Дао голубой реки

Мы люди Х* и поколенье П** – неразличимы в утренней толпе, одеты в общий  пёстрый макияж, плывем в волнах битья и бытия, расставив локти, чтобы  был простор, мечтаем очень сложно о простом, и, упрощая всё до пустоты,  виним кого-то в гибели мечты.

Мы, говорящий генный матерьял,  что на планете кто-то потерял давно когда-то, заварив бульон. Зачем, кто  знает, это сделал он. А может даже вовсе низачем, а так, случайно,  чем-то увлечен, быть может, для коллекции миры сбирал чудак какой-то в  те поры.

Мы, что своим сознанием горды, сожрём соседа в поисках  еды, воды, жены, осла и просто так, различия не знаем мы без драк, и  бьём сначала, каемся потом, страдая от печали животом, пьём аспирин для  заживленья ран и новости канала Намбер Ван.

Мы всё отдать готовы  за любовь, во всяком случае, о том поёт любой со сцены и с экрана и  вдвоём. Но за любовь всё меньше отдаём, и оставляем больше прав себе  пройтись как гость по избранной судьбе и дальше путь продолжить налегке и  не нести ответ ни перед кем. 

Ни перед кем, ни в чём и ни за что.  Висит в прихожей старое пальто, давно забытых судеб  раритет, как  человек, распятый на кресте. Наверное, беды и в этом нет, как нет беды в  движении планет, и звезд паденьи в жерла чёрных дыр, и турпоходах в  райские сады.

Как нет беды в неразличеньи зла, в раскраске  разноцветной на телах, в наличии одежды или без, в восторженном приятии  чудес. В конце концов – у всех одно лицо, доставшееся нам от праотцов. И  мы от них совсем недалеки в течении куда-то той реки, в которую нам  дважды не войти к грядущему забвенью на пути.  
 
Бежит вода, и облака бегут, и кто-то на высоком берегу глядит спокойно в голубую даль, где время протекает, как вода. 

В глуби его зрачков, на самом дне, останется ли память обо мне, носившем старомодное пальто? 

И различить смогу ли, кто был кто?

* - Икс 

** - Пе