Хозяин

Мамант Старицкий

ХОЗЯИН

В середине семидесятых годов занесло меня в Алма-Ату с проверкой по Управлению. И появилась надобность быстро смотаться за город километров за семьдесят - передопросить свидетеля.

Посадил нас местный майор в свою "трёшку" и погнали.

Думали быстро управиться, но не рассчитали и припозднились. Обратно уже гнали "на всю железку".

И вот километрах в двадцати от столицы Казахстана, бывшей казачьей станицы Верной, за пригорочком проносится мимо нас тучная фигура, сидящая под пляжным зонтом и жезлом нам машет - полосатую палочку продать хочет.

Мы натурально внимания на него не обратили и дальше прём - некогда нам: жрать уже хотелось как из пушки.

Но минут через пять догоняет нас на мотоцикле щупленький милиционерчик (я вообще никогда не думал, что казахи такими худыми бывают). Прижимает он нас к обочине и заявляет авторитетно:

- Хозяин дороги приказал вернуться.

Разворачиваемся за мотоциклом.

Тормозим.

Под кафешным зонтом, не знаю уже где скоммунизженным или просто конфискованным, сидит в кресле гаишный старшина.  Этакое нэцке на полтора центнера живого веса. На голове вместо фураньки платок по углам узелками завязанный. Рубашка форменнтая до пупа расстегнута. Сапоги хромовые рядом стоят. А ноги у него, в завернутых калифе, в тазике с водой находятся. Жарко ему.

Сидит он этаким вальяжным богдыханом  и проповедь читаем нам с такой ленивой оттяжечкой, будто одолжение великое делает.

А мы все трое перед ним стоим, одетые как человеки гражданской национальности.

- Если бы ты, - это он майору местному, но русскому на вид, который за рулём сидел, - остановился сразу, то это тебе обошлось всего в червонец. А так как мне пришлось посылать за тобой своего нукера, то за это с тебя еще десять рублей. И так как ты не остановился сразу по команде, то еще десять. Итого сорок.

- За что сорок, - удивляемся, - По арифметике не сходится.

- А превышение скорости совсем не считаешь, дааа?

По моему характеру я бы эту сцену разыграл бы по полной программе. Здесь как в преферансе: сначала отдай чужие, и только потом отбирай свои.  Но начальнику моему в город не терпелось - материал к делу подшить и законные сто пятьдесят на грудь принять. Не дослушав "хозяина дороги", он молча вынул свои красные корочки и сунул их старшине под нос.

Мы с майором последовали примеру начальства.

"Хозяин дороги" увидев перед собой в раскрытом виде сразу три "ксивы" - подполковника, майора и лейтенанта... Хочешь верь, а хочешь не верь... Я больше никогда такого не видел.  Представь себе: сидит человек, тучный человек, пузатый человек на последней стадии "зеркальной болезни". Сидит прямо, гордо, ноги в тазу с водой перпендикулярно земле... И вот не меняя позы, не наклоняя корпуса, моментально оказывается коленями в том же тазу и всеми своими полутора центнерами жира растекаясь на песке обочины. 

С диким воплем:

- Хозяин, не увольняй! Всё отдам, только не увольняй!

Плюнули мы на него и в город поехали - жрать очень сильно хотелось.

В Управлении все дела по быстрому переделали и домой к майору поехали водку пить.

А у его калитка баран стоит верёвочкой к забору привязанный.

- Это ещё откуда? - вопрошаю.

- Это, наверное, хозяин дороги бакшиш прислал, - улыбается майор.

- И чего теперь? - это уже наш подпол начальственное непонимание включил.

- Теперь с него бешбармак делать будем. Ну или шашлык. Что вам больше нравиться.

- Так это что же... взятка? - подпол напряг мозговую мышцу и "внутренний кипятильник" включил.

- А что мне его теперь, на начь глядя, обратно этому старшине везти? - возражает местный майор. - так он откажется. Не мой баран, скажет и всё тут. И не соврет, между прочим. Он наверняка кого-то на этого барана штрафанул. И вся любовь. Да успокойся ты: баран здесь и за взятку-то не считается. Да и не к твоим же воротам его привязали. Кушать надо.

Но подпол хамство затаил. Полез потом в местный архив, где выкопал заявление собственноручное этого старшины.

Шидевр! Потом в Москве с него все Главное управление угорало.

"Начальнику ГАИ Алма-атинской области КазССР.

Прошу перевести меня с малой дороги на большую ввиду многосемейности и тяжелого материального положения".

Москва, 1994