я тебя не встретила раньше, то  счастлива бы была". Если бы да кабы, да во рту росли грибы... На поверку  выходит, что твоя большая любовь ко мне - всего лишь невезение твоё.  Жизнь безрадостная, детей двое, скучно... Не расходиться, впрочем, с  программой, что Глоба на твоей руке прочитал. Все мы получаем то, что  хотим. Только вот сами не всегда осознаем свои истинные желания. А Бог  не фраер.

   Избавиться от меня просто - убей меня. И перестану тебя я  мучить только фактом своего существования. Останется светлая щемящая  грусть, жить не мешающая. И твердо верю, что ежегодно, на Светлое  Воскресенье, за могилкой моей заботливо ухаживать будешь, втайне от  семьи. Это же так романтично.

   Так что думай. Я думаю, и ты думай. И чтобы не придумала, а  поговорить нам начистоту, без излишнего романтического флера, до края  необходимо, хотя бы для того, чтобы избыть недосказанность. И решить  потом. Что угодно, в любую сторону, но решить. Ибо хер на хер менять -  только время терять. Дипломат из тебя никакой. Из меня тоже. Так что  сядем рядком, поговорим ладком откровенно. Хоть раз в жизни... 

   Не так как тогда:

   - Что хочешь?

   - Замуж.

   - За меня или замуж?

   - Замуж.

   - Замуж, так замуж - выдам.

   В нашей стране, где каждый ежеминутно каждого, в чем-либо  принуждает, принуждение в области чувств особенно нетерпимо и вызывает  просто животный протест. Вот и тогда все во мне взбрыкнуло. Твоя  разнарядка замуж, как на овощебазу.

   Я тебя сейчас ни в чем не принуждаю. Выбор за тобой. Но  ВЫБОР. Выбор - это единственная свобода воли, которую даровал нам  Господь. И от него не отвертеться. Отказ сделать выбор - это тоже выбор,  но самый худший из всех. Ведь между выборами все предельно  детерминировано. И так до следующего Витязева камня: направо пойдешь,  налево пойдешь... Все равно что-нибудь да потеряешь. А рыбку съесть и на  хер сесть одновременно в наших широтах еще никому не удавалось. Да и в  других тоже. Прав был Наполеон Бонапарт, когда сказал, что "ничего нельзя  украсть - за все приходиться платить".

   Сижу, музычку кручу, письмецо тебе стряпаю. Мне тоже не  хочется жизнь прожить по принципу: день прошел - ну и кол с ним! Хотя  бизнес - это лучшее средство убивать время. В нем ничего не  приобретаешь, кроме денег. 

Азарт он, чем хорош - тем, что потом...  Думать некогда, надо трясти. 

Вот и старые струпья лучше сразу отдирать,  а не, сладострастно постанывая, отковыривать по одному. Хотя, может  быть, именно в этом и есть твой кайф? Откуда мне знать.

   Даже не представляю себе, что будет, если ты сейчас  вернешься ко мне. Это, если уж совсем быть честным. С чего начать, куда  бечь, и чем кончить? И дети твои здесь самое наименьшее препятствие. Я  уже не тот, да и ты уже не та. Мы, к сожалению, совсем другие люди,  только внешне, слегка, похожи на тех счастливых эпилептиков, что  сплетясь змеиным клубком, согревали друг друга на продавленном матрасе в  коммуналке на Ленинском проспекте блаженно-болезненной зимой с  восемьдесят четвертого на восемьдесят пятый...

   Подснежниками пахнуло, потому что разрыв наш, иррациональный  по сути своей, не изжит нами. Не воспринят, как данность. Это понять  мне самому себе тяжело и сложно: любить и выгнать. А тебе?.. И чем  сильнее любил тебя, тем непримиримее колготилась душа моя о закрытость  души твоей. Темнила ты. Неужели навсегда?

   Ну, зачем ты сбежала после майского дождливо-грязного  байдарочного похода в восемьдесят пятом? Ты можешь хоть себе на это  ответить? Это же было приглашение к танцу: дура, вернись! Но ты решила  иначе. Это был твой выбор. Как, незадолго перед тем, мой.

   Вот и сейчас. В январе позвонила и молчок. Встречи наши  успокаивают тебя месяца на два-три, продлевая семейный гомеостаз. Не  ново это: хороший левак продлевает брак. Но даже и на это ты решиться не  можешь. Ни жена, ни любовница. А ведь и то и другое подразумевает  упорядоченность во времени. А у тебя какие-то детские игры на уровне  восьмого класса. И если это так, то с этим пора уже кончать. В любую  сторону к определенности. Никогда не любил делить женщину с кем бы то ни  было.

   А лучше всего: влюбись в своего мужа и забудь меня. Для всех  это просто здорово бы было. Стала бы счастливой и отпустила бы мою душу  на покаяние: замаливать грехи не связанные с тобой. 

Не отвечаешь? 

И я  не отвечу. Не дано знать человекам, что хуже, а что лучше для грядущего -  ибо сие есть промысел Божий.

   Прощай. Не упивайся грядущими бедствиями. Жизнь прекрасна,  хотя бы тем, что она есть и другой на этой земле, про запас, не  предусмотрено. 

   А про горний мир знать нам ничего не дано, кроме того, что Бог есть любовь.

   Москва- -Тбилиси - Москва

   Март-май 1991г.